Кейт Куинн - Хозяйка Рима

• Название: Хозяйка Рима
• Автор: Кейт Куинн
• Издательство: Вече
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5985-6

Юная рабыня Тея, принадлежащая дочери богатого римлянина Лепиде, влюбляется в красавца гладиатора. Однако счастью рабыни и гладиатора не суждено продлиться долго: хозяйка Теи, приревновав ее к гладиатору, разлучает влюбленных. Прошло время, и певческий дар Теи превратил ее в утонченную певицу для римской знати. Сама того не желая, Тея привлекла внимание самого императора Домициана. Безжалостный император, который в каждом видел убийцу, и не подозревал, что отныне его жизнь в руках очаровавшей его Теи.

«Хозяйка Рима» — невероятно успешный дебютный роман американской писательницы Кейт Куинн, за которым последовали еще два романа из римского цикла.

---

Я закончила петь, и в зале раздались жиденькие хлопки. Да, не слишком веселая собралась здесь сегодня публика. Впрочем, оно понятно. Я слегка настроила струны лиры, и в этот момент один из сенаторов обратился из-за стола к императору.

— Господин и бог, из Иудеи в последнее время приходят самые разные слухи. Неужели в Иерусалиме снова мятежи?

— Даже если это и так, их легко подавить, — император равнодушно пожал плечами. — Дух выходит из евреев слишком быстро.

За свою жизнь я наслушалась слов и похуже. Однако демон овладел мной.

— В твою честь, повелитель и бог, — нежно произнесла я с учтивым поклоном и, ударив по струнам, запела старую еврейскую песню, которую выучила еще в детстве.

Краем глаза я заметила, как император дернул головой, но я продолжила петь. С какой нежностью я проговаривала каждое еврейское слово, мои аккорды, казалось, трепетали в душном черном зале, как когда-то среди камней Масады.

Стоило в воздухе растаять последней ноте, как зал наполнился рукоплесканиями. Я улыбнулась, глядя императору в глаза.

— Певица, — произнес он, и его голос заглушил аплодисменты.

Я склонила в поклоне голову.

— Да, господин и бог.

— Твое имя?

— Афина, цезарь.

Он смерил меня оценивающим взглядом — таким обычно хозяин смотрит на раба. Он смотрел долго и пристально, и гости начали перешептываться.

Неужели я подписала себе смертный приговор?

— Подойти, — сказал он и протянул руку.

Я подошла.

— Садись.

Я села. Вернее, присела на край императорского ложа. Перешептывание переросло в гул голосов.

Император откинулся на подушки и окинул меня непроницаемым взглядом. Черные глаза — такие же черные, как и стены.

— Говори.

И я заговорила.

— Ты хорошо поешь.

— Благодарю тебя, цезарь.

— Это похвала не тебе. Это похвала богам, которые даровали тебе этот голос. Афина, зачем еврейке греческое имя?

— Мой хозяин решил, что оно мне подходит. По его мнению, оно звучит серьезно и торжественно.

— Что ж, он прав.

— Спасибо, цезарь.

— Я не люблю евреев.

— Ты не одинок в этом, цезарь. Их не любит никто.

— Почему же? Мой брат их любил. У него даже была любовница-еврейка, иудейская царица Береника.

— Ах да, золотой Тит и его еврейская шлюха. Или, как это виделось евреям, царица Береника и ее иноземный любовник. Мы всегда презирали ее за это.

— Евреи презирали Тита?

— А как ты думал? Ведьмы, как ты, надеюсь, помнишь, избранный народ. Он же был всего лишь император.

— Зато какой! Не зря же его прозвали золотым.

— Ты завидовал ему?

— Ты многое себе позволяешь. Хочешь вина? — Он предложил мне свой собственный кубок.

— Спасибо, цезарь.

К полночи гости уже не стесняясь смотрели на нас во все глаза. В течение целого часа император не обратился к ним ни с единым словом, предпочитая беседовать со мной. Голос его звучал ровно, я бы даже сказала, бесстрастно. Мой Бог вел свою собственную партию. Я с трудом отдавала себе отчет в том, что говорю. В течение разговора мы не раз встречались с Домицианом глазами.

— Афина. Это греческое имя Минервы. У меня в ее честь есть домашний алтарь.

— В честь богини мудрости? Как мудро, однако! Война и император всегда рядом, а вот мудрость вещь гораздо более редкая, цезарь.

— Ты должна обращаться ко мне «господин и бог».

— Неужели так тебя называют все?

— Моя племянница Юлия никогда не называла. Но она была исключением, в отличие от тебя.

— Хорошо, если ты настаиваешь, я буду называть тебя «господин и бог». Но не кажется ли тебе, что это замедляет беседу?

— Императору некуда торопиться.

— Как скажешь, господин и бог.

— Ты насмехаешься надо мной?

— О нет, господин и бог.

— Я не позволю рабыне-еврейке насмехаться надо мной. Можешь обращаться ко мне «цезарь». Скажи, теперь ты прекратишь свои дурацкие насмешки?

— Да, цезарь.

Два часа пополуночи. Развлечь нас вышла группа усталых жонглеров. Рабы внесли наскоро приготовленное блюдо — пирожные под черной глазурью. Я заметила, как собравшись за колонной, рабы разглядывали нас во все глаза. Гости смущенно ерзали на своих ложах, никто не решался первым подать голос, чтобы прервать нашу с императором беседу. Не могу сказать, чего мне хотелось больше, чтобы нас прервали или дали поговорить еще.

— Этот зал, почему он весь черный, цезарь?

— Чтобы моим гостям было страшно.

— Ты хочешь, чтобы твоим гостям было страшно?

— Это полезно. Я уважаю тех, кто умеет побороть в себе страх.

— Но ведь все боятся императора.

— Кроме тебя.

— То есть я прошла проверку на бесстрашие?

— На сегодня, да. Как ты считаешь, я должен тебя вознаградить?

— Моя подруга Клеопатра, наверняка, посоветовала бы мне просить у тебя украшений.

— Я не дарю женщинам украшения.

— Мне они в любом случае не нужны.

— Тогда чего бы тебе хотелось?

— Струн для моей лиры. Заморских, из кишок критских быков. Они самые лучшие.

— Я пришлю тебе их утром.

— Спасибо тебе, цезарь.

— Мне еще ни разу не доводилось дарить женщине бычьи кишки.

— Да, такое дарят не каждый день.

Четыре часа пополуночи. Пир уже давно должен был завершиться. Все зевали или дремали на своих ложах. Рабы стояли, устало прислонившись к стенам, и пытались не уснуть. Усталые музыканты извлекали звуки из своих инструментов, чаще всего те, что уже играли в самом начале пира. Еще больше народа собралось в вестибюле по ту сторону черного занавеса. Я заметила, что прибыл Ларций, а с ним встревоженная Пенелопа. Однако никто не решался покинуть дворец первым.

— Полагаю, ты слышала о смерти моей племянницы Юлии?

— Это страшная потеря для всего Рима, цезарь.

— Не надо говорить мне избитых фраз.

— Это не избитая фраза. Я однажды ее видела. Она произвела на меня впечатление доброй женщины.

— А когда ты ее видела?

— На ее свадьбе. Мне тогда было пятнадцать лет.

— Я не помню ее свадьбы.

— Ее брак оказался недолговечным.

— Она была… скажем так, с ней было забавно, когда она была в веселом настроении, что, однако, случалось нечасто. Как жаль, что ее больше нет. Мой астролог Несс говорит, что она не должна была умереть так рано. До сих пор все его предсказания сбывались.

— Говорят, будто она мечтала стать весталкой.

— Стать одной из этих вредных, высушенных старух жриц? Нет, ей не место среди них.

— Возможно.

— Она умела… поднять мне настроение. И вот теперь мне все подсовывают белокурых девиц, как будто она была моей любовницей. Идиоты, у которых один разврат на уме.

— Люди любят поговорить, цезарь. Какой толк иметь императора, если о нем нельзя распространять грязные слухи?

— Скажи, кто-нибудь из твоих бывших хозяев продавал тебя когда-нибудь за твой острый язык?

— Нет, обычно я предпочитаю держать его за зубами. Но ведь ты сам велел мне говорить.

— Верно, велел! Сам не знаю, что на меня нашло. Обычно я не люблю досужих разговоров. А любого, кто очернит память моей племянницы, я повешу.

— В таком случае тебе придется казнить сотни, если не тысячи невинных людей.

— Предателей.

— Невинных.

— Они все невинные, когда мертвые.

— То есть спорить с тобой бесполезно?

— Именно.

Рассвет. Большая часть гостей уснула на своих ложах. Остальные, с красными глазами и в мятых одеждах, от нечего делать доедали засохших устриц. Юный раб в черной тунике дремал, стоя у стены, склонив голову на графин с вином. Даже Ларций, и тот клевал носом в вестибюле.

Наконец император поднялся с ложа. Гости тотчас встрепенулись и открыли глаза. Домициан отвел от меня темные глаза, и я тотчас почувствовала, насколько устала за эту бесконечную ночь.

— Великолепный вечер, — весело произнес Домициан, обращаясь к присутствующим, и, даже не обернувшись в мою сторону, вышел из зала.

Взгляды всех до единого присутствующих обратили в мою сторону. Не иначе как гости пытались понять, что он во мне нашел. В том, что император проявил интерес к певице, не было ничего из ряда вот выходящего. Странно другое: почему он просто не велел мне прийти к нему после пира. Как это не похоже на Домициана: заставлять именитых гостей ждать, пока он завершит беседу с рабыней. Да что там! Даже просто вести с ней беседу! Ведь не для кого не секрет, что женщины ему нужны только в постели. Беседы с ними не в его духе.

Тем не менее он проговорил со мной добрую половину ночи, как будто в целом мире, кроме меня, никого не было. Внезапно я оказалась в центре всеобщего внимания. Вид у гостей был сонный, что, однако, не мешало им сгорать от любопытства.