Лев Толстой - ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.

• Название: ПСС. Том 27. Произведения, 1889-1890 гг.
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1935

Основная работа над входящими в 27 том художественными произведениями протекала у Толстого в конце 1880-х годов и в 1890 году. Одно из этих произведений («Дьявол») Толстым не было окончательно отделано и впервые напечатано лишь после его смерти.

Из вышедших в свет при жизни Толстого произведений «Крейцерова соната» перепечатывалась в большинстве изданий с текста, впервые опубликованного в 1890 г. в тринадцатой части сочинений Толстого и напечатанного по копии, переписанной С. А. Толстой, заключавшей в себе множество отступлений от подлинного толстовского текста — бессознательных и частью сознательных. Ни этой копии ни корректур повести Толстой не читал. Отсюда большое число искажений, вкравшихся в печатный текст «Крейцеровой сонаты» и лишь частично устраненных по неавторитетным спискам в некоторых заграничных изданиях и преимущественно в двенадцатом издании сочинений Толстого 1911 г., но вновь спорадически появлявшихся в последующих изданиях повести.

Что касается „Послесловия к «Крейцеровой сонате», также не авторизованного Толстым ни в копии, с которой оно печаталось, ни в корректурах, то текст его в России вплоть до последнего времени печатался с существенными цензурными пропусками (исключение представляет собой единственная перепечатка «Послесловия» с заграничного издания В. Г. Черткова в брошюре «О половом вопросе. Мысли графа Л. Н. Толстого, собранные В. Г. Чертковым», напечатанной в журнале «Всемирный вестник» за 1906 г. и изданной затем отдельно).

Рассказ «Франсуаза» всё время печатался или по тексту, искаженному в интересах «благоприличия» А. С. Сувориным и впервые напечатанному в его газете «Новое время», или, реже, по искусственно скомбинированному тексту И. И. Бирюкова, в который лишь частично были введены купюры, сделанные Сувориным.

В настоящем издании все эти произведения — в результате изучения относящегося к ним рукописного материала — впервые появляются в печати в неискаженном виде.

Помимо вариантов литографированных редакций «Крейцеровой сонаты» и «Послесловия» к ней, печатаются ранние рукописные редакции, планы и варианты входящих в этот том художественных произведений, доселе в большинстве неопубликованные.

Из статей, входящих в состав данного тома, впервые публикуются три неоконченных отрывка. К статьям: «Для чего люди одурманиваются?» и «Предисловие к «Севастопольским воспоминаниям» Ершова» даны обширные варианты, впервые извлеченные из черновых рукописей автора; в статье «Для чего люди одурманиваются?» восстановлен пропуск, сделанный по цензурным условиям. В комментариях к статье «О соске» приводятся толстовские тексты, затерявшиеся в проредактированной им рукописи другого автора. Из других статей Предисловие к «Злой забаве» В. Г. Черткова и «Carthago delenda est» до сих пор не включались в собрания сочинений Толстого. Тексты всех статей проверены по рукописям.

Художественные произведения данного тома приготовлены к печати, редактированы и комментированы Н. К. Гудзием.

Вся работа по подготовке к печати текстов статей и составлению комментариев к ним сделана В. Д. Пестовой, под редакцией Н. Н. Гусева.

В составлении указателя к тому принимала участие А. И. Толстая-Попова.

---

Такъ вотъ отъ этихъ-то чуть чуточныхъ измѣненій въ области мысли происходитъ вся истинная жизнь человѣка и человѣчества.

* № 17

К главе V.

Дѣлается ужасное дѣло.

Человѣчество движется впередъ къ своему нравственному совершенству. Движеніе это совершается движеніемъ отдѣльныхъ лицъ. Движеніе отдѣльныхъ лицъ совершается умственными и нравственными усиліями. Нравственныя усилія эти производятъ все движеніе впередъ человѣчества, въ нихъ вся жизнь человѣчества. И эти-то усилія, тѣ, которыми одними движется человѣчество, сознательно парализируются употребленіемъ одурманивающихъ веществъ.

* № 18

К главе V.

Человѣкъ нашего круга, т. е. достаточный и образованный, живетъ, какъ всѣ въ Россіи, Англіи, Франціи, Америкѣ, потребляя при каждой ѣдѣ умеренное количество алкогольнаго питья, или куря по нѣскольку сигаръ или папиросъ въ день, или употребляя и то и другое. Человѣкъ этотъ никогда не бываетъ пьянъ и не заговаривается, не шатается. Онъ читаетъ, пишетъ статьи, сочиненія, служитъ, засѣдаетъ въ палатѣ, судѣ и говоритъ рѣчи въ палатахъ и за обѣдами. Человѣка этаго считаютъ нормальнымъ. Но стоитъ сравнить человѣка въ этомъ состояніи постояннаго одурманиванья съ нимъ же самимъ, если бы онъ подвергалъ себя постоянному опьяненію, или со всякимъ другимъ совершенно трезвымъ отъ алкоголя и табаку, чтобы убѣдиться, что человѣкъ этотъ далеко не въ нормальномъ положеніи.

Человѣкъ, выпивающій по рюмкѣ водки или стакану вина за завтракомъ, обѣдомъ, ужиномъ или выкуривающій 10, 20 папиросъ или трубокъ въ день, никогда не бываетъ свободенъ отъ дурмана, хотя и не лишающаго его способности низшей душевной дѣятельности, лишающаго его полной ясности мысли.

* № 19

К главе VI.

Куренье притупляетъ, такъ сказать, самое острее совѣсти, затемняетъ совѣсть разума и потому даетъ просторъ безпорядочной, безсмысленной умственной дѣятельности. Отъ этого эти не могущіе имѣть никогда никакого конца разговоры, которые не переставая происходятъ въ накуренныхъ комнатахъ съ неугасаемыми папиросами во ртахъ, разговоры того особеннаго папиросочнаго характера, въ которыхъ всѣ торопятся говорить, спорятъ, волнуются и никогда не могутъ сказать, зачѣмъ они говорятъ то, что говорятъ. Отъ этого это огромное количество всякаго рода литературныхъ, переливающихъ изъ пустаго въ порожнее произведеній, которыя нельзя иначе назвать какъ дурманными, вертящихся десятками лѣтъ все на одномъ и томъ же, носящихъ на себѣ этотъ особенный папиросочный характеръ, состоящій, главное, въ томъ, что чувствуется, что тому, кто говоритъ и пишетъ, нѣтъ никакой надобности говорить или писать о томъ, о чемъ онъ говоритъ или пишетъ. Отъ этого вообще это огромное количество книгъ, затопляющихъ своей безполезной массой все дѣйствительно полезное и хорошее, и отъ этого и писанья и произведенія искусства разбора гораздо более низкаго, чѣмъ тотъ, къ которому должны бы принадлежать произведенія людей, которые ихъ составляютъ.

* № 20

К главе VI.

Кажется, что благодаря этому всеобщему постоянному опьяненію никогда человѣчество не жило въ такомъ разладѣ между сознаніемъ и практикою жизни. Возьму для примѣра хоть три всегда поражающія меня явленія и отношеніе къ нимъ людей.

Никогда, мнѣ кажется, сознаніе ужасовъ, жестокости, безнравственности, безсмысленности войны не было столь общимъ, и никогда такъ старательно не вооружались всѣ народы другъ противъ друга.

Никогда, мнѣ кажется, сознаніе несправедливости угнетенія однихъ людей для удовлетворенія порочныхъ прихотей другихъ не было столь общимъ, и никогда безумная роскошь не доходила до такихъ предѣловъ.

Никогда не было такъ обще сознаніе необходимости соединенія людей въ одномъ общемъ и разумномъ вѣрованіи, и никогда съ такой исключительностью и неуступчивостью не проповѣдовались самыя дикія, устарѣвшія и вновь выдумываемыя самыя нелѣпыя религіозныя ученія и пр. и пр.

*№ 21

К главе VI.

Только вслѣдствіи этого постояннаго дурмана отъ алкогольныхъ напитковъ и куренія, въ которомъ находятся почти всѣ люди нашего общества, происходитъ то необыкновенное явленіе, что люди нашего круга, умные, образованные, заняты такъ серьезно такими удивительными пустяками, которыми они заняты. Только вслѣдствіи этого всеобщаго одурманиванія возможно появленіе такого огромнаго количества всякаго рода литературныхъ произведеній никому ненужныхъ. Только вслѣдствіи этого всеобщаго состоянія одуренія возможно появленіе этихъ безчисленныхъ такъ называемыхъ произведеній искусства, главный характеръ которыхъ состоитъ въ томъ, что они никому ни на что не нужны. Только вслѣдствіи этаго состоянія одуренія возможны эти столь обыкновенные въ нашемъ обществѣ, вездѣ въ данное время, все одни и тѣже разговоры и споры, вертящіеся все на одномъ и томъ же, никому ничего не объясняющіе и никому даже не нужные. Только вслѣдствіи этаго всеобщаго одуренія происходитъ въ жизни та поразительная, но никѣмъ не замѣчаемая противуположность между поступками людей и тѣми принципами, которые они исповѣдуютъ.

* № 22

10 Апр. 1890. Ясн. Поляна.

Спросить у человѣка, въ чемъ его счастье? и вы получите безконечно разнообразные отвѣты: одинъ хочетъ быть богатъ, другой славенъ, третій быть любимымъ предметомъ своей любви и т. д. Но спросите у человѣка, когда онъ былъ наиболѣе счастливъ. И всякій человѣкъ, способный вспомнить и обдумать, скажетъ, что онъ былъ счастливъ, наиболѣе счастливъ тогда, когда его жизнь, его поступки наиболѣе сближались или совпадали съ требованіями его совѣсти, когда онъ дѣлалъ то, что по своей совѣсти долженъ былъ дѣлать, и дѣлалъ такъ, какъ по своей совѣсти долженъ былъ дѣлать.

* № 23

Человѣкъ живъ духомъ, а не плотью. Отрѣжь у человѣка руку, ногу, обѣ руки, обѣ ноги, человѣкъ все человѣкъ — душа Божія. Но повредись человѣкъ въ разумѣ и совѣсти, хоть бы и всѣ члены у него были цѣлы и былъ бы онъ сильнѣй и быстрѣй всякаго другаго человѣка, человѣкъ уже не человѣкъ, а хуже безсловесной скотины.[258] Жизнь человѣка въ духѣ его, въ разумѣ и совѣсти его. И потому какъ ни страшны человѣку поврежденія тѣла и членовъ его, страшнѣе всего человѣку должны быть поврежденія духа, разума и совѣсти его. А между тѣмъ мы видимъ, что люди, которые всѣми силами берегутъ отъ поврежденія свое тѣло и члены, сами своей охотой подвергаютъ поврежденію свои духовныя силы, свои разумъ и совѣсть. Мало того, ищутъ этого поврежденія, привыкаютъ повреждать свою душу, въ поврежденіи этомъ находятъ удовольствіе. Человѣкъ бережетъ свои руки, ноги, чтобъ не замозолить, не занозить ихъ, да что я говорю: руки, ноги — лицо бережетъ отъ загара, ногти, волосы бережетъ; этотъ же человѣкъ нисколько не жалѣетъ своего разума и совѣсти и охотно или выпиваетъ одурманивающаго питья, или накуривается одурманивающей травы, опіума, хашиша, табаку, затемняя тѣмъ свою совѣсть и разумъ.

Нигдѣ и никогда или очень рѣдко люди уродуютъ свое тѣло, то тѣло, въ которомъ нѣтъ силы жизни, и вездѣ и всегда люди уродуютъ свою душу, то самое, въ чемъ самая сила жизни. Отчего такое странное дѣло? Зачѣмъ люди уродуютъ свою душу? Откуда берется у людей, у большинства людей эта потребность одурманиваться? —

Я много думалъ и читалъ объ этомъ, наблюдалъ эти привычки надъ другими людьми и, главное, самъ надъ собой замѣчалъ тогда, когда я самъ пилъ и курилъ, и въ особенности когда я старался отвыкать отъ того и другаго и могъ наблюдать въ себѣ тѣ причины, которыя тянули меня къ одурманиванію себя виномъ и табакомъ. По моему, причина происходить вотъ отъ чего:

Тѣло человѣка есть орудіе, посредствомъ котораго человѣкъ дѣлаетъ то, что показываетъ ему душа. Въ душѣ человѣкъ носитъ всегда образцы того, что онъ долженъ дѣлать, того, чѣмъ онъ долженъ быть. Чтобы ни дѣлалъ человѣкъ, въ душѣ его всегда есть голосъ, который на каждый шагъ, на каждый поступокъ его говоритъ ему, такъ или не такъ онъ дѣлаетъ или, точнѣе, на сколько то, что онъ дѣлаетъ, близко или далеко отъ того, что онъ долженъ дѣлать. Все равно какъ ватерпазъ и угольникъ, на которые прикидываетъ каменьщикъ или плотникъ все, что онъ сдѣлаетъ, показываетъ ему, на сколько прямо или не прямо то, что онъ дѣлаетъ.

Плотникъ бережетъ свой ватерпасъ, отвѣсъ и угольникъ для того, чтобы они не покривились и чтобы то, что онъ дѣлаетъ, не вышло кривымъ. Казалось бы и человѣку надо всѣми силами беречь свою совѣсть и разумъ для того, чтобы всегда знать, что ему должно дѣлать. Но разница въ томъ, что плотникъ и каменьщикъ здѣсь сейчасъ должны сдать свою работу и здѣсь сейчасъ подрядчикъ или хозяинъ не примутъ его работу, если она сдѣлана криво; отъ человѣка же принимаетъ его работу жизни не другой человѣкъ, а самъ Богъ, и принимаетъ ее, какая бы она ни была, предоставляя самому человѣку судить о томъ, крива или пряма, угодна или не угодна Богу его работа. И вотъ отъ этого то и происходитъ то, что одни люди стараются какъ можно улучшать свою работу, приближать ее къ тому образцу, который заложенъ въ ихъ совѣсти, и для этого какъ можно больше берегутъ ясность и чистоту своего образца, чтобы быть въ состояніи все больше и больше приближаться къ нему, другіе же, отдалившись отъ образца, стараются не видать его и для этого стараются затемнить его. Въ этомъ одномъ я нашелъ объясненіе того непонятнаго всеобщаго стремленія слабыхъ людей затемнять въ себѣ табакомъ, виномъ, хашишемъ, опіумомъ то, что есть въ нихъ самаго дорогаго, самаго главнаго — своихъ совѣсть и разумъ.