Александр Гера - Набат

• Название: Набат
• Автор: Александр Гера
• Издательство: Издательство АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 1998

Этот роман, написанный живым, образным языком, трудно отнести к жанру политического триллера, детектива или антиутопии, хотя в нем присутствуют все элементы этих жанров. Роман реалистичен, герои его узнаваемы, события предсказуемы, и читается он на одном дыхании. Будущее и настоящее, прошлое и виртуальное настолько сплелись в остросюжетную нить, что трудно отделить вымысел от истины. Это роман-предупреждение. Это НАБАТ.

---

— Выяснил, — сказал Момот, как отвечают докучливым детям. — Это необратимый процесс счисления при определенном расположении звезд. Так называемое Око беды. В него попал самолет, в нем находится Чернобыль и мифический Аваддон. Я понятно изложил?

— Вполне, — без иронии кивнул Иван, хотя мало что понял. Но главное он уяснил: Момот обязательно сообщит, если точно установит место Аваддона на карте.

Хозяин же подумал, что это ровным счетом ничего не изменит.

— Нескромный вопрос у меня, Георгий Георгиевич, — сказал Иван, принимая из рук хозяина чашку с чаем. — Из-за чего вы поссорились с Трифом?

— Из-за коней Апокалипсиса. Он считал их религиями, я же склонен видеть их в семи печатях, вынося впереди Талмуда Зенд-Авесту огнепоклонников и Ригведу индуистов. Таким образом, мы имеем шесть неязыческих религий: зороастризм, индуизм, буддизм, иудаизм, ислам и христианство. И стоим на пороге седьмой. После ее возникновения нам останется полчаса, чтобы собрать пожитки перед всемирным катаклизмом.

— Хорошенькое напутствие, — почесал затылок Иван. Хозяин усмехнулся такой простоте.

— Да, кстати, — добавил он. — Обратный отсчет начался в 1987 году.

— Вы хотели сказать, в 1986-м? С Чернобыля?

— Я не ошибаюсь, молодой человек. Чернобыль случился после третьей трубы. 1987 — число магическое, ключевое…

3 — 16

Неожиданность подразумевает вовсе не случайность и не стечение обстоятельств, а ход событий, который кто-то проигнорировал в самом начале событий и загодя не подстелил соломки. Всему есть начало и конец, и когда средства массовой информации сообщили о неожиданном землетрясении на одном из островов Большой Курильской гряды, оно явилось неожиданным для мирно спящих людей, а природа готовилась к нему заранее. Подсчитали убытки, разгребли развалины, схоронили погибших и между прочим вспомнили, что японские сейсмологи за три месяца до трагедии предупреждали русских коллег о необычном оживлении в зоне Б, о хаотических толчках на дне Японского моря и спорадической подвижке шельфа в северо-восточной части. Уже после землетрясения они подсказали, что следует ожидать новых толчков в прежнем регионе, после чего можно установить направление зоны сейсмической неустойчивости. И как бы это все не двигалось в сторону Приморья, Сибири, Урала…

А еще как бы не ожили потухшие вулканы…

А кроме того, как бы потопа не случилось…

Пугают, уверенно решили в Кремле. Зарятся япошки на Курилы, на Приморье, на Сибирь до Урала, вот и пугают. На всякий случай предупредили пограничников бдить усиленно.

До маленького островка, где бдил службу пограничный наряд из трех человек, так и не дотянулись. У тех рация не фурычила, да и кому это надо? Солдат спит, служба идет. А на островке никого, кроме поста, не было и вулкана как такового не водилось — так, горушка конусом, до половины заросшая орешником. Так вот когда солдат спал, а служба шла, горушка превратилась в орудие. Грохнуло за милую душу, багрово оторочив край ночи. В помещении поста повышибало стекла, градом каменных осколков снесло навес, где пост питался в теплое время, и каменюкой убило пограничную козу. Козлята остались без матери, солдатушки без молока, а горушка без верхушки. Это и обнаружили пограничники, едва рассвело. Поглазели, посудачили, пожалели козлят, на завтрак доели останки матери и твердо решили после еды починить рацию. Пахло жареным, пора связываться с заставой на соседнем большом острове, куда обычно добирались катером за харчами. Воткнули на место проводок, который периодически вынимали, чтобы начальство не докучало: «Алле, алле, первый, я второй, сидим, бдим…»

— Сматывайтесь! Мать вашу! — последовала неуставная команда, едва старший поста сообщил о превращении горушки в пушку.

Засуетились, забегали под жалкое блеяние козлят, и тут выяснилось, что огромный осколок горушки вонзился точно в моторное отделение катера и тот попросту притоп на мелководье. Тогда и пожалели козла, которого съели неделю назад без повода, а со скуки. Пожалели, посудачили о нравах природы и увидели дымок над бывшим конусом горушки. Обсудить явление времени не осталось: остатки горушки будто размазались по небу, и наступили сумерки.

Островок провалился в воду за несколько секунд. В образовавшуюся дыру свалилась водная масса, а оттуда вырвался громадный водный столп. Он опадал дольше, чем проваливался островок; образовалась гигантская волна и покатила к берегам Приморья.

А япошки предупреждали…

Для приморских жителей стихийное явление, как всегда, оказалось неожиданным. Цунами докатилась до Владивостока, но разбилась об острова, и в бухту Золотой Рог ворвались только жалкие остатки мощного вала. Однако их хватило, чтобы покурочить суда у причалов и сами причальные сооружения. И на том спасибо. В городе успокоились. Зато чем дальше от Владивостока на север, тем больше разрухи причинила обвальная водная стихия: побережье в считанные часы превращалось в необитаемое, как во времена нашествия чжурчженей.

И это еще не все, подсказывали коварные япошки, ждите земных подвижек до самой Москвы…

На северной оконечности Приморья, у поселка Самарга, первая же тридцатиметровая волна чище бритвы «Жиллет» срезала огрехи человеческой деятельности вместе с ее творцами, а красный флаг поселкового комитета партии обнаружили после далеко в тайге. Что удивительно, рядом с флагом на сосне висели остатки брючной мотни секретаря партийной ячейки вместе с содержимым внутри. А ведь как не хотел человек избираться, как отбрыкивался, и вот на тебе: ни за что, ни про что исчез.

Досужие журналисты, центральные и местные, бросились обследовать места событий. Много писалось о непредсказуемости стихии и ничего о коварных япошках, о героическом восстановлении рыбозаводов и помалкивали о пророчествах косолядых. Более говорливые представители Центрального телевидения пытались пробить тему на очередном заседании пресс-клуба, пробили, но высказаться не успели: в ноль-ноль часов тридцать минут канал переключился для трансляции всенощной в храме Христа-спасителя, и событие это оценивалось более знаменательным, чем досужее чесание языков в пресс-клубе, потому что поползли слухи, будто храм заваливается набок, подобно Пизанской башне. А вот, мол, нет.

Юмористы обскакали журналистов. О красном флаге и яйцевидных останках узнала внушительная аудитория, пришедшая на бенефис писателя-сатирика Фимы Иванова. «Яйца в профиль, яйца в фас» — называлась программа концерта. Зал хохотал. Полный аншлаг. Ничто так не радует, как чужая беда.

Дня через три Фиму Иванова почему-то нашли в подъезде своего дома с проломленным черепом. Возмущенная общественность, как говорится, потребовала тщательного расследования, каковое и состоялось незамедлительно. Прокурор Москвы выступил через неделю по первому каналу ЦТ и доложился: Фиму убили сообщники, произошла элементарная разборка. Телезрители очень прибалдели, когда прокурор представил с экрана некоторые документы закулисной деятельности писателя-сатирика, рассказал о счетах в иностранных банках, показал фотографии, где Фима в обнимку с Есей Кобзоном, в проходку с Зосей Всртухновской, в присядку с Вовой Файнбергом — главарями подпольных мафиозных структур.

«Это надо же! — перезванивались москвичи. и гости столицы. — Вот так юморист-затейник! Смехуечки, смехуечки, а за границей три миллиона в зеленых бабках да недвижимость! С наркоты жирел, девчонок тринадцатилетних в бар-даки переправлял!»

Мертвые сраму не имут, но в гробу бедный Фима в полном смысле слова поворочался. Жизнь продолжалась, и товарищ Фимы по сатирическому цеху, выступая на концерте по случаю Дня Парижской коммуны, вскользь упомянул о том, что готовится к выходу в свет книжка юморин Фимы Иванова под названием «Яйца в профиль, яйца в фас». Товарища Фимы звали Леон Бронштейн, и через неделю Москва была взбудоражена сообщением о его трагической гибели.

Также в подъезде своего дома, также с проломленным черепом. Теперь по ЦТ выступил Генеральный прокурор и доложился народу о захвате склада наркотиков на квартире Леона Бронштейна. Ведется следствие. Следствие ведут знатоки.

Вскоре по этому делу взяли телекомментатора Абрама Терца, еще одного сатирика, любимца Одессы, но проживающего в Москве Миню Крачковского. Под руку попались Окопник и Кирилл Пугачев. Доказательства причастности неопровержимые. Повезло одной Крысе Робокайте — была на гастролях в Испании. Пела, как обычно, серенько, но повезло крепко! Вся Москва зло обсуждала именно этот последний случай: серенькая внешность, серенький голос, а денег куры не клюют. И милиция до Испании не дотянется! Ну не сволочи эти мормойцы, а?

Волна стихийных митингов прокатилась по столице. «Милиция нравов» пресекала их жестко, но голоса митингующих звучали резко.