Геннадий Аксенов - Вернадский

• Название: Вернадский
• Автор: Геннадий Аксенов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03306-1

Жизнь великого русского ученого Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945) прекрасна и удивительна, представляет собой образец цельности, насыщенности высшими духовными интересами, нравственной ответственности. Его умная деятельность связывает разные эпохи в истории России. Он мощно двинул вперед все науки о Земле, что привело к новому пониманию общества и личности. Он создал учение о биосфере и о разуме в природе, дал новое представление о времени и пространстве и, следовательно, открыл новое естествознание, которое только сегодня становится внятно мировому научному мышлению. Его время пришло. В новом тысячелетии мы как никогда нуждаемся в его необычайных идеях о вечности жизни и о силах свободной человеческой личности.

Подводя итог жизни, он сказал: «Я сделал все, что мог, и не сделал никого несчастным».

Книга снабжена научным аппаратом.

Издание второе, исправленное и дополненное

---

Да, есть две вещи, которые нелегко перенести, — горе, постигшее семейство, и потерю отечества»9.

Последнее замечание возникло потому, что Вернадские выехали за границу. Володя попал в Европу второй раз, но из первой поездки мало что запомнил. Теперь они ехали в Германию, Швейцарию и Италию. Ехали, чтобы справиться с горем. Путешествовали в «старинном духе» — с детьми, с их боннами и большим количеством багажа.

В Венеции запомнились голуби на площади Святого Марка. Анна Петровна не могла поверить, что в городе нет мостовых, и все требовала извозчика, не желая ехать по воде. В Швейцарии большое впечатление произвели белые горы, а в Дрездене — картинная галерея.

* * *

Путешествие не очень помогло. Что-то надломилось во всей харьковской жизни со смертью Николая. Должность тяготила Ивана Васильевича, его тянуло в столицу, к покинутому им общественному поприщу. В 1876 году он вышел в отставку и семья возвратилась в Петербург.

Расставшись с Харьковом, где оставались могила Коли, малороссийская природа, гоголевские деревенские типы, попрощался Володя с безмятежным детством и его фантазиями.

Вернадские сняли квартиру на третьем этаже типичного петербургского дома по улице Надеждинской. Одним своим концом она выходила на Невский проспект. Туда и направлялся каждый день мальчик в очках и в форме 1-й Петербургской гимназии. (При поступлении в гимназию обнаружилась близорукость, оставшаяся на всю жизнь.) Гимназист пересекал Невский и по шумной Владимирской улице мимо монументальной церкви выходил к площади, называвшейся Пять Углов, и затем сворачивал на Ивановскую улицу (теперь Социалистическая). Тут и стояло основательное, казенного вида здание гимназии.

Никаких светлых воспоминаний в душе Володи Вернадского она не оставила. Да и оценками, особенно первое время, мальчик не выделялся. Вот запись в его дневнике от 18 сентября 1877 года: «Отец все время на меня сердится из-за этой проклятой двойки. Затем перестал сердиться. Добрый папун! Да, мое положение вовсе не так худо: 3 с греческого, 4 с немецкого, 4 с французского, 3 с русского и т. д.»10.

Умственные интересы удовлетворялись не в школе, а в чтении, в беседах с отцом и с его гостями. С отцом складывалась настоящая душевная близость, какой не было с матерью. В детском дневнике есть обиды на мать и сестер, от которых он терпел насмешки и осуждения, и слова горячей привязанности к отцу, который если даже и порицал, то всегда справедливо. Когда Володя перешел в последний класс, Иван Васильевич предложил выбор: перейти из гимназии после ее окончания в лицей или в университет. Александровский лицей готовил высших чиновников, государственную элиту России. Поступить в него было непросто, но Иван Васильевич, как бывший профессор, имел льготу для сына. Однако карьера государственного служащего Володю не привлекала. Нет, только университет, только наука. По стопам отца. Звание профессора в семье свято.

Иван Васильевич снова начал выпускать экономический журнал. А кроме того, открыл издательскую фирму «Славянская печатня» на Гороховой и «Магазин-книжник» на Невском проспекте, где продавались отпечатанные книги. Сюда начали ходить украинцы и поляки, магазин выписывал польские журналы. Вероятно, тут велись и какие-то разговоры об Украине. Именно тогда появляется запись в дневнике Володи, что в России запрещено печатать книги на его родном языке.

Вообще он пропадал целыми днями в магазине, где получал у отца разрешение читать любые книги, разрезанные и неразрезанные. Чтение становилось страстью. Здесь, сидя на стремянке среди книжных стеллажей, он овладел, по всей видимости, каким-то способом быстрого чтения, потому что всегда поражал друзей скоростью, с какой проглатывал книги, навсегда запоминая их содержание.

Уже в третьих-четвертых классах гимназии, писал его ровесник и сокурсник по университету, то есть тринадцати-четырнадцатилетними, они прислушивались к общественным событиям, читали газеты, у них вспыхивали дискуссии. В газетах и обществе горячо обсуждались события Балканской войны. В дневнике Володи, который становится все более регулярным, пересказываются сообщения из Сербии и Болгарии.

У него пробуждается интерес к славянству. Собирает вырезки из газет и выписки в отдельные папки, озаглавленные: «Заметки по взаимным сношениям славян между собой и другими нациями», «Борьба славян за существование». В библиотеке Вернадского хранится солидный фолиант Первольфа «Германизация балтийских славян», испещренный его юношескими пометками.

В последнем классе гимназии начинает писать историческое сочинение «Угорская Русь с 1848 года», намереваясь исследовать положение славян в Венгрии. Написано всего, правда, несколько страниц.

Увлекают, удивляют и возмущают бурные общественные события. Например, демонстрация у Казанского собора 1877 года, преследования народников. Дневник: «Время у нас теперь неблагоприятное. Недавно была Казанская история: устроили суд только с виду, им не позволили себя оправдать. Довольно странно и ужасно, что из них самому старшему 22 г., а есть и несовершеннолетние; они себя держали с достоинством. Перед приговором они сошлись в кучки и перецеловались, публика плакала. Довольно странно, неужели это государь столь жесток, не думаю»11.

В дневнике следы разговоров с отцом и его гостями о политике, о Третьем отделении и о войне на Балканах. По настоянию отца он выучил польский язык, читал выписываемые отцом польские книги и журналы.

Наряду с историей юношу продолжает увлекать и природоведение, которое почти отсутствовало в гимназических предметах. Значительно позже Вернадский вспоминал: «Странным образом стремление к естествознанию дала мне изуродованная классическая толстовская гимназия благодаря той внутренней, подпольной, неподозревавшейся жизни, какая в ней шла в тех случаях, когда в ее среду попадали живые талантливые юноши-натуралисты. В таких случаях их влияние на окружающих могло быть очень сильно, так как они открывали перед товарищами новый живой мир, глубоко важный и чудный, перед которым совершенно бледнело сухое и изуродованное преподавание официальной школы. В нашем классе таким юношей-натуралистом был Краснов, уже тогда увлекавшийся ботаникой и энтомологией, любивший и чувствовавший живую природу»12.

* * *

Об Андрее Краснове следует сказать особо, ибо он оставил след не только в душе Вернадского, но и в науке, где шел оригинальным путем. Став профессором геоботаники Харьковского университета, очень много путешествовал по всему миру и особенно любил тропики. Его книги издаются до сих пор. Они написаны свободно и легко, научно и художественно одновременно. Основав под Батумом ботанический сад, он перенес тропики в Россию. Однако об этом речь впереди.

Сын казачьего генерала, Краснов явно собирался пренебречь военной семейной традицией. Он определился рано и резко, в отличие от колебавшегося и разбрасывавшегося Вернадского. Все свободное время посвящал наблюдениям природы, собирал гербарии, насекомых, издавал в классе рукописный энтомологический журнал. Но вида ученого отшельника не имел, наоборот, бурно и увлеченно ораторствовал, заряжая всех своей страстью. «Вижу овальное, очень смуглое лицо с ярко блистающими глазами, — писал Вернадский после ранней смерти Краснова, — с оригинальными, медленными, но нервными движениями, с ясной, красивой речью, залетавшей все дальше и дальше в несбыточные мечты под влиянием развертывания своих планов перед слушателями»13.

Краснов увлек спокойного, уравновешенного Вернадского. Они подружились. Вместе занимались химическими опытами дома, нередко кончавшимися, к ужасу Анны Петровны, взрывами. На летних каникулах целыми днями пропадали в окрестностях Петербурга — в Парголове или Шувалове, собирая растения и бабочек.

И зародилась у них великая мечта: окончить университет и надолго, может быть навсегда, уехать в южные малоисследованные страны. Посвятить себя целиком изучению природы. Что может быть прекраснее науки! Сколько верных рыцарей последовало на ее зов, укрывшись от мира в своих кельях-лабораториях! Сколько пошло за свои убеждения на костры, сколько пострадало за свое стремление к чистому знанию! Ведь только наука может изменить к лучшему нынешнее жалкое состояние человечества.

Но не о такой природе, как в Шувалове, они мечтали. Нет, в тропики, к великому разнообразию! Только там, где природа полна, можно понять ее неизведанные великие законы.

Так поступил великий Александр Гумбольдт. Его «Картины природы» и грандиозный «Космос» (Вернадский прочитал все четыре тома по-немецки) кружили голову и увлекали. Наступала в стране молодых эра естествознания. Когда Володе исполнилось 17 лет, он попросил отца подарить ему «Происхождение видов» на английском языке. Сильно огорчился, когда отец преподнес ему другую книжку, и все-таки потом добился своего. С этого времени он начинает читать лучший журнал для естествоиспытателей — английскую «Nature». Постепенно природоведение брало верх над историей и гуманитарными науками.