Валерий Залотуха - Свечка. Том 2

• Название: Свечка. Том 2
• Автор: Валерий Залотуха
• Жанр: Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9691-1281-0

Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.

---

Переглянулись братья Стыловы, замахнулись друг на дружку разом, но за неимением времени драться не стали, скатились с березовой горы, зашлепали наперегонки по вонючей жиже, распахнули дверь и…

Все уже поняли, что там – Жучка, и не ошиблись – это действительно была она, мокрая, жалкая, несчастная. Пару недель назад братья Стыловы встретили Жучку на помойке и очень той встрече обрадовались, потому как телесные недуги не стали их меньше терзать, а даже, пожалуй, больше. То есть когда братья увлекшуюся поеданием мороженых картофельных очисток собачку поймали, накрыв ее телогрейкой, они очень рассчитывали на излечение если не всех своих саднящих болью членов, то хотя бы основных, а заодно намеревались украсить свой скудный однообразный рацион натуральным мясным блюдом. Но те надежды умерли, как только провели опознание пойманного животного и в потенциальном лекарственном средстве и одновременно мясном рагу была опознана бывшая хозяйская мопсиха.

Поинтересовались на всякий случай, что по этому поводу их Бог говорит, и тут же получили запрет:

«Из всех зверей четвероногих те, которые ходят на лапах, нечисты для вас».

Но братья этому нисколько не опечалились, а даже обрадовались: съел – и всё, а тут можно пообщаться.

После памятной нам случившейся в бухгалтерии битвы при годовом отчете судьба Машки-Мартышки складывалась несчастливо. Потрясенная увиденным и услышанным, с отдавленной правой передней лапкой, мопсиха с визгом выскочила из Белого дома, пронеслась через плац и оказалась в подвале котельной, где целую неделю пролежала на холодном бетоне, дрожа и писая под себя. Голод выгнал животное из этого убежища, ночью она набрела на скудную зэковскую помойку, рядом с которой просуществовала еще пару дней, пока не встретилась там со своими благодетелями.

В отряде не знали ни старой, ни новой клички хозяйской собаки, да и не собирались узнавать, и с удовольствием назвали ее Жучкой, а как еще назвать собачку, если она сучка? Жучка, конечно Жучка!

До появления Жучки в их жизни братья Стыловы никого не любили, но уже в те первые несколько дней, когда испуганный заморыш общими усилиями возвращал себе присущий породе самодовольно-буржуазный вид, полюбили всем сердцем. Любовь оказалась занятием радостным и увлекательным: братья пребывали в непрекращающемся диалоге не только со своей собачкой, но и с отдельными ее частями – лапками, хвостиком, но особенно с голым теплым брюшком, которое любили щекотать и нежно гладить.

Глядя на беспрерывно сюсюкающих с крошечным животным братьев, Жилбылсдох покачал однажды головой и произнес слова, каких никогда не произносил:

– Чудны дела твои, Господи…

Жучку в отряде любили все, но ровно столько, сколько позволяли Стыловы, которые установили следующую очередность: час она на руках у Стулова, час у Сутулова, а еще час бегает на своих ножках, «чтобы не атрофировались».

О возвращении домашнего животного его бывшим хозяевам речи не шло: бывшему Хозяину теперь не до нее, бывшая Хозяйка неизвестно где, и вообще, если люди не ищут потерянное, значит, оно им не нужно.

И все бы хорошо, но за неделю до Нового года, нового века и нового тысячелетия Жучка стала пухнуть. Думали сперва – «совятиной» перекормили и устроили ей разгрузочный день, а чтобы по этому поводу не переживала, братья сами в тот день ничего не ели. Жучка же весело виляла хвостиком, продолжая увеличивать объем своей талии.

Значит, дело не в еде…

Не хотелось вспоминать, но пришлось – как сектантский кот прилюдно любимицу их обидел.

Выходило по всему, что Жучка беременна.

Знали – собаки носят плод два месяца, значит, в скором времени она должна будет ощениться.

Или окотиться…

Жучка спала одну ночь с одним Стыловым, другую с другим и как раз накануне потопа устроила себе два гнезда: одно на шконке Стулова, другое у Сутулова, видимо сама не зная, в какую ночь произойдет самое важное в жизни каждой суки событие.

Кто родится, кот или пес – этот вопрос занимал обиженных даже в разгар борьбы со стихией.

Хомяк-душитель первым подлил масла в огонь. Пуча красные свои глазки и раздувая синюшные свои щечки, он заявил, что если сука окотится, то будет означать однозначный и неминуемый конец света.

– Ты сам это придумал или тебе кто сказал? – вежливо поинтересовались братья Стыловы.

– Теща! – выпалил Хомяк.

– И за это ты ее задушил? – спросил Стулов.

– И правильно сделал, – одобрил Сутулов, не слушая протестующего сипения Хомяка.

Как бы там ни было, всем эта история была неприятна и очевидно не сулила ничего хорошего. Ведь кроме котенка или щенка (речь почему-то шла только об одном потомке, на большее количество детенышей обиженным не хватало фантазии) на свет могла появиться неведомая зверушка, имя которой…

– Дьявол! – продолжал пугать народ Хомяк.

Кое-кто высказывался в том смысле, что, пока не поздно, от собаки лучше избавиться: подкинуть в столовую или в другой отряд, а может, как-нибудь еще, но высказывания те произносились негромко и осторожно, с оглядкой на братьев.

– Родится щеночек – будем растить и воспитывать, котеночек – тоже, а если кто другой – посмотрим… – решили те, и на этом волнение немного улеглось.

Но верно говорят: у семи нянек дитя без глазу – Жучарку за дверью забыли.

– Глянь! – заорал брат на брата, бедной мопсихой брату в харю тыча. – Она из-за тебя лапки раскровянила!

– Где раскровянила? – кинулся рассматривать животное брат. – Ой, правда раскровянила… В дверь скреблась…

– Да это не беда, главное, чтоб не занозила, – успокоил Жилбылсдох чуть не потерявших от горя голову братьев и обратился к мопсихе: – Не занозила?

Та, конечно, не ответила, потому как не научилась, не могла еще говорить, но если бы и могла, ничего бы не сказала, потому как запах котлет даже людей дара речи лишал, что же говорить о собачке. И Жилбылсдох не стал ее началить – требовать, чтоб служила, разломил котлету на несколько кусочков и сунул под самый нос.

– На, кушай… – проговорил он смущенно, но Шиш его тут же поправил менторским тоном:

– Это человеку надо говорить «кушай», а животному – жри.

Еще одно новое явление в 21-м отряде – все стали вдруг друг дружку поучать, как правильно все делать: говорить, слушать, кушать, чесаться, сморкаться – хорошо, что на новогоднем столе не было ножей и вилок, а то по поводу правильного их применения могла выйти чрезмерно острая дискуссия.

Жилбылсдох, однако, пропустил замечание мимо ушей, с задумчивым умилением глядя на малую животинку.

Жучка была едва ли больше Жилбылсдоховой ладони, огромной и твердой, как подошва кирзача, с черными обломанными ногтями на больших крепких пальцах, два из которых были коричнево-желтыми от постоянного соседства с сигаретой, которую все время приходилось прятать – от ветра, охраны, завистливых глаз.

Нет, Жучка не жрала, она кушала, собирая кусочки котлеты с самого края ладони, уткнувшись в нее сплющенной мордочкой, слизывая мясные крошки розовым мягким язычком, что заставляло Жилбылсдоха щуриться и улыбаться, и, глядя на своего бригадира, все тоже щурились и улыбались.

Обиженные-то они обиженные, зэки-то они зэки, но ведь не всю жизнь они такими были, не родились же они на зоне, а если кто и родился (были и такие), даже они радости свободной жизни в виде общения с домашними животными знали: и кошечек водили, и собачек, и памятные истории с ними имели.

Вот, к примеру, Жилбылсдох, он же Виктор Иванович Герберсдорф, держал собаку, когда работал охотником-промысловиком в Сибири и по девять месяцев на зимовье в тайге жил. Буян, восточносибирская лайка.

– И начал мой Буян по ночам куда-то пропадать, – рассказывал однажды Витька, глядя на вертящуюся на коленях Жучку. – Тайга кругом, зверье дикое, а он уходит. Часа на два-три, и приходит потом. С волчицей что ли течной спутался – бывает такое, слышал… Так порвут его волки… Они же, между прочим, не как люди, блядства не позволяют: один волк – одна волчица, и так на всю жизнь. Решил я в этом деле разобраться. Ушел мой Буян, а я ружье на плечо, два патрона в патронник, на лыжи и следом… А он вышел на высокий берег Оби, сел, морду задрал и на небо глядит. «Что за хрень, думаю, чего собака на небе увидеть может?» Ну и я тоже туда же стал глядеть… Гляжу – спутник по небу ползет… Их, вообще-то, там теперь много, но тот был какой-то особенный, большой, как две или три звезды по яркости… И вот пока он по небу передвигался, мой Буян взглядом его провожал… Он, конечно, про спутник не понимал, видно звездой его считал, каждому, видно, охота в жизни звезду свою иметь…

Такую вот историю Жил рассказал.

А в другой раз Соловей, который врал даже тогда, когда говорил правду, без малейшего вранья поведал про то, как в детстве у них во дворе жила веселая рыженькая собачка по кличке Дамка и во время течки к ней сбегались со всей округи кобели, которые в это время вели себя по отношению к людям не очень дружественно.