Джеймс Эйтчесон - "Верный меч"

• Название: "Верный меч"
• Автор: Джеймс Эйтчесон
• Жанр: Языкознание

Англия, год 1069. Глазами нормандского рыцаря Танкреда Динана показаны события, предшествовавшие знаменитой операции Вильгельма Завоевателя, позднее названной "Опустошением севера".

---

Я посмотрел через стол в серые глаза Уэйса. Мне пришла в голову та же мысль, но я сразу же отогнал ее, потому что очень не хотел в это верить. Может быть, Мале вовлечен в заговор с участием жены Гарольда?

-Мы ничего не знаем, - сказал я Уэйсу. - У нас нет ни единого доказательства. Только подозрения.

-Знаю, - ответил он. - Потому и помалкиваю.

-О чем? - Спросил Эдо.

Я взглянул на Уэйса, размышляя, кто из нас должен произнести эти слова. Он обреченно вздохнул и понизил голос до шепота:

-Мале может оказаться предателем.

Эдо вздрогнул.

-Предателем? - Повторил он слишком громко на мой взгляд.

Я толкнул его локтем и потянул за рукав.

-Есть одно обстоятельство, которое может иметь значение, - сказал я и вдруг запнулся, не зная, стоит ли продолжать.

Но они смотрели на меня выжидающе; если я не расскажу, они будут знать, что я что-то скрываю, а я превыше всего нуждался в их доверии.

-Что это? - Спросил Уэйс.

Я попытался припомнить все, что рассказывал мне Гилфорд на корабле.

-Кажется, задолго до вторжения Мале был большим другом Гарольда Годвинсона, - сказал я. - Он получил землю в Англии от старого короля, Эдуарда, и большую часть времени проводил в этой стране. До тех пор, пока король не умер, и Гарольд не украл корону. Тогда он вернулся в Нормандию, чтобы присоединиться к герцогу Гийому.

-Он знал узурпатора? - Спросил Уэйс.

-И он действительно наполовину англичанин, а? - Пробормотал Эдо.

-А теперь он отправляет послание вдове Гарольда, - подвел итог Уэйс. - Что все это значит?

-Это может не значить ничего, - сказал я. - Их дружба была прервана, когда Гарольд решил захватить королевство. Какой бы ни была любовь Мале к англичанам, он похоронил ее под Гастингсом.

-Хотя до сих под его дом заполнен английскими слугами, - заметил Эдо. - Есть Гилфорд и Вигод, наверняка найдутся и другие.

Это было верно, и тоже было частью головоломки. Но еще больше меня беспокоил один вопрос: разве мог Гилфорд рассказать мне историю разорванной дружбы, если бы знал, что его господин замыслил предательство? Это не имело смысла.

-Если бы мы знали, что содержит сообщение, то не сомневались бы, - сказал я. - Но священник молчит, как рыба.

-Он должен хранить послание в своей комнате, - предположил Эдо.

-Или в голове, - возразил Уэйс. - Тогда у нас нет никакого способа узнать.

Внезапно я вспомнил о свитке, который Гилфорд выронил у дороги, как резко изменились его манеры, когда я поднял его.

-Нет, - сказал я. - Письмо существует.

-Ты уверен? - Спросил Уэйс.

Чем больше я думал, тем сильнее убеждался в своей догадке. Чем еще мог быть тот пергамент?

-Я видел, как он выронил его по дороге сюда.

-Если бы мы могли взглянуть на него, прежде чем оно попадет к этой Эдгите, - сказал Эдо.

-Уверен, он не оставит письмо без присмотра, - ответил Уйэс.

-Но ты узнал бы его, если бы увидел? - Спросил Эдо.

-Возможно. - Я представил грубые края свитка и кожаный шнурок, завязанный крепким узелком. В нем не было ничего особенного, никаких отличительных признаков. - А тебе зачем?

-Думаю, он уже спит, как сурок, - сказал Эдо, понизив голос. - Мы должны пробраться в его комнату и найти письмо.

-Ты предлагаешь нам украсть его?

Как бы ни был я зол на Гилфорда, эта мысль наполнила меня отвращением. В конце концов, Мале отдал его под мою защиту. Я дал ему клятву перед лицом Бога, и не мог нарушить ее.

Эдо пожал плечами.

-Что, если мы ошибаемся насчет священника, Мале и всех остальных? - Действительно, если мы поступим так, как он предложил, а наши подозрения окажутся ложными, я стану клятвопреступником - Нет, должен быть другой способ.

-Знает ли еще кто-нибудь об Эдгите, как думаете? - Спросил Уэйс. - Я имею ввиду Годфруа, Радульфа и Филиппа. Вы видели, как они отреагировали на ее имя.

-Я на них не смотрел, - признался я.

-Я тоже, - сказал Эдо.

-Интересно, - продолжал Уэйс. - Если они служат у Мале достаточно долго, возможно, они знают, кто она такая, и что у нее за дела с их лордом. И тогда они могут иметь некоторое представление, что за сообщение мы привезли.

-Может быть, - согласился я. - Но помните, в Лондоне они желали только побыстрее вернуться в Эофервик. Если бы они знали, что поездка в Уилтун так важна, они не ворчали бы.

-И то правда, - сказал Эдо. - Это капеллан напомнил им, какую задачу они должны выполнить в первую очередь.

-И я, - вздохнул я.

-И ты, - добавил он с улыбкой. - Ты и твое чувство долга.

В другой раз я бы рассмеялся, но в тот вечер настроение было совсем паршивое. Фигура у очага пошевелилась, Бургинда фыркнула и покачнулась на табурете; я видел, как задрожали ее веки, как с тяжелым вздохом она пытается открыть глаза.

-Я надеюсь, что скоро все прояснится, - сказал я.

26

Уилтун лежал передо мной в тишине и темноте. Я стоял, опираясь на один из столбов плетеного забора. Тонкая полоска месяца висела среди обрывков облаков; сотни звезд были щедро рассыпаны в ночном небе.

Единственным источником света был дормиторий монахинь, где сквозь щели дверного проема просачивалось слабое свечение. Один из постулатов Святого Бенедикта, заложенный в правила монастырского уклада, гласил: пусть огонь горит в доме братьев и сестер в течение всей ночи, символизируя вечный свет Господа нашего. И потому для тех, кто пренебрег своей обязанностью, кто заснул, когда пришел их черед смотреть за очагом, и позволил пламени истощиться и умереть, были предусмотрены самые суровые наказания. Я знал это слишком хорошо.

*

Мне вспомнилось то раннее морозное утро, когда я стоял перед двумя братьями: отцом циркатором (3) с фонарем, который обнаружил меня, и вторым, который с потемневшим от гнева лицом произносил слова осуждения. Я даже мог вспомнить толпу монахов, собравшихся вокруг, свидетелей моего позора. И я помнил мои мольбы к милости Божией, когда они пороли меня, снова и снова опуская розги на мою спину, с каждым разом все сильнее, пока наконец не оставили меня, дрожащего и окровавленного, одного на холодной земле.

В тот раз я не впервые был избит за свои грехи, но я был полон решимости сделать эту порку последней. И потому я сбежал.

Конечно, мне пришлось подождать подходящего момента. Весь следующий день и ночь я был очень внимателен, чтобы не допустить новых ошибок, за которые меня могут наказать снова, и ждал своего времени. Но на следующую ночь при свете полной луны я решил воспользоваться шансом на побег. Дождавшись, когда монахи разойдутся по своим постелям, я выскользнул из дормитория, тихо проскочил через двор мимо кузни и конюшни, надеясь не столкнуться в циркатором во время его ночного обхода. Сторожка охранялась, я знал это, поэтому я направился к северной стене и корявому старому дереву, росшему рядом с ней - дубу, который по слухам стоял там еще до основания монастыря двести лет назад.

Я уже добрался до лазарета, когда услышал голоса. С бьющимся сердцем, я скорчился в углу за старыми корзинами. Круг света от фонаря падал на землю, и я затаил дыхание, боясь быть услышанным. Грубое бурчание циркатора разносилось по двору, он беседовал с монахом, голоса которого я не узнавал. Свет становился ярче, они приближались.

Мне надо было подождать, пока они не пройдут, и, скорее всего, они не заметили бы меня. Но я запаниковал. Решив, что сечас меня обнаружат, и все будет потеряно, я решил бежать.

Почти сразу я услышал крики за спиной, циркатор желал узнать, что я так поздно делаю во дворе, но я не останавливался, пока не достиг старого дуба и не начал быстро взбираться по ветвям. Я слышал, как их ноги шуршат в траве, но уже прополз по одной из ветвей, перелез через стену, обдирая о камень ладони и колени, и упал вниз на другой стороне. А потом я побежал вниз по склону к берегу реки. Конечно, они пытались преследовать меня, но я был быстрым тринадцатилетним мальчишкой, которому было легко затеряться с темноте, и вскоре их крики затихли далеко позади. Добежав до леса, я рухнул на землю. Я истратил на побег все силы и к тому же был голоден, но я знал, что наконец сделал это; я знал, что никогда больше не вернусь обратно.

Через несколько дней я встретил Роберта де Коммина и встал на свой жизненный путь.

*

Эту историю знали всего несколько человек. Теперь из них всех в живых остались только Уэйс и Эдо. И даже теперь, после стольких лет, мне вдруг стало стыдно за то, что я оставил ту жизнь, хотя я не понимал, почему.

Издалека доносилось мычание скота: одному длинному печальному крику вторил другой, затем третий и четвертый, разносясь по всему монастырю. Я знал, что Бургинда стоит у меня за спиной, наблюдая с порога. Она пыталась остановить меня, когда увидела, что я надеваю плащ. Возможно, она решила, что я собираюсь навестить молодых монахинь - хотя, если бы мне приспичило, вряд ли она смогла задержать меня. Но я вышел совсем не за этим. Моя голова гудела от множества различных мыслей, они перепутались, словно нити десятков клубков, и я нуждался в одиночестве, чтобы привести их порядок.