Вальтер Скотт - Суд в подземелье (Отрывок)

• Название: Суд в подземелье (Отрывок)
• Автор: Вальтер Скотт
• Жанр: История

---

Лесам, болотам и горам;

Семь лет в молитве и трудах

С тяжелым гробом на плечах

Они скиталися; в Мельрос

Их напоследок бог принес;

Мельрос Кутберт живой любил,

Но мертвый в нем не рассудил

Он для себя избрать приют,

И чудо совершилось тут:

Хоть тяжкий гроб из камня был,

Но от Мельроса вдруг поплыл

По Твиду он, как легкий челн.

На юг теченьем быстрых волн

Его помчало; миновав

Тильмут и Риппон, в Вардилав,

Препон не встретя, наконец

Привел свой гроб святой пловец;

И выбрал он в жилище там

Святой готический Дургам;

Но где святого погребли,

Ту тайну знают на земли

Лишь только трое; и когда

Которому из них чреда

Расстаться с жизнию придет,

Он на духу передает

Ее другому; тот молчит

Дотоль, пока не разрешит

Его молчанья смертный час.

И мало ль чудесами нас

Святой угодник изумлял?

На нашу Англию напал

Король шотландский, злой тиран;

Пришла с ним рать галвегиан,

Неистовых, как море их;

Он рыцарей привел своих,

Разбойников, залитых в сталь;

Он весь подвигнул Тевьотдаль;

Но рать его костьми легла:

Для нас Кутбертова была

Хоругвь спасением от бед.

Им ободрен был и Альфред

На поражение датчан;

Пред ним впервой и сам Норман

Завоеватель страх узнал

И из Нортумбрии бежал".

X

Монахини из Витби тут

Сестрам линдфарнским задают

С усмешкою вопрос такой:

"А правда ли, что ваш святой

По свету бродит кузнецом?

Что он огромным молотком

По тяжкой наковальне бьет

И им жемчужины кует?

Что на работу ходит он,

Туманной рясой облачен?

Что на приморской он скале,

Чернее мглы, стоит во мгле?

И что, покуда молот бьет,

Он ветер на море зовет?

И что в то время рыбаки

Уводят в пристань челноки,

Боясь, чтоб бурею ночной

Не утопил их ваш святой?"

Сестер линдфарнских оскорбил

Такой вопрос; ответ их был:

"Пустого много бредит свет;

Об этом здесь и слуху нет;

Кутберт, блаженный наш отец,

Честной угодник, не кузнец".

XI

Так весело перед огнем

Шел о житейском, о святом

Между монахинь разговор.

А близко был иной собор,

И суд иной происходил.

Под зданьем монастырским был

Тайник - страшней темницы нет;

Король Кольвульф, покинув свет,

Жил произвольным мертвецом

В глубоком подземелье том.

Сперва в монастыре оно

_Смиренья кельей_ названо;

Потом в ужасной келье той,

Куда ни разу луч дневной,

Ни воздух божий не входил,

Прелат Сексгельм определил

Кладбищу осужденных быть;

Но наконец там хоронить

Не мертвых стали, а живых:

О бедственной судьбине их

Молчал неведомый тайник;

И суд, и казнь, и жертвы крик

Все жадно поглощалось им;

А если случаем каким

Невнятный стон из глубины

И доходил до вышины,

Никто из внемлющих не знал,

Кто, где и отчего стенал;

Шептали только меж собой,

Что там, глубоко под землей,

Во гробе мучится мертвец,

Свершивший дней своих конец

Без покаяния во зле

И непрощенный на земле.

XII

Хотя в монастыре о том

Заклепе казни роковом

И сохранилася молва,

Но где он был? Один иль два

Монаха знали то да сам

Отец аббат; и к тем местам

Ему лишь с ними доступ был;

С повязкой на глазах входил

За жертвой сам палач туда

В час совершения суда.

Там зрелся тесный, тяжкий свод;

Глубоко, ниже внешних вод,

Был выдолблен в утесе он;

Весь гробовыми замощен

Плитами пол неровный был;

И ряд покинутых могил

С полуистертою резьбой,

Полузатоптанных землей,

Являлся там; от мокроты

Скопляясь, капли с высоты

На камни падали; их звук

Однообразно-тих, как стук

Ночного маятника, был;

И бледно, трепетно светил,

Пуская дым, борясь со мглой,

Огонь в лампаде гробовой,

Висевшей тяжко на цепях;

И тускло на сырых стенах,

Покрытых плеснью, как корой,

Свет, поглощенный темнотой,

Туманным отблеском лежал.

Он в подземелье озарял

Явленье страшное тогда.

XIII

Три совершителя суда

Сидели рядом за столом;

Пред ними разложен на нем

Устав бенедиктинцев был;

И, чуть во мгле сияя, лил

Мерцанье бледное ночник

На их со мглой слиянный лик.

Товарищ двум другим судьям,

Игуменья из Витби там

Являлась, и была сперва

Ее открыта голова;

Но скоро скорбь втеснилась ей

Во грудь, и слезы из очей

Невольно жалость извлекла,

И покрывалом облекла

Тогда лицо свое она.

С ней рядом, как мертвец бледна,

С суровой строгостью в чертах,

Обретшая в посте, в мольбах

Бесстрастье хладное одно

(В душе святошеством давно

Прямую святость уморя),

Тильмутского монастыря

Приорша гордая была;

И ряса, черная как мгла,

Лежала на ее плечах;

И жизни не было в очах,

Черневших мутно, без лучей,

Из-под седых ее бровей.

Аббат Кутбертовой святой

Обители, монах седой,

Иссохнувший полумертвец

И уж с давнишних пор слепец,

Меж ними, сгорбившись, сидел;

Потухший взор его глядел

Вперед, ничем не привлечен,

И, грозной думой омрачен,

Ужасен бледный был старик,

Как каменный надгробный лик,

Во храме зримый в час ночной,

Немого праха страж немой.

Пред ними жертва их стоит:

На голове ее лежит

Лицо скрывающий покров;

Видна на белой рясе кровь;

И на столе положены

Свидетели ее вины:

Лампада, четки и кинжал.

По знаку данному, сорвал

Монах с лица ее покров;

И кудри черных волосов

Упали тучей по плечам.

Приорши строгия очам

Был узницы противен вид;

С насмешкой злобною глядит

В лицо преступницы она,

И казнь ее уж решена.

XIV

Но кто же узница была?

Сестра Матильда. Лишь сошла

Та роковая полночь, мглой

Окутавшись как пеленой,

Тильмутская обитель вся

Вдруг замолчала; погася

Лампады в кельях, сестры в них

Все затворились; пуст и тих

Стал монастырь; лишь главный вход

Святых обители ворот

Не заперт и свободен был.

На колокольне час пробил.

Лампаду и кинжал берет

И в платье мертвеца идет

Матильда смело в ворота;

Пред нею ночь и пустота;

Обитель сном глубоким спит;

Над церковью луна стоит

И сыплет на дорогу свет;

И виден на дороге след

В густой пыли копыт и ног;

И слышен ей далекий скок...

Она с волненьем вдаль глядит;

Но там ночной туман лежит;

Все тише, тише слышен скок,

Лишь по дороге ветерок

Полночный ходит да луна

Сияет с неба. Вот она

Минуты две подождала;

Потом с молитвою пошла

Вперед - не встретится ли с ним?

И долго шла путем пустым;

Но все желанной встречи нет.

Вот наконец и дневный свет

И на небе зажглась заря...

И вдруг от стен монастыря

Послышался набатный звон;

Всю огласил окрестность он.

Что ей начать? Куда уйти?

Среди открытого пути,

Окаменев, она стоит;

И страшно колокол гудит;

И вот за ней погоня вслед;

И ей нигде приюта нет;

И вот настигнута она,

И в монастырь увлечена,

И скрыта заживо под спуд;

И ждет ее кровавый суд.

XV

Перед судилищем она

Стоит, почти умерщвлена

Терзаньем близкого конца;

И бледность мертвая лица

Была видней, была страшней

От черноты ее кудрей,

Двойною пышною волной

Обливших лик ее младой.

Оцепенев, стоит она;

Глава на грудь наклонена;

И если б мутный луч в глазах

И содрогание в грудях

Не изменяли ей порой,

За лик бездушный восковой

Могла б быть принята она:

Так бездыханна, так бледна,

С таким безжизненным лицом,

Таким безгласным мертвецом

Она ждала судьбы своей

От непрощающих судей.

И казни страх ей весь открыт:

В стене, как темный гроб, прорыт

Глубокий, низкий, тесный вход;

Тому, кто раз в тот гроб войдет,

Назад не выйти никогда;

Коренья, в черепке вода,

Краюшка хлеба с ночником

Уже готовы в гробе том;

И с дымным факелом в руках,

На заступ опершись, монах,

Палач подземный, перед ним,

Безгласен, мрачен, недвижим,

С покровом на лице стоит;

И грудой на полу лежит

Гробокопательный снаряд:

Кирпич, кирка, известка, млат.

Слепой игумен с места встал,

И руку тощую поднял,

И узницу благословил...

И в землю факел свой вонзил

И к жертве подошел монах;

И уж она в его руках

Трепещет, борется, кричит,

И, сладив с ней, уже тащит,

Бесчувственный на крик и плач,

Ее живую в гроб палач...

XVI

Сто ступеней наверх вели;

Из тайника судьи пошли,

И вид их был свирепо дик;