Э. Фрежак - Аспазия

• Название: Аспазия
• Автор: Э. Фрежак
• Жанр: История

Сборник посвящен малоизвестным страницам жизни древней Греции. Философы, воины, легендарные правители, Сократ и его знаменитая жена — вот герои этой книги.

---

— Я согласен, — поспешно сказал Алкаменес, — дом Теодоты недалеко, идемте!

Вскоре они были у дома Теодоты. Сообщив ей о приходе гостей, Алкаменес пригласил своих спутников следовать за ним. Он провел их в комнату, которая была убрана с расточительной роскошью. Повсюду лежали мягкие подушки; пол был покрыт дорогими коврами, воздух наполнен благоуханиями. Пурпурное ложе грациозно поддерживалось скульптурами богов любви; роскошные костюмы валялись в живописном беспорядке, мягкие сандалии, ленты, дорогие пояса, банки с румянами, круглые зеркала из полированной жести с богатыми ручками, красивые зонтики от солнца, всевозможных фасонов веера, маленькие статуэтки из мрамора и бронзы, по большей части подаренные Алкаменесом и множество свежих цветов, все это в своем пестром беспорядке производило сильное впечатление.

Гетера поднялась с мягкого табурета навстречу гостям.

Теодота была прекрасна; у нее были черные с синеватым отливом волосы и совершенно черные, сверкающие глаза, тонкие черты лица. Она была сильно нарумянена, брови искусно подведены, губы казались пунцовыми, ее платье было вышито цветами и стянуто в талии золотым поясом, с богато украшенной пряжкой. Ее шея, грудь, руки и даже ноги у щиколоток были украшены браслетами в форме змей; в ушах были серьги, на голове повязка, вышитая жемчугом.

— Я уже сообщил Теодоте, — сказал Алкаменес своим спутникам, — для чего мы пришли и чего желаем от нее.

— Алкаменес безумец, — улыбаясь сказала Теодота, — пригласив неожиданно таких высоких гостей, не дал мне времени приготовиться, чтобы достойно принять их.

— Никаких приготовлений не нужно, — сказал Алкаменес, — ты всегда одинакова, и наше посещение относится не к твоему дому, а к твоей прелести и к твоему искусству. Ты видишь перед собою мудреца, — продолжал он, указывая на Сократа, — который горит желанием видеть тебя и восхищаться твоими танцами, и этому мудрецу ты обязана более чем мне тем, что видишь сегодня у себя великого Перикла и столь прославляемую Аспазию из Милета.

— Как! — смущаясь сказала Теодота, — неужели я могу осмелиться показать мое ничтожное искусство перед такими строгими судьями.

— Не волнуйся, Теодота, — сказал Перикл, — Алкаменес не зря расхвалил тебя нам, он умеет распознать прекрасное.

— В самом деле, — сказал Сократ с улыбкой, бросая взгляд на Аспазию, — он всегда первый находит прекрасное.

— В таком случае, пусть он берет на себя всю ответственность, — сказала Теодота. Я не церемонюсь ни перед кем и никогда не отказываюсь показать свое искусство. Вы желаете видеть мои танцы, я повинуюсь. Что вы хотите, чтобы я станцевала? Какую богиню вы хотите, чтобы я представила? Какой миф?

— Спрашивай нашего мудреца, — сказал Перикл, — мы пришли сюда по его желанию. Говори, Сократ, что ты хочешь, чтобы станцевала Теодота?

— Если вы и сама Теодота, — отвечал Сократ, подумав немного, — предоставляете мне решение, то я попрошу ее представить нам спор трех богинь о красоте, на вершине Иды, то есть предстать нам сначала Афродитой, затем Герой и наконец Афиной и показать, как каждая из них по своему старалась очаровать пастуха и получить из его рук награду за победу. Алкаменес обещал показать нам здесь, что такое грация и прелесть, поэтому мы хотим, чтобы Теодота была на сколько возможно грациозна и прелестна в самых разнообразных видах.

После того как Теодота удалилась, чтобы переодеться, Сократ заметил.

— Мы достигнем нашей цели, так как Теодота не похожа на других красавиц, которые сдерживаются и только по капле дают то, что хотят дать, она честно отдаст нам все, что может предложить и выльет на нас все свое искусство, как из рога изобилия.

Вскоре Теодота появилась в костюме, не мешавшем свободе ее движений. Вместе с нею вошли мальчик с цитрой и рабыня с флейтой. Они начали играть, и к музыке, мало-помалу, стали присоединяться движения Теодоты и было невозможно сказать, в какую именно минуту начала она танцевать. Она представила в танце сначала Афродиту, потом Геру, потом Афину. Это был один и тот же танец, повторенный три раза, но каждый раз с различным, свойственным той или иной богине выражением. Удивительно было видеть, какая перемена происходила во всех ее движениях: взглядах, жестах и мимике. Трудно было сказать чему удивляться более: богатству изобретательности и общей прелести исполнения или же грации и законченности отдельных черт.

Теодота, во время танцев, не спускала своего выразительного взгляда с Перикла. Он, как бы невольно, принимал участие в представлении, казалось, в нем она видела Париса, из рук которого хотела получить яблоко победы.

Когда Теодота закончила, Перикл выразил свое восхищение той прелестью и искусством, с которыми она выполнила свою задачу.

— Для нас это было не трудно, — сказал Алкаменес, — она в состоянии изобразить не только кротость голубки, но и дикость льва, жар огня, мягкий шелест и дрожание листьев.

— Я не сомневаюсь, — сказал Перикл, — что она умеет как и танцовщик, которого я видел недавно, представить мимикой все буквы алфавита…

— А что скажешь о Теодоте ты?! — воскликнул Алкаменес, дотрагиваясь рукой до плеча Сократа, который во время танцев не спускал глаз с танцовщицы и теперь погрузился в глубокую задумчивость.

— Я буду учиться танцевать, — серьезно сказал он, — до сих пор я знал только мудрость головы и мысли — теперь я знаю, что есть мудрость рук и ног.

Все улыбнулись, думая, что Сократ говорит со своей обычной иронией, но он продолжал:

— Такая прелесть размеренных движений, которую показала нам Теодота, непременно должна наполнять ум человека любовью к прекрасной соразмерности. Увидав их раз, человек, по необходимости, станет презирать все резкое и грубое. Я завидую, Теодота, тому чувству меры, которое живет у тебя в теле и душе.

— Я очень рада, — улыбаясь сказала Теодота, — если вам кажется, что я обладаю этим, и что другим оно нравится, так как мое призвание и заключается в том, чтобы нравиться и доставлять удовольствие. Но искусство нравиться и доставлять удовольствие, с каждым днем становится у нас, в Элладе, труднее. Для ваших, привыкших ко всему прекрасному, глаз, недостаточно прекрасной природы женщины, вы требуете, чтобы мы украшали себя всеми прелестями искусства. И однако, — прибавила она с очаровательной улыбкой, — как ни трудно для нас, женщин, благодаря вам, нравиться и доставлять удовольствие, тем не менее, я никогда не перестану считать это призвание самым прекрасным, и, если вы позволите, своим.

— Очевидно, — сказал Сократ, — ты не принадлежишь к числу тех женщин, которые, кроме самих себя, желают нравиться только одному человеку.

— Нет, клянусь богами, — вмешался Алкаменес, — она не принадлежит к числу тех женщин, она ужас всех мечтательных юношей. Еще вчера мне жаловался юный Дамет, что Теодота выгнала его за дверь, за то, что он сделался слишком мрачен.

— Действительно, — сказала Теодота, — я не переношу цепей, не только Гименея, но и Эрота, я не жрица любви — я дочь веселья.

— Я удивляюсь тебе, Теодота, — заметил Сократ, — мне кажется, ты выбрала не только прекраснейшее, но и самое трудное из всех призваний. Ты не хочешь быть напитком в кубке одного человека, спокойно осушаемом в тени домашнего очага, ты предпочитаешь подниматься в воздух, как легкое облачко и оттуда падать цветочным дождем веселья на головы всех. Ты отказываешься от семейного очага, от почестей супруги, от материнского счастья, от утешения в старости для того только, чтобы удовлетворять стремлению к прекрасному в груди мужей Эллады. Ты презираешь не только цепи Гименея, ты также презираешь и гордого Эрота, этого мстительного бога, а, между тем, всем известно, как скоро проходят молодость и красота. Несмотря на это, ты самоотверженна: как цветущее дерево, ты говоришь: «срывайте цветы моей кратковременной жизни, составляйте из них венки, я не хочу приносить плодов — я только цветочное дерево!» Какое самоотвержение! Да благословят тебя за это боги и люди, Теодота, да украсят хариты розами твое тело!

— Ты чересчур превозносишь мои заслуги, — отвечала танцовщица.

— Я еще сказал далеко не все! — воскликнул Сократ.

— В таком случае, это будет причиной для того, чтобы прийти ко мне снова, — сказала Теодота.

Так они разговаривали вдвоем, пока, наконец, и другие не приняли участия, и разговор сделался оживленнее. Теодота бросала на Перикла многозначительные взгляды и говорила много загадочных слов. Перикл отвечал на то и на другое мягким тоном, свойственным ему, когда он разговаривал с женщинами.

Аспазия наблюдала за ними, но без страстного ослепления, как это порой бывает с другими женщинами. Она сама была сторонницей свободной и ясной любви и выступала против рабства, не только в браке, но и в любви, кроме того знала, что женщина, которая ревнует, погибла. Она сознавала разницу между собою и Теодотой. Теодота беззаботно исполняла свое назначение, тогда как Аспазия никогда не способна была бы на подобную жизнь, она была бесконечно далеко от того самопожертвования, о котором говорил Сократ: она не отдала бы своих цветов на радость толпе. Она искала и нашла более блестящую цель, она была любима и любила той ясной, свободной любовью, которую проповедывала. Что же касается средств очаровывать и пленять, то Теодота беззаботно отдавала все, что имела, и ее средства скоро истощались, тогда как богатая, глубокая натура Аспазии была неистощима.