Роберт Харрис - Очищение

• Название: Очищение
• Автор: Роберт Харрис
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-72725-4

В тот вечер, когда знаменитого оратора и политика Марка Туллия Цицерона провозгласили консулом Римской республики, его срочно вызвали к пристаням на набережной Тибра. Именно здесь было выловлено тело молоденького раба, принадлежавшего одному из самых видных граждан Рима. По некоторым признакам на теле убитого Цицерон определил: раба принесли в жертву в ходе какого-то странного обряда. Но кто же из римлян оказался способен на такое? И с какой целью осуществлялось жертвоприношение? Цицерон еще не знает, что этот замученный раб — ниточка, ведущая к одному из самых опасных заговоров в истории Республики, направленных против него самого; заговору, в котором участвует сам Гай Юлий Цезарь…

---

Я тупо уставился на него, не понимая его значения. То, что он направлен против Цицерона, было очевидно. Но имени хозяина в нем не упоминалось. Казалось, что целью закона было скорее испугать и унизить сторонников Цицерона, чем угрожать непосредственно ему самому. Но вдруг я понял всю его дьявольскую подоплеку и почувствовал, как во рту у меня скапливается желчь, которую мне пришлось сглотнуть, чтобы меня не стошнило прямо на улице. Я отпрянул от стены, как от входа в царство Аида, и продолжал пятиться, не в силах оторвать взгляда от написанного, страстно желая только одного, чтобы эти таблички исчезли. Взглянув вверх, я увидел Клодия, который открыто наблюдал за мной. На лице его блуждала улыбка, и он явно наслаждался происходящим. Наконец я повернулся и побежал к Цицерону.

Увидев выражение моего лица, хозяин понял, что дела его плохи.

— Ну? — спросил он взволнованно. — Что там?

— Клодий поместил закон о Катилине.

— Он нацелен против меня?

— Да.

— Но он не может быть таким ужасным, как это написано у тебя на лице. Что, во имя всех богов, в нем говорится обо мне?

— Там даже не упоминается твое имя.

— Тогда что это за закон?

— Он говорит о том, что любой, давший кров и пищу тому, кто без суда и права умертвил римского гражданина, должен подлежать опале.

При этих словах его нижняя челюсть отвалилась — он всегда гораздо быстрее меня схватывал суть происходящего. И сразу же понял все возможные последствия.

— И это все? Всего одна строчка?

— Это все, — я склонил голову. — Мне очень жаль.

— То есть преступлением будет уже сама попытка помочь мне? — Цицерон схватил меня за руку. — Они даже не будут судить меня?

Неожиданно он перевел взгляд на изуродованный храм. Я повернулся и увидел, как Клодий издевательски медленно машет ему рукой, как будто прощается с кем-то, отплывающим на корабле в далекое плавание. В этот же момент прихвостни трибуна стали спускаться по лестницам.

— Думаю, нам пора убираться, — сказал я.

Но Цицерон никак на это не прореагировал. Он двигал губами, но изо рта его доносились только неясные хрипы. Казалось, что его медленно душат. Я опять взглянул на храм. Бандиты уже спустились и теперь двигались в нашу сторону.

— Сенатор, — твердо сказал я, — нам надо срочно убираться отсюда.

Я махнул его телохранителю, который взял его за другую руку, и вдвоем мы буквально поволокли его с Форума и вверх по склону Палатинского холма. Группа негодяев преследовала нас, забрасывая мусором, подобранным у храма. Острый кусок кирпича попал Цицерону по затылку, и он вскрикнул. Обстрел продолжался до тех пор, пока мы не добрались до середины холма.

Когда мы оказались дома, в безопасности, оказалось, что он полон утренних посетителей. Еще не зная, что произошло, они сгрудились вокруг Цицерона, как они делали это всегда, со своими просьбами, петициями и умоляющими лицами. Цицерон взглянул на них, еще не оправившись от шока, и холодно приказал отослать их — «всех вон», — а затем, спотыкаясь, поднялся наверх, в свою спальню.

После того как клиенты убрались, я приказал запереть и закрыть на засов главный вход, а затем стал бродить по комнатам, размышляя, что же делать дальше. Я все ждал, что Цицерон спустится и отдаст мне какие-то приказания, но проходили часы, а он все не появлялся. Здесь меня и нашла Теренция. В руках она комкала платок, обвивая им свои костлявые пальцы, свободные от колец. Она потребовала отчета о том, что происходит. Я ответил, что не совсем уверен в том, что понимаю происходящее.

— Не лги мне, раб! Почему твой хозяин бросился на кровать и отказывается шевелиться?

— Он… он совершил ошибку, — заикаясь, выговорил я, увидев ее ярость.

— Ошибку? Что еще за ошибку?

Я заколебался, не зная, с чего начать. Ведь ошибок было так много: они тянулись за нами, как острова за кораблем, как целый архипелаг ошибок. Или, может быть, «ошибка» было неправильным словом? Может быть, точнее было назвать их последствиями: неизбежными последствиями поступка великого человека, сделанного из благородных побуждений. Ведь именно так греки определяли понятие трагедии?

— Он позволил своим врагам заполучить контроль над сердцем империи, — наконец сказал я.

— И что они с этим делают?

— Они готовят законодательство, которое поставит хозяина вне закона.

— Но тогда ему надо собраться с силами и бороться.

— Даже выйти из этого дома сейчас для него смертельно опасно.

Во время этого разговора в окна доносились звуки толпы, скандировавшей: «Смерть тирану!» Теренция тоже это услышала, и я увидел, как на лице у нее появляется выражение ужаса.

— И что же нам теперь делать?

— Мы могли бы дождаться ночи и покинуть Рим, — предложил я.

Теренция посмотрела на меня, и хотя она была очень испугана, в ее темных глазах на миг промелькнуло выражение ее предка — того самого, который командовал когортой в войне с Ганнибалом.

— На худой конец, — продолжил я, — мы должны вернуться к тем предосторожностям, которых мы придерживались, когда был жив Катилина.

— Пошли посыльных к его коллегам, — приказала Теренция. — Попроси немедленно прийти Гортензия, Лукулла и всех остальных, кого вспомнишь. Пошли и за Аттиком. Организуй все, что необходимо для нашей безопасности. И пригласи его врачей.

Я сделал, как мне было приказано. Ставни были закрыты. В спешном порядке появились братья Секст. Я даже вызвал сторожевого пса, Саргона, из его убежища на близлежащей ферме. Дом начал наполняться дружескими лицами, хотя было видно, что проход через скандирующую толпу потряс многих. Только врачи так и не появились: они уже слышали о законе Клодия и боялись последствий. Аттик поднялся наверх, к Цицерону, и вернулся в слезах.

— Лежит, повернувшись к стене, — рассказал он мне, — и отказывается разговаривать со мной.

— Они лишили его голоса, — ответил я, — а что такое Цицерон без своего голоса?

Все собрались в библиотеке, чтобы обсудить дальнейшие действия: Теренция, Аттик, Гортензий, Лукулл, Катон. Я уже не помню, кто еще присутствовал. Убитый и окаменевший, я сидел в этой комнате, в которой провел столько времени вместе с Цицероном. Я слушал других и думал, как они могут обсуждать будущее Цицерона без его присутствия. Это выглядело так, как будто он уже умер. Все, что составляло живую душу этого дома — юмор, блестящий ум, мечты, амбиции, — все, казалось, покинуло его, как это обычно происходит, когда умирает хозяин. Одна Теренция сохранила способность рассуждать.

— Есть ли хоть малейший шанс, что закон не примут? — спросила она Гортензия.

— Практически нет, — ответил он. — Клавдий довел обычную тактику Цезаря до совершенства и явно собирается использовать толпу для контроля над народной ассамблеей.

— А что с Сенатом?

— Мы можем принять резолюцию в поддержку Цицерона. Я думаю, так и произойдет — я сам предложу ее. Но Клодий не обратит на это никакого внимания. Конечно, если бы Помпей или Цезарь выступили бы против этого закона, это многое изменило бы. За Цезарем стоит армия, расположившаяся в миле от Форума, а влияние Помпея на Сенат огромно.

— Предположим, что его примут, — спросила Теренция. — Что тогда будет со мной?

— Его собственность будет конфискована — этот дом, его содержимое и все остальное. Если ты попытаешься чем-то помочь ему, тебя арестуют. Боюсь, что единственный выход для сенатора, когда он поправится, это немедленно покинуть Рим и убраться из Италии до того момента, как этот закон будет принят.

— Цицерон сможет жить в моем доме в Эпире? — спросил Аттик.

— В этом случае ты подвергнешься преследованиям на территории империи. Только смельчак теперь решится предоставить ему кров. Цицерону придется передвигаться анонимно и постоянно менять место своего нахождения, пока его никто не узнает.

— В этом случае, боюсь, мы можем забыть о моих домах, — заметил Лукулл. — Толпа будет только счастлива обвинить меня. — Он закатил глаза, как испуганная лошадь. Полководец так и не оправился от того унижения в Сенате.

— Можно мне сказать? — спросил я.

— Конечно, Тирон, — ответил Аттик.

— Есть еще один вариант, — я посмотрел в потолок, не будучи уверен, захотел бы Цицерон, чтобы я рассказал об этом варианте присутствующим. — Летом Цезарь предложил хозяину место легата в Галлии. А это даст ему иммунитет.

— Это сделает Цицерона вечным должником Цезаря и даст тому еще больше власти, чем есть у него сейчас. В интересах государства я надеюсь, что Цицерон на это не пойдет, — ужаснулся Катон.

— А в интересах дружбы, — сказал Аттик, — я надеюсь, что он примет это предложение. Что ты думаешь по этому поводу, Теренция?

— Решать будет мой муж, — просто ответила она.