Валериан Скворцов - Понурый Балтия-джаз

• Название: Понурый Балтия-джаз
• Автор: Валериан Скворцов
• Жанр: Русская классическая проза

---

- Даже слишком... А теперь потерпи, минут пять, - сказала она. Сделаю тебя негром. В приличном месте, где зажигают лишь свечи, сойдет. Положи руки на столик, я выкрашу их тоже... Нет, ладони не поворачивай, они у негров с изнанки светлые. Забыл?

Я - в негритянском гриме - и Марина - без макияжа - постояли у кроватки дочери. Утиный носик, линия пухлых губ и высокие скулы напомнили мне папу. Что бы он сказал? Господи, я ничего, совершенно ничего умилительного или особенного не чувствовал, кроме нежности и удивления чем-то хорошим, столь редко случающимся в моей жизни. Что тут скажешь? Красивый здоровенький ухоженный ребеночек, наше родимое дитя андерграундского, выражаясь выспренно для прикрытия адюльтера, морганатического брака.

Полагалось что-то сказать, и я высказался насчет того, что мы произвели на свет божий достойный образчик в целом удовлетворительно развивающейся породы. И добавил, что если сравнивать с растительным миром видимо, породы гидропонной, с воздушными корнями. Ибо где же та почва, в которой её, Марины, и мои корни?

Марина сказала, что так и должно быть, все нормально, что бы я там ни болтал. Ведь все нормально у нас, не так ли?

- Давай ещё разок убедимся в этом прямо сейчас, - предложил я.

Я обнял Марину, чувствуя её всю, всю, от шелковистых рыжих волос и шеи, с едва приметной рисинкой-бородавкой на изгибе у левой ключицы, до пальцев ног, на которых она приподнялась, чтобы только прикоснуться губами к раненой мочке уха.

Потолстевшая Мурка заглянула в спальню, выгнула спину и запустила когти в ковер.

- Брысь! - сказала Мурке Марина, отталкивая меня.

Она придирчиво оглядела мои свитер, джинсы и деревенской вязки носки. Махнула рукой: там, куда нам ехать, в полумраке сойдет. Наверное, мою африканскую внешность вытягивал на нужный уровень эксклюзивный аксессуар трость с мельхиоровым набалдашником.

Старший не поленился выйти из "девятки", чтобы открыть Марине дверцу. Едва я сел следом, младший носитель белесых бакенбард, не спрашивая, куда рулить, мягко и споро переключая скорости, словно на гонках, за несколько секунд разогнал машину до ста с лишним километров.

Когда мы продвигались между столиками через темный зал джаз-клуба гостиницы "Палас" за метрдотелем, освещавшим ковер под ногами крохотным фонариком, вступило банджо. Сдавший ему импровизационный черед ударник, не сумев притормозить вовремя, так и въехал с шипением своих тарелок в ритм зазвеневших струн. Попрал закон жанра, в котором все одновременно - и шаманы товарищества, и единоличники, так что соваться в чужую долю игры заказано. Но попрал так легко и удачно, что некоторые зааплодировали, а струнник кивнул.

- Это кто такие? - спросил я метрдотеля, когда он усадил нас очень хорошо, близко к задымленной эстраде и так, что мы видели слабо освещенный вход и всю темноту вокруг, нашпигованную язычками свечей.

- Группа "Балтия-джаз" называется, достаточно понуро играют...

- Понуро? - переспросила Марина.

- Ну, да, мадам. Иначе не скажешь, - ответил он, выключая фонарик, а когда чиркнул зажигалкой над свечой на нашем столике, она высветила ироничную улыбку профессионала. - Сейчас пришлю официанта...

Марина заказала нам обоим бурбон.

Я вспомнил, что отдал промокший бумажник Проке - подсушить к утру документы и деньги.

- У нас здесь номер на сегодня, - сказала Марина. - Не беспокойся о деньгах. Мы ведь семья с этой ночи.

Кто её знает, что она имела в виду под "семьей". И я подумал, что поступил осмотрительно, припрятав "ту" бумагу до поры до времени в кармане у Рума, сидящего теперь под охраной москвичей в лавке Велле. Вдруг понятие "семья" в представлении Марины предполагает и обыск спящего?

На эстраде начинали препарировать спиричуэлс двадцатых - "Господь, я на пути".

- Ты что-то задумала, Марина? - спросил я.

- Да, - сказала она спокойно. - Расстаться наконец с таким, каким ты был до этой ночи. Давай похороним его вместе!

- Будет надгробная речь?

- Будет. Ты - неудачник, Бэзил. Неудачник во всем. Тебя подставляли все, кому только не лень. Доверчивый неудачник, наивный неудачник. Завтра обменяют генерала Бахметьева на какого-то субъекта из Калининграда. Вот чем закончился твой обезьяний бизнес. Русского на русского... А оператор и ты планировали покушение! Сколько суеты и дешевой конспирации! Надувались, надувались и сделали наконец-то большущий пук-пук в балтийскую водичку!

- Зачем ты мне это говоришь?

Она не знала о захвате Рума.

- Потому что никто другой не скажет. Раз. И два - ничего у тебя в России не получилось. Ничего! Ты оказался в могиле... Не знаю, как сказать получше. Беспрестанная бестолочь и нескончаемая нищета наводят на мысль о генетической катастрофе потомков устроителей комбедов и танковых туров в Европу. А ты решил стать частью их населения... Вляпаться в гуманитарный Чернобыль. И твой брак... Эта Наталья. Ну, из Австралии клуха конопатая, которая...

- Скоро родит, - сказал я. - Шлайн разговаривал с ней по телефону, и она просила передать, что все подтвердилось. Он не знал, что именно. А я ждал эту новость. Так что давай забудем остальное. То, что ты сказала. Это звучало слишком научно, почти политика... Не для болтовни в джаз-клубе, верно? Выпьем за надежду, что я... что мне удастся подправить качество, как ты говоришь, тамошнего населения.

Мы выпили до дна, и она помахала официанту, чтобы принес еще.

- Для чего-то ты готовила эту речь, так? - спросил я.

- Я хочу, чтобы ты женился на мне, Бэзил Шемякин. Это официальное предложение.

- И ты сделала здесь все, чтобы я не мог от него увильнуть? Возникли, так сказать, обстоятельства, когда порядочный молодой человек обязан жениться, верно? Загнала в задницу, из которой вылезают либо вместе с дерьмом, либо без него, но с твоей помощью? Давай не жеманиться... Ты вербуешь меня?

- Я спасла тебя, Бэзил, дважды спасла от неминуемой гибели...

- Вытягивая нужные тебе сведения и подставляя то одним, то другим. Я правильно понимаю?

- Это не профессиональная, это - моральная оценка. Не стоит тебе совсем уж распускаться до такой степени, Бэзил. Я люблю тебя. У нас есть дочь. Мы вполне ладим в постели. Что ещё нужно?

- Нужно, чтобы я забыл о том, что я-то, дурак, только и делал, что ладил с тобою в постели, а ты в постели, помимо того, что ладила со мной, ладила ещё и со своей службой... Вот что я тебе скажу! Я работаю всегда индивидуально, сам по себе, на самого себя и по своему желанию. Это, пользуясь твоей терминологией, заложено во мне генетически. Я продаю только свой товар и ничей больше, а ты - торгуешь людьми... Я - не Тармо! Я не хочу, чтобы чужой скелет хоронили под моим именем!

О господи, подумал я, что это я расшумелся?

- Тебя трудно понять, Бэзил. Какая-то достоевщина... Давай забудем? Давай поговорим, например, о твоей элегантной трости!

О господи, подумал я, неужели вот так вот и расстаются?

- О трости? Спроси уж прямо: где я находился и что делал, перед тем как позвонил тебе... И тогда твоя контора примет расходы за выпивку, за музыку и роскошный ночлег, которые сопровождают твое предложение руки и сердца. Так? Думаю, что моя казнь на рассвете не состоится. Похороны откладываются...

Я дотянулся через столик и поцеловал Марину в щеку. Подобрал трость, встал и побрел на выход. Хромой, одинокий, вымотанный беспрестанным многодневным напряжением, избитый негр в чужом баре и чужом городе, где джаз играли в понурой манере.

О господи, подумал я напоследок, я совершенно спокоен. И вот так вот и расстаются? "Господь, я на пути" - подыгрывал пианист, подыгрывали струнник, ударник и кто там ещё сидел в полумраке на эстраде.

Я пока что был в состоянии отыграть ситуацию назад, сделать вид, что пошел в туалет.

В дверях гостиницы давил зевоту позавчерашний портье, сдавший меня громилам Чико.

Я сгреб его за выутюженные лацканы с вышитыми ключами и сказал:

- На стойке администратора я оставил жалобу. Я написал, что ты втихую делаешь дамам непристойные жесты, что у тебя не застегнута ширинка, что ты постоянно мастурбируешь, как макака, и у тебя дурно пахнет изо рта.

Он пробудился от скуки и созрел для восприятия происходящего, как говорится, адекватно. Я коротко ударил коленом, а когда детина, схватившись за пах и округлив рот, обвис на подмышках в своем рединготе, который я держал за лацканы, тычком лба сломал ему нос, вставил в вертящиеся двери и отправил на створке падать в обморок в вестибюле. Еще пнул его упавший цилиндр с галуном на тулье и треснул набалдашником трости по зеркальному стеклу. Из его жалования на ремонт и вычтут...

Дурные мысли под дурные события - в такси я вспоминал, как первый раз убивал человека. Вырезанным из фанеры бумерангом сбросил на него электропроводку с потрескавшихся изоляторов. Столбы в Пномпене стояли низкие. Минут пять он синел, разбухал и дергался, пока не затих. Четыре недели этот бухгалтер гостиницы "Утренняя звезда" не давал проходу маме, пока отец отплясывал и пел в приемном холле публичного дома при заведении. Подстерег я его на рассвете, когда, приняв выручку и сдав кассу, он возвращался на рикше домой и остановился справить нужду. Рикша умчался подальше от белых разборок. А через три часа наступил одиннадцатый день моего рождения. Никто ничего не узнал...