Илья Картушин - Молоко

• Название: Молоко
• Автор: Илья Картушин
• Жанр: Современная проза
• Год: 1978

Илье Петровичу Картушину 24 года. Он служил в армии, закончил Новосибирский педагогический институт. Сейчас работает экскурсоводом.

«Молоко» — его первое произведение.

---

— Картошку с маслом или со сметаной будете? — спрашивает мама.

«Хорошо, что во фляге сметана пришла», — вспоминает Сергей и говорит:

— С маслом.

— И я, — говорит Николай.

— Нарежьте хлеб, — приказывает мама.

Николай нарезает хлеб, а Сергей достает из буфета вилки. Мама раскладывает по тарелкам картофельное пюре, ставит тарелки на стол, ставит сковородку с котлетами, масленку, садится и говорит:

— Приятного аппетита, мальчики.

— Ты что?! — не вытерпев, восклицает Сергей.

— …? — прикидывается удивленная мама.

— Как там?

— А-а, — словно вспоминая о чем-то далеком и несущественном, тянет она. — Да никак. Набедокурил — ответишь.

«Хорошенькое — набедокурил», — отмечает Сергей, ждет продолжения.

— Ты ешь, ешь, — сдержанно и со значением говорит мама и кладет себе котлету. — Раньше волноваться надо было, когда я тебе указывала, а теперь, миленький, получай, что заслужил.

Сергей, понимая, что мама — хозяин положения (нечасто бывает такое), терпеливо выслушивает, жует картошку, ждет.

— Сколько можно, — вступается за брата Николай. — Расскажи, — просит он, — чего измываться?

— Когда я ем — я глух и нем, — уже сбиваясь с принятого тона, продолжает куражиться мама.

Сергей смотрит в тарелку.

— Когда получка? — спрашивает мама, прекрасно зная когда.

— Через неделю, — отвечает Сергей.

— Отдашь, — сурово говорит она и, помолчав (невыносимо долго): — Следующую тоже отдашь…

Сергей ждет. Мама молчит.

— А потом? — не выдерживает Сергей.

— Суп с котом, — шутит мама, любит она такие шутки. — Хватит с тебя, два месяца задарма поишачишь — будет наука, я предупреждала ведь…

— Сто шестьдесят, — перебивает Сергей, — а остальные?

— Про хлеб не забывай, — игнорируя вопрос, говорит мама.

Сергей впивается в хлеб и заглатывает полкраюхи — на тебе, на, только не мучай. Мама считает излишним замечать подобное хулиганство.

— А что остальные… Сметана? Цела, — отвечает мама, как бы кидая костяшками ка счетах. — Творог цел. Сырки? Что им сделается? Уцелели. Сливки? Тоже. В самом углу стояли, — и резюмирует — Погорели на двести с копейками. Сто шестьдесят отдашь, а остальные доплатят заведующие, сбросятся и доплатят.

— Почему? — удивляется Сергей.

— По кочану и по кочерыжке, — когда у мамы хорошее настроение, она всегда так шутит. — Нарушены условия организации труда и техники безопасности. Замок испорчен, лампочка не горит, сторож обязан был раньше заметить открытую дверь и так далее. А два десятка бутылок просто под шумок исчезли.

Какое-то время едят молча. Потом, подкладывая Сергею котлету, обычным своим голосом, чуть усталым и приглушенным, она сообщает:

— Знаете, мальчики, если бы я не работала в этом торге, да еще юристом, мы бы и копейки могли не платить. Ведь ты же не материальщик…

— Кто? — переспрашивает Сергей.

— Материальной ответственности не несешь, — поясняет мама, — и платить не обязан. Но придется, — вздыхает она, — это тебе наука…

Дальше Сергей не слушает.

Работать бесплатно — не сахар, и Сергей, прежде чем примириться с этим, проходит все стадии примирения, начиная с естественной и недолгой радости по поводу того, что не семьсот ему выплачивать, а сто шестьдесят, и кончая приступами раздражения, злости, доходящей до отчаяния.

Такие минуты бывают редко, обычно они настигают Сергея, когда задерживается машина, или когда из-за работы он вынужден отказать себе в том, в чем раньше отказывал сравнительно легко — хороший фильм, свидание, вечеринка…

Но чаще минуты раздражения, тупой злости, как он сам, вспоминая, оценивает это, настигают Сергея, когда он собирается в магазин — и тогда достается всем: вещам, одежде, мебели, брату, матери и даже себе, но больше всего матери, а еще больше — себе. Шагая в магазин, он проклинает свою несдержанность, оправдывает ее, проклинает оправдания и проклятия, и снова оправдывается… И когда, наконец, замечает эту вращаемость и переплетенность, понимает, что утеряны концы и начала, не за что уже зацепиться, да и незачем, тогда становится горько, гложет стыд. Лишь за работой он обо всем забывает.

Однажды мама обмолвилась, мол, вот какая петрушка, женщины кивают на Васю — у того раньше был свой ключ от замка, и он не сдал его, сказав, что потерял.

— Как ты считаешь? — спрашивает мама. Сергей отмахивается — не знаю.

И тогда впервые задумывается: называя Васю прохвостом и прощелыгой, приписывая Васе любые мыслимые грехи и пороки, теперь, поставленный перед проблемой выбора — считать ли Васю негодяем, расчетливым и жестоким, играющим удобную роль простака, или же только бутафорным злодейчиком, обыкновеннейшим, в сущности, пьяницей, — Сергей не может с достаточной твердостью решить: так ли, эдак… Утешается он лишь тем, что теперь изменить ничего нельзя, его позиция по отношению к Васе не может иметь каких-нибудь ощутимых последствий, кроме, разве что, разрешения вопроса — «здороваться — не здороваться».

Васино поведение после случившегося также можно истолковать по-разному — он прекратил свою травлю и попросту избегает Сергея, не клянчит больше бутылочки, не вступает с ним в разговоры, не шутит, будучи в «увольнительной». Может, ему стало стыдно за содеянное, и он избегает Сергея, чтобы не бередить рану, или, наоборот, боится чем-либо выдать себя? А может, если Вася не причастен к случившемуся, он раскаивается в том, что допекал Сергея? Или считает, что теперь-то студентик освободит теплое место?..

С первой зарплатой Сергей расстается легко, еще сильна в нем радость от того, что выплачивать не семьсот, а гораздо меньше… А вот следующий месяц кажется ему длинным необычайно… Но и он кончается. И Сергей работает еще один месяц — из самолюбия, из упрямства, чтобы не считали: мол, чуть не так, сразу в кусты. Потом увольняется. Все-таки жалобы матери на денежную стесненность во многом преувеличены, и острой необходимости в его заработке нет. И хотя Сергей сильно скучает первое время, не знает, куда себя деть, — так не хватает ему сладковато-влажного запаха молока, прочно пропитавшего комнату, бутылки кефира, «тяпнутой» на двоих, чувства силы в руке, сжимающей крюк… Да мало ли…

Иногда, вечером или ночью, по пути домой, Сергей, услышав грохот ящиков, заворачивает во двор магазина — посмотреть, как работает новый приемщик, незнакомый белобрысый парень в очках, кажется, его ровесник. Сергей здоровается с шофером, смотрит, как работает новый приемщик, покупает у него бутылку кефира, глотает кефир… но прежнего вкуса почему-то не чувствует.