Павел Шестаков - Остановка

• Название: Остановка
• Автор: Павел Шестаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1987

В книге две повести: «Остановка» и «Он был прав». Остросюжетность и динамичность произведений подчеркивают основную антиалкогольную линию. В повестях показано, как пьянство приводит человека к моральному разложению, а зачастую к преступлению.

---

— Господи!

Она воскликнула и остановилась, видимо, не зная, как продолжить.

— Простите. Я думала, вы просто избегали. А вы и в самом деле… Вам никто не говорил? Ни Вадим? Ни Полина Антоновна? Ни… Сергей Ильич?

Мне оставалось в ответ только головой повести.

— Но вы же сказали: и раньше не все несли ответственность?

— Да. Это же общая фраза.

— А я думала…

— Скажите, пожалуйста, что вы думали?

Я не спросил, а попросил, готовый в случае отказа действительно сойти на ближайшей остановке.

Лена, однако, колебалась.

Но недолго.

— Ах!.. Может быть, это и к лучшему. Вы ведь к маме едете. Должна же она когда-нибудь узнать, что я знаю… А вы правда не…

— Правда, Лена, правда.

— Ну, так узнайте чужой секрет. От жизни не укроешься. Я же не укрылась. И не нужно. Они должны были сказать мне вовремя. В свое время. Когда я выросла. Неужели они думали, что я могу изменить отношение к Олегу Филипповичу? Странно. Почему люди не понимают друг друга?

Я не ответил. Я ждал ее ответа.

— Мой настоящий отец Сергей Ильич. Неужели вы не подозревали?

Подозревал я многое. Но такое?

— Вы мне ошеломили.

«Она спрашивала, не говорил ли мне сам Сергей? Да он и себе говорить такое не решался!»

Я вспомнил дневник: «Она согласилась встретиться».

Строчка без комментариев и продолжения. Так я думал. А вся прожитая жизнь Сергея была продолжением этой строчки. В одно мгновенье жизнь эта предстала передо мной в ином свете. То есть просто осветилась, потому что раньше я ее не видел, не понимал по-настоящему.

— Он сам сказал вам?

— К сожалению, нет.

— И вы осуждаете его?

— Вы сами говорили об ответственности.

Мне захотелось вступиться.

— Я говорил не о Сергее. Это не такой человек. Бывает, что и женщины поступают своенравно, неразумно. Случайная вспышка, ссора. Они расстаются. Она уезжает, ничего не открыв. Возникают новые обстоятельства, другой человек. Он становится мужем, и говорить уже поздно и не нужно…

Звучало это довольно сумбурно, и Лена остановила меня короткими словами:

— Он знал.

«Конечно, знал, конечно». Но по инерции я спросил:

— Вы уверены?

— Еще бы! Вы бы видели, как он смотрел на меня. Как старался помочь. Он готов был написать за меня диссертацию. До последней строчки. Он смотрел… виноватыми глазами.

— Но сейчас… Неужели вы и сейчас осуждаете?

— Не знаю. Вы говорите о ссоре, о вспышке. О случайных обстоятельствах. Но ребенок для женщины — это самое главное. Я знаю маму. Если мама уехала, это не блажь. Наверно, он оскорбил ее. Мама очень самолюбивая, хотя и мягкая.

— Вы сказали — наверно. Значит, и мама не объяснила, почему они расстались?

— Мама ничего мне не сказала, как и Сергей Ильич. И этого я тоже не могу понять. Я говорила, она чтит Олега Филипповича… Но ведь правда есть правда. И я не все могу понять. Я давно не девочка. Лучше отца, чем Олег Филиппович, не может быть на свете. Не понимаю, почему они смалодушничали. По-моему, это умолчание только оскорбило нас всех.

Дважды она произнесла глагол «оскорблять». Она мучилась. Может быть, потому, что кто-то вторгся в душу с такой болезненно-личной тайной. Посторонний?

— Откуда же вы узнали?

Лена рывком раскрыла сумочку и выхватила оттуда паспорт.

— Это написано черным по белому. Посмотрите на дату моего рождения.

Я посмотрел, но, признаться, прямого вывода сделать не смог.

— Такая дата у каждого в паспорте.

— Вы же должны знать, что за полгода до этой даты мама еще училась вместе с вами и не была знакома с Олегом Филипповичем. Не помните?

Я мог и не помнить, когда уехала Наташа, но я помнил. Она уехала после смерти Михаила, а это число мы с Сергеем не забывали никогда, если даже он и допустил в волнении описку в дневнике, ошибся числом.

— Да, так.

Я хорошо запомнил Наташу на похоронах. Она держала на руках ребенка Михаила, когда жена его подходила к гробу прощаться.

— Вот вам и вся тайна.

Лена взяла у меня из рук паспорт и спрятала в сумку.

— Вы сопоставили даты.

Она подняла голову, мельком глянула в окно.

— Мы уже приехали!

Да, сельская местность давно закончилась. Теперь за окном был виден большой завод с целым частоколом высоких труб, старые кирпичные цехи соседствовали с новыми, бетонными, обильно остекленными. Между ними тянулись рельсы узкоколейки. Миновав завод, электропоезд прошел под путепроводом и остановился у вокзала, построенного в пятидесятых годах на месте разрушенного при отступлении немцами. Здание было типичным для своего времени, с колоннадой и капителями. Под арками колоннады по-южному говорливый народ толпился у вынесенного на воздух буфета с мороженым.

— Девчонками мы бегали сюда покупать мороженое из города. На вокзал привозили, а в городе не было, — сказала Лена.

Разговор, который так взволновал меня, прервался. Я бы с удовольствием сел на скамейку под колоннадой и тоже съел мороженое, чтобы отдалить его продолжение. Ведь предстояла встреча с Наташей, и о чем бы мы ни заговорили, для меня главным останется то, что я только что услышал.

Лена понимала, наверное, мое состояние.

— Хотите, пойдем пешком? Это не так далеко, если по набережной.

— Да, да, конечно, — обрадовался я.

Мы молча прошли пару привокзальных кварталов и вышли к реке. Когда-то она несла воды у самой каменной стенки, и тогда набережная называлась набережной по праву, то есть находилась на берегу. Теперь положение изменилось. Река ушла, обмелела или сменила русло, оставив у стенки обширное песчаное пространство, недавно засаженное молодыми деревцами. В осенний день они смотрелись приятно, с золотым отливом. «Когда они подрастут, здесь будет обыкновенная парковая аллея, которую по привычке еще долго будут величать набережной», — думал я, отвлекаясь от мыслей о предстоящей встрече. Отвлекался, конечно, неправомерно, потому что следовало посоветоваться, как себя вести, распределить роли, ведь она просила меня сказать о смерти Сергея. Тогда просьба не показалась мне сложной, теперь дело выглядело иначе.

— Вы по-прежнему хотите, чтобы именно я сообщил о смерти Сергея Ильича?

— Я хочу больше, — сказала Лена и остановилась.

Мне тоже пришлось остановиться. Вдали между деревьями поблескивала полоска ушедшей от нас сузившейся реки.

— Да, пожалуйста, — отозвался я, вспоминаю поговорку о грузде, попавшем в кузов.

— Если можете… Я прошу вас. Зайдите один.

— А вы?

— Тут рядом автовокзал. Я уеду. Назад.

Невольно я улыбнулся. Мы, кажется, поменялись ролями. Недавно я собирался покинуть ее приблизительно таким же образом.

Однако ее решение показалось мне более разумным. Во всяком случае, меня оно устраивало. Прийти и говорить вместе было бы тяжелее для обоих.

— Я уеду, — повторила Лена, сламывая с дерева засохшую веточку. — А вас я прошу… Скажите матери, что я все знаю.

До этого она говорила только «мама».

«Ну, совсем хорошо!..»

— Сама я не набралась смелости. Поэтому и прошу вас. Пусть знает, что я знаю. Может быть, она станет терпимее к Вадиму.

Я колебался.

— Но если вам трудно…

— Ничего. Я попытаюсь.

— Спасибо.

— Я провожу вас до автовокзала.

Лена не возразила, и мы опять пошли молча. На площади, откуда отправлялись автобусы, женщины продавали цветы. Я взял несколько белых астр, половину протянул Лене.

— Спасибо. Скажите маме, что у меня все в порядке. И вот еще передайте, пожалуйста.

Это были какие-то бумаги, завернутые в газету.

— Передам.

— Вы найдете дорогу?

— Найду.

— Счастливо. Я позвоню вам.

— Хорошо, — кивнул я, позабыв, что перебрался к Мазину.

К дому Наташи я шел тихой улицей, где старые деревья выстроились рядами вдоль еще более старых, поблекших особняков, когда-то принадлежавших зажиточным владельцам, а потом превращенных в общий городской жилфонд. Фонд этот порядком обветшал и понемногу сносился. На его месте возникали панельные дома, почему-то выходившие на улицу торцом, а не фасадом. В одном из них и жила Наташа. Все было, как положено: овощной магазин в первом этаже и детская площадка во дворе. На площадке здоровые мужики забивали «козла».

В подъезде я справился со списком жильцов и поднялся на пятый этаж. Дверь отворили сразу, не спрашивая.

«Дочку ждала», — подумал я, разглядывая Наташу.

Конечно, я не узнал бы ее, встретив случайно на улице. Но я был достаточно подготовлен к встрече.

— Здравствуй, Наташа.

Полная женщина в фартуке держала, разведя в стороны, руки, покрытые мукой, и с недоумением смотрела на меня. Она-то подготовлена не была.

— Не узнаешь?

Я взглянул на себя ее глазами, увидел грузного немолодого человека с почти белой головой, и стало грустно.