Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

• Название: По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
• Автор: Александр Филимонов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0216-3

О жизни и деятельности великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо рассказывает роман писателя-историка Александра Филимонова

---

И тогда Роман решил повиниться перед тестем. Он заставил себя это сделать, считая, что если покаяние принесет ему мир, столь необходимый для передышки, то Бог с ним, с позором. Судьба должна дать ему еще одну возможность собраться с силами, а случай использовать свои силы наверняка представится. Роман ненавидел Рюрика, может, даже больше, чем всех остальных. Но он также и хорошо знал своего тестя, знал, что тот запальчив, но отходчив и всегда готов откликнуться на доброе слово, забыв старые счеты. В этом он имел пусть небольшое, но сходство со знаменитым братом своим, покойным Мстиславом Храбрым.

Роман немедленно вернул супругу из монастыря, где она лила слезы, помог ей эти слезы осушить, обласкал и утешил нелюбимую женщину, возвратил ей все права княгини. В Киев было отправлено сразу два посольства — одно к Рюрику, другое к митрополиту Никифору, который и начал ходатайствовать за Романа перед Рюриком. И киевский князь не устоял! Он совершенно простил Романа и даже, в свою очередь, начал хлопотать за него перед великим князем, уверяя того, что Роман искренне раскаялся и не желает проливать зря ни своей, ни чужой крови.

И Всеволод Юрьевич решил простить Романа, позволил даже Рюрику в утешение подарить ему половину Торческа — того самого города, из-за которого все и началось. Казалось бы, великому князю пора прекратить прощать такие поступки. Но Всеволод Юрьевич рассудил по-другому. Прежде всего, он не простил самого Рюрика и не забыл ему своеволия. В князе Романе же великий князь сумел разглядеть ту силу, что будет служить ему. Разбуженная алчность и уязвленная гордость Романа никуда не исчезли, они только затаились до поры, и когда такая пора придет, великий князь спустит Романа, как цепного пса, на Ростиславичей — Рюрика и Давида, никак не желавших примириться с главенством Всеволода. Ссоры с ними, видимо, еще предстоят, может дойти до применения силы, воевать с родственниками — грязное дело, вот и пусть оно делается грязными руками князя Романа Мстиславича Волынского.

Итак, с Романом было на время улажено. Но теперь, раз уж к войне были сделаны все приготовления, следовало усмирить Ольговичей, которые, судя по тому, как Ярослав сочувственно отнесся к предложению Романа захватить Киев, все еще не перестали мечтать о возвращении древней столицы.

Ольговичи — не чета злокозненному Роману, с ними надо было сразу договариваться обо всем и постоянно держать их под пристальным надзором. Великий князь, Рюрик и Давид, вооруженные, требовали от Ярослава признать Киев за Мономаховым родом и никогда не домогаться его, а также Смоленска, к которому Ольговичи все время протягивали руки. В сущности, это было предложение длительного мира, мира на долгие века. Русь должна быть поделена, договор скреплен целованием креста и мечи вложены в ножны. Требование Мономаховичей было особенно убедительно тем, что оно было подкреплено стоявшими возле черниговских пределов железными полками великого князя и Давида, а также дружиной Рюрика и ордами половцев, согласившихся ему послужить.

Но все же Ольговичи были Ольговичами, и их было нелегко ни убедить, ни испугать. Ярослав, Игорь Святославич, их взрослые дети, дети покойного Святослава — это была многочисленная рать, связанная общей гордостью, непокорным мятежным духом. «Мы готовы блюсти Киев за тобой или за Рюриками, — велели они передать великому князю, — Но если ты желаешь нас навсегда удалить от престола киевского, то знай, что мы не венгры, не ляхи, а потомки государя единого. Властвуйте, пока вы живы. Когда же вас не будет — древняя столица да принадлежит достойнейшему по воле Божией!» Таков был ответ Ольговичей, охваченных небывалым единодушием перед угрозой со стороны великого князя.

Война казалась неизбежной. Всеволод, считавший, что его воинская сила окажет на Ольговичей успокоительное воздействие, продолжал грозить им; войдя в черниговские земли, он продвигался к Трубчевску и Новгороду Северскому. Рюрик повел половецкую орду на Ярослава. Й в это время Ярослав прислал к великому князю послов, которые передали, что во имя мира и во исполнение воли Ярослава Великого, много лет назад поделившего Русь между сыновьями, Ольговичи соглашаются на договор с Мономаховичами и просят увести войска, а взамен посылать в Чернигов большие посольства для составления и скрепления договора.

Первым на мирные предложения Ольговичей откликнулся Рюрик. Он сразу начал рассчитываться с наемными половцами, отчасти возмещая им то, что они надеялись взять сами. Пришлось тряхнуть киевской казной, и хоть она была пустовата, Рюрику удалось собрать столько серебра, что это удовлетворило орду. Она ушла. Великий князь тоже стал отводить свою рать, хотя ни на единый миг не поверил в миролюбие Ярослава.

Пока Рюрик, довольный тем, что война не состоялась, уверял черниговского князя в своих дружеских чувствах и в знак примирения на вечные времена обещал выпросить у брата Давида город Витебск, сделав его вотчиной Ярослава, великий князь отвел войско и начал ждать, что будет дальше.

Всеволод Юрьевич решил прибегнуть к такому ожиданию, потому что это напоминало ему половецкий способ ведения войны. Давно это было — еще когда стояли на Колокше друг против друга два войска — Всеволода и Глеба, а в стороне расположились половцы, которые не хотели принимать ничью сторону, а желали быть только сами за себя. Они как бы предоставляли русским возможность сразиться друг с другом, чтобы потом напасть на ослабленного победителя.

Помнится, тогда Всеволод был возмущен коварством половцев. Он жаждал битвы, и эта битва казалась ему единственно возможным путем достижения справедливости. Юный великий князь воображал, как вся Русь с восторгом следит за сверканием его меча.

Со дня той битвы утекло много времени. Великий князь многое стал видеть другими глазами. Теперь половецкий способ, кстати, выработанный половцами в русских междоусобицах, казался великому князю не таким уж неприменимым, если дело идет о сохранении его великокняжеского могущества и влияния. Можно не поверить Ярославу и вступить с ним в бой, но драться-то будешь за Рюрика, который еще недавно готов был предать и еще много раз будет готов к предательству. Будешь защищать Давида, ненавидящего тебя и сильную, процветающую твою державу.

Так, может, стоит поберечь силы и не делать того, что могут сделать другие?

Великий князь принял меры для обороны своих границ, отправил Ярославу в Чернигов уверения в дружбе и вернулся к своим повседневным делам. Из Чернигова до Киева и Смоленска было гораздо ближе, чем до Владимира.

Глава 37

Великий князь женил сына Константина, когда с Ольговичами был заключен устный договор о взаимном ненападении. Предоставив Рюрику и Давиду договариваться о передаче Витебска Ярославу, Всеволод Юрьевич, словно бы не заботясь об их делах, целиком посвятил себя женитьбе старшего сына. Константину исполнилось десять лет, и хотя он выглядел юношей, конечно же был еще мальчиком. Однако великий князь рассудил: чем раньше Константин женится, тем больше у него будет времени привыкнуть к юной жене и начать осознавать себя по-настоящему взрослым. Сам Всеволод Юрьевич был немногим старше сына, когда женился на Марье, и теперь считал, что ранний брак — самый лучший, потому что оба юных супруга, подрастая вместе, станут как бы одним нерасторжимым целым.

Княгиня Марья браку своего любимого сына не противилась, хотя легко согласилась бы с тем, что жениться Константину пока рановато. Жить юной чете надлежало во Владимире, в княжеском дворце им были предоставлены просторные покои, а это значило, что сын по-прежнему останется под крылом матери. И еще княгиню Марью утешало то, что ей нравилась невеста Константина — внучка смоленского князя Романа Агафья. Чем-то она напоминала Марье ее собственную дочь, скончавшуюся во младенческом возрасте Сбыславу. Такая же улыбчивая, спокойная и хорошенькая — как ангелок. Марье казалось, что Константину такая жена очень подойдет.

Сам же юный княжич к своему браку относился как к некой игре, в которую ему, может, не хотелось бы сейчас играть, да заставляют, и отказаться нельзя. Мать разрешила ему тайком поглядеть на невесту, когда ту привезли из Смоленска, но Константин никак не выразил своего отношения, только взглянул на княгиню Марью и кивнул. Эту девочку он не мог представить рядом с собой никак — ни подружкой, ни женой. А его делах, казавшихся Константину вполне взрослыми, — в занятиях с дружиной, в управлении своим хозяйством, в звериных ловлях, до которых он стал большой охотник, — подружка ему была не нужна, а больше ничего в связи с Агафьей ему в голову не приходило.

Тем не менее Константин даже с каким-то любопытством отнесся к свадебному обряду. Торжественная поездка в церковь, когда множество знатных и богатых горожан, а также простого люда приветствовали по дороге своего княжича, показалась Константину новым подтверждением его растущей значительности и княжеской власти. Даже невеста, покрытая золотым расшитым покрывалом, была совершенно к месту. И он охотно взял ее за руку, когда потребовалось, и произнес какие нужно слова, глядя в добрые глаза епископа Иоанна, венчавшего их.