Геннадий Аксенов - Вернадский

• Название: Вернадский
• Автор: Геннадий Аксенов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03306-1

Жизнь великого русского ученого Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945) прекрасна и удивительна, представляет собой образец цельности, насыщенности высшими духовными интересами, нравственной ответственности. Его умная деятельность связывает разные эпохи в истории России. Он мощно двинул вперед все науки о Земле, что привело к новому пониманию общества и личности. Он создал учение о биосфере и о разуме в природе, дал новое представление о времени и пространстве и, следовательно, открыл новое естествознание, которое только сегодня становится внятно мировому научному мышлению. Его время пришло. В новом тысячелетии мы как никогда нуждаемся в его необычайных идеях о вечности жизни и о силах свободной человеческой личности.

Подводя итог жизни, он сказал: «Я сделал все, что мог, и не сделал никого несчастным».

Книга снабжена научным аппаратом.

Издание второе, исправленное и дополненное

---

Уже тогда зародилась эта мысль, существовавшая, кажется, у него всегда в некоем свернутом, узнаваемом виде, а в конце жизни произросшая в целостное учение — в идею ноосферы. Мысль о месте человека, его сознания и науки в мире бродила у него всегда, время от времени прорываясь, например, в формулировках и рассуждениях. В одном из писем Наталия Егоровна прислала ему возражения на тезис о великой роли сознания в мире. Он преувеличивает, говорила она, потому что: 1) сознание количественно так мало в жизни, что оно не может быть фактом мировой жизни; 2) оно является роскошью, а главная масса мировых явлений бессознательна и 3) развитие сознания, поэтому, не может являться целью. Вернадский на это отвечает: 1) вовсе не обязательно, чтобы главные явления занимали количественно главное место; 2) из явлений природы мы как раз должны вывести обратное; 3) мы не можем судить о сознании в мире, потому что наш мир в целом сам есть продукт нашего сознания; есть один факт в развитии Земли — это усиление сознания, и нам надо работать в этом направлении; 4) сознание тянет вверх и опережает гигантские массы бессознательной жизни. И вывод: «Что было бы, если бы лица, могущие развивать сознание, его не развивали бы — во имя чего? Я не ставлю целью жизни человека — принесение пользы другим людям (долго объяснять — почему), но не могу не указать, что людей, могущих развивать сознание в стране, по многим причинам, немного, и горе той стране, где такие люди зарывают тот огонь, который теплится в них, и скрывают, искажают его святое воздействие»4.

Итак, главное: сознание есть усилие самой природы, и лучше ей в этом содействовать, чем противодействовать, а если социальные условия тому мешают, их надо менять и работать в целях, направляемых сознанием.

Толстой со своей обостренной совестью, общее сознание людей на планете Земля, он сам с дружеским окружением, с Петрункевичем и Шаховским, которые пытаются развивать сознание вопреки запретам на свободу мысли, — все увязано в мире.

Кто осудит, если в давящей обстановке царствования человек останется частным человеком? Можно ведь закрыть глаза на цензуру, на ограничения мысли и уйти в свою профессию, скажем, в минералогию, в воспитание детей, в личное устройство… Кто осудит? Но можно ли в России, в самом деле, куда-то уйти?

Едва молодые люди стали взрослыми, как при случае с группой Александра Ульянова им всем дали понять обысками, арестами, расследованиями, запретами, что ты не частный человек, а государственный. Никаких гарантий твоей свободе и неприкосновенности личности нет. Ограничены свободы даже в занятии наукой. На всё требуется разрешение, на всё существуют начальники.

Как же быть здесь людям, чувствующим в себе способности развивать сознание?

* * *

Прежде всего, ограничить самодержавие; этот древний способ правления лежит поперек всех сознательных усилий. 10 апреля 1891 года Вернадский записывает для себя: «Нельзя указывать ограничение самодержавия во имя ограничения самодержавия. Оно должно быть ограничено для блага России, во имя вечных, незыблемых, бесспорных истин и основных прав человека. Теперь необходимо иметь политическую программу, где ясно и определенно высказывались бы либеральные принципы в применении к современным условиям жизни России»5.

В работе мысли, в дневниках и письмах членам братства, которые через пять месяцев дали клятву посвятить свои усилия изменению государственного строя страны, эти идеи оттачивались, приобретали оттенки и становились конкретнее. Главное было найти способ их осуществления в создавшихся условиях.

Летом 1893 года он приехал из Вернадовки в Керчь. Утром — в поле, изучает интересное явление — грязевые вулканы. Вечером в раскаленной задень гостинице пишет. У него получился целый меморандум из двенадцати параграфов.

Вот его начало: «Не спится сегодня, и хочу я без порядка набросать кое-какие мысли из пережитого в последние дни. <…>

§ 2. Нередко приходится слышать: Что делать? Как бороться с окружающим мраком? Нельзя бороться — мы бессильны, не на кого опереться, нет таких общественных слоев, а без общественных слоев не может быть борьбы и т. п. Все это праздные, вредные вопросы, — они пускают общественную мысль на скользкий путь, который всяческими софизмами приведет нас к разным состояниям: или к состоянию маленького дела, или к состоянию одних экономических благ, или к состоянию художественного наслаждения, к абсолютизму, к чиновничеству, к чревоугодничеству в разных утончениях и грубостях — как в виде цинического служения нашему правительству с ложью в сердце и на устах, или же в виде более изящного отделения своей умственной жизни от окружающей среды и разделения того, что хотя и истина, но не пригодна “пока еще” плебсу — этот самый злостный, мерзкий аристократизм, ведущий точно так же к разделению окружающей действительности и идеала и этим самым позволяющий в окружающей жизни всю мерзопакостность, которой нет места в созданном (хотя и поневоле буржуазном — ведь мысль в оковах жить не может) себе идеале…

Когда никто ничего не знает, когда кругом колебание и разброд, когда нет ясных и определенных сил и нет общественного стыда и понимания в обществе — бессмысленны все вопросы о том, что делать для прямого принуждения правительства поступать целесообразно в интересах прогресса в России. Первым делом надо создать общественный стыд и общественное понимание. Главным образом, даже общественное понимание, так как стыд всегда будет, когда видно будет, что все понимают и многие говорят тебе истину о твоем поступке, который не спасают софизмы. <…>

§ 5. Без такого понимания невозможна деятельность правильная ни правительства, ни правильная борьба какой бы то ни было группы лиц, видящих губительность и вред для государства существующей правительственной организации и деятельности. Если в обществе нет такого понимания, то первым делом этой группы лиц должно быть неуклонное стремление вызвать такое понимание»6.

К началу 1890-х годов и ему, и его либеральным соратникам стало ясно, что из мирных способов ограничить самодержавие есть — один и главный — земство. И группа лиц уже сложилась — это интеллигенты, которых стали называть — земские деятели.

Главное и явное преимущество земств, их исторический успех в цивилизации страны обеспечило дворянство, только в нем к тому времени нашлось достаточно сознательных и образованных людей, могущих выполнять общественные обязанности. То было служение обществу, форма благотворительности. Гигантские задачи можно было решить только личными усилиями образованных и неравнодушных людей. Старший друг Вернадского Петрункевич через много лет писал в своих мемуарах7, что повсюду земские собрания являли собой удивительное зрелище бескорыстия и энтузиазма. Дворянские гласные занимались отнюдь не своими помещичьими или сословными делами, что казалось бы естественным, но крестьянскими. Так что сословность этих органов была не пороком, как у нас привыкли думать, а достоинством. Для тех дворян, которые по своему воспитанию, уму, нравственным качествам не хотели множить ряды правящего класса старого образца, земства стали великолепной школой самореализации.

При проведении самой перспективной из великих реформ в 1864 году в их ведение были отданы: народное здравие и образование, агрономия, улучшение дорог, мостов, устройство выставок, народное продовольствие, попечение о местных промышленности и торговле. В соответствии с научно-техническим прогрессом они все время расширяли круг дел. К концу земского периода шли уже автомобилизация и телефонизация малых городов и сел. Земства распоряжались скудными, но все же заметными средствами, собиравшимися с помощью местных налогов.

Самое коренное, низовое строительство российской жизни в течение пятидесяти трех лет (а затем еще недолго по инерции) шло именно земским путем. Стремительно росло количество школ, создавались уездные библиотеки, учительские семинарии для подготовки учителей. В середине XIX века врачебной помощи для народа не было вовсе, а к концу его уже все население было охвачено ею, побеждены вековые эпидемии, введены профилактика, прививки и лабораторные исследования. Наладилась непревзойденная земская статистика, строились племенные, семенные, плодоводческие станции в каждой местности, развивались мелиорация, ветеринария и много еще чего. Началось изучение природы и местной истории. Мы видели, как на средства земств были организованы знаменитые почвенные экспедиции В. В. Докучаева и его черноземные научные стационары. Центром всей статистики и методики стало старинное, еще екатерининских времен Вольное экономическое общество, которое в союзе с земствами буквально ожило. Вырастал новый культурный слой, состоящий из земских врачей, учителей, агрономов, статистиков. Они делали страну иной, она буквально улетала от своих великих азиатских соседей.