Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо

• Название: По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
• Автор: Александр Филимонов
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-7632-0216-3

О жизни и деятельности великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо рассказывает роман писателя-историка Александра Филимонова

---

Когда закончились свадебные торжества, старшие сыновья разъехались — кто в Ростов, кто в Суздаль. Ярослава, заметив в нем совсем не сыновнее влечение к мачехе, великий князь услал в Юрьев — подальше с глаз, но без гнева. Снова начались будни, навалились дела.

По-прежнему единственными осязаемыми врагами Всеволода были Глебовы внуки — Изяслав и Михаил, они непрестанно тревожили владимирские границы, после того как были разбиты Георгием, сумели оправиться и своими малочисленными дружинами, способными быстро передвигаться и бесследно исчезать в лесах, причиняли немало бед селам и небольшим городишкам. Тем обиднее было — великий князь, перед которым дрожали сильные мира сего, терпел ощутимые неудобства от столь ничтожного противника, словно лев, кусаемый надоедливой блохой. Другие враги — Чермный и князья северские — были слишком заняты утверждением старшинства среди Ольговичей, и с ними можно было жить не воюя.

Всеволод Юрьевич, оставив, как в старые времена, дома ожидающую его княгиню, возглавил войско и повел его на Глебовичей. На этот раз он действовал решительно и быстро, не дал Глебовичам закончить дело миром, разбил их дружины и пленил обоих князей. Они были присоединены к другим несчастным рязанским мужам, содержавшимся в Петрове — городе близ Ярославля.

Победоносная война, занявшая всю зиму, требовала от великого князя следующего шага, доказывавшего миролюбие и любовь к общему спокойствию. Искать мира все еще было его потребностью. Великий князь решил замириться с Ольговичами.

Это сделать было непросто — слишком все перепуталось в Южной Руси. Чермного можно было бы ублаготворить Киевом, но там сидел Рюрик, который сумел извлечь уроки из своих несчастий и за короткое время сколотил порядочную дружину. И всегда был готов сам ее возглавить. Сложным представлялось и положение с днепровскими городами: когда-то они принадлежали великому князю, оспорившему их у Романа Галицкого, потом Рюрик объявил их своими, как все тогда считали — временно, пока великий князь не восстановит свои права и не заберет города обратно, но забрал их у Рюрика не он, а Чермный. Чьи же теперь днепровские города? Этот вопрос мог стать весьма спорным. А ведь еще был Переяславль, давняя вотчина Мономахова дома, а в Переяславле Чермный посадил своего сына, изгнав Ярослава Всеволодовича. Так что прежде чем заключать мир, надо было все тонко рассчитать и точно взвесить, где-то нажать, где-то уступить, стараясь не задеть ничьих притязаний, ничьей чести.

Ясно было только одно: начинать мириться следовало первым. Великий князь решил действовать через митрополита киевского Матфея — он был недавно поставлен в Киев из Константинополя, еще не попал в зависимость от князей, не имел широкой известности и должен был обрадоваться возможности участвовать в примирении враждующих сторон — Ольговичей и Мономаховичей. Митрополиту Матфею в случае успешного завершения дела досталась бы слава миротворца, всегда столь желанная духовным владыкам. Великий князь пригласил митрополита к себе, тот вскоре приехал, и начались долгие переговоры.

Всеволод Юрьевич принимал митрополита Матфея ласково и радушно. Прибытие главы русского духовенства было с радостью встречено и владимирскими горожанами — целые толпы собирались возле княжеского двора, желая увидеть владыку и получить из его руки благословение. Он по нескольку раз в день выходил к народу и благословлял всех, никого не пропуская, и даже не сердился, когда замечал, что некоторые ухитрялись подходить к нему по нескольку раз — для надежности, и, как они, наверное, думали — для большей крепости митрополичьего благословения.

Растроганный таким приемом, Матфей, однако, умел проявить в переговорах с великим князем достаточную настойчивость и твердость. Самым трудным, конечно, оказался вопрос о Переяславле. Надо было заставить великого князя забыть обиду, простить Чермному наглое изгнание Ярослава. А Всеволод не хотел ее просто так забывать, держа в запасе как убедительный довод своей правоты в споре с Чермным.

Митрополиту Матфею пришлось поездить — от великого князя к Чермному, от Чермного к Рюрику и снова во Владимир. Условия мира обговаривались долго, но в конце концов все пришли к соглашению.

Никто заранее не мог себе представить условий, на каких это соглашение было заключено. Ради того, чтобы сесть в Киеве, Чермный решился на шаг, от которого должны были перевернуться в гробах все предки его, а нынешние Ольговичи — порвать с ним все родственные отношения. Но предки, в сущности, мало беспокоили Чермного, а те из Ольговичей, которые могли в случае надобности померяться с ним силами, были заняты дележом Галицкого княжества и борьбой друг с другом. Прочие же боялись Чермного и не решались возразить ему. В обмен на Киев Чермный отдал Чернигов — древнюю вотчину Ольговичей. Рюрику нравилось быть киевским князем не меньше Всеволода Святославича, но ради возможности достичь невозможного — сесть на черниговский стол — он согласился на такой обмен. На радостях Чермный отказался от Переяславля, возвратив его великому князю. Те пять днепровских городов, из-за которых началась когда-то война, тоже остались за Всеволодом Юрьевичем. На том были составлены грамоты, скрепленные клятвами и целованием креста.

Итак, мир был установлен. Чтобы еще больше его упрочить, великий князь предложил средство, хотя и не всегда помогающее, но употреблявшееся достаточно часто, — поженить детей. Тем более что князю Георгию давно настала пора жениться. И тут Чермный не стал возражать — прислал во Владимир свою дочь. Она стала женой Георгия. Звали ее, по какому-то случайному совпадению, так же, как и жену князя Константина, — Агафьей.

Глава 45

Все чаще беспокоила боль в груди. Великий князь уже научился чувствовать ее приближение, но ничего не говорил об этом ни жене, ни детям — переживал приступы боли в одиночестве. Это походило на некую игру со смертью: ждешь ее прихода, не веря, что она придет окончательно. Он, лежа в темноте спальни, готовился к боли, заранее зная, какое облегчение настанет с ее уходом. Да и сама боль стала немного другой — сердце теперь сжимала не прежняя жесткая и когтистая лапа, а будто слабая ручка ребенка — может, кого-то из умерших его детей? Приступ, начавшись, отуманивал сознание, а когда оно вновь прояснялось, великий князь вспоминал о чем-то непонятном, что он видел, теряя сознание: он стал думать, что это ему было позволено на краткий миг заглянуть туда, куда не заглядывают, а сразу безоговорочно уходят. Наслаждаясь после очередного приступа легкостью и покоем, наполнявшими тело, он жалел, что не смог ничего толком рассмотреть, никому там ничего не успел сказать. Едва ли не ждал нового случая, чтобы на этот раз суметь воспользоваться оказываемой ему кем-то милостью.

Он не боялся, потому что это оказалось совсем не страшно. Ведь боязнь — от незнания, а тот, кто знает, как все происходит, тот даже смерть может принять как очередной подарок от жизни.

Все, что происходило с великим князем, заставляло его готовиться к уходу по-настоящему. Он оставлял после себя огромное наследство и должен был успеть им распорядиться.

Наследником великого князя, конечно, надлежало быть князю Константину, как старшему. Всеволод Юрьевич послал за ним в Ростов, собираясь по приезде Константина подвести владимирский люд под присягу новому великому князю. В Ростове Всеволод Юрьевич собирался посадить Георгия. Таким образом, оба старших сына должны быть довольны: Константин становился великим князем во Владимире и Суздале, а Георгий получал обширный и богатый ростовский удел. Это решение должно было обеспечить мир между ними, а значит, и мир по всей Владимирской земле. Князь Георгий, первым узнав о воле отца, выразил согласие ей повиноваться. Оставалось дождаться Константина — Всеволоду Юрьевичу хотелось поскорее завершить все необходимое, что связано с передачей великокняжеской власти, чтобы без помех дожить свою новую, как ему представлялось, третью по счету жизнь.

Первая жизнь его осталась далеко — в детских и юношеских годах, полных скитаний и надежд, удивления и разочарований, жаркой ненависти и нежной любви. Это было время, когда все происходит впервые, и потому события этой первой жизни так ярко и навсегда запоминаются. Сердечные порывы определяли тогда поступки и мысли юного Всеволода.

Вторая жизнь началась, когда Всеволод стал великим князем. Теперь руководителем его и помощником должен был стать — и стал — его ум, трезвый и расчетливый, хитрый и осторожный. Ум помог великому князю стать сильнее всех, победить врагов, укрепить свою власть. Умом своим великий князь гордился, любил его и дорожил им. Ни удаче, ни чьей-то помощи, а только уму он был обязан тем, что вторая его великая жизнь была такой долгой и значительной.