Владимир Шпаков - Песни китов

• Название: Песни китов
• Автор: Владимир Шпаков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014

Владимир Михайлович Шпаков — прозаик, эссеист, критик, постоянный автор «ДН». Живет в Санкт-Петербурге. Последняя крупная публикация в нашем журнале — роман «Смешанный brak», «ДН». № 10–11, 2011.

Владимир Михайлович Шпаков — прозаик, критик, драматург. Родился в 1960 году, в городе Брянске. С 1977 года — питерский житель, где закончил Ленинградский электротехнический институт, после чего работал в оборонном НИИ, на гражданском и военном флоте, в малотиражной прессе и т. д. Продолжил образование в Литературном институте им. А. М. Горького (семинар А. И. Приставкина), который закончил в 1995 году. Первая публикация прозы состоялась в 1992 году, в журнале «Огонек». С тех пор автором опубликовано множество рассказов, повестей, романов, пьес, а также около трехсот критических статей и рецензий.

Больше всего автора ценят работники журналов «Дружба народов», «Октябрь», «Крещатик», «Знамя», «Урал», «Зинзивер». В прошлом были хорошие отношения с журналом «Нева», где автор, к слову сказать, проработал почти пять лет заведующим отделом прозы (2003–2007), но теперь эти отношения закончились. У автора вышло четыре книги прозы: «Клоун на велосипеде» (СПб, «Геликон-плюс», 1998), «Год петуха» (СПб, «Алетейя», 2006), «Игры на поле Ватерлоо» (СПб, «Геликон-плюс», 2010), «Счастливый Феликс» (Москва, «Астрель», 2010). Опубликованные в периодике рассказы, повести и романы в разные годы номинировались на премии Ивана Белкина, Юрия Казакова, Национальный бестселлер, Русский Букер. Член Союза писателей Санкт-Петербурга с 1996 года. Член Союза писателей XXI века. Лауреат литературной премии Н. В. Гоголя за 2010 год. В настоящее время — первый заместитель главного редактора журнала «Зинзивер». Живет в Санкт-Петербурге.

---

— Шляется, где не положено. А? Чего молчишь? Я ведь правду говорю.

Севка опустил глаза.

— Не шляюсь я нигде…

— Шляешься, шляешься! И девчонку соседскую с собой таскаешь! Хорошо, Сашка охране сказал, что обознался, и никакой ты не Рогов…

Достав из буфета вторую бутылку, папаша разлил водку по рюмкам.

— Давай, прекращай партизанщину, а то задницу надеру.

Трудовик провел рукой по Севкиному загривку.

— Не трогай парня, он умница… Вырастет — гордиться будешь! Твои маятники для него будут — семечки!

— Ну, ты-то, положим, секрет не разгадал!

— Я не разгадал, а он — разгадает!

— Что из тебя вырастет? — вопрошал папаша. — А? Ты какой-то другой. Знаешь, Сергеич, что с ним в младенчестве было? Он шпильку материну в розетку сунул. Короткое замыкание, искры, а этому хоть бы хны! Даже пальцы не обжег, держался до последнего, хотя тут и взрослых убивает на раз! Его к электричеству тянет, как муху на говно!

Скажи Севка, что та шпилька была не единственной, да еще прибавь про лампочку в подвале, гореть бы заднице огнем. Да только он не дурак — себя раскрывать.

Оба собутыльника с интересом рассматривали юного феномена. Тот, в свою очередь, оглядывал протез Бориса Сергеича и представлял, что остальное тело тоже неживое, то есть состоит из протезов. А что? Есть ведь роботы, о них даже в технических журналах пишут. Искусственные ноги, руки, голова, а управляет этим электроника, помещенная хоть в голову, хоть в задницу (полупроводники много места не занимают). Он понимал: человек — не мотоцикл и не приемник, он гораздо сложнее, но при желании и его можно разобрать на составляющие. А потом опять собрать, только в более совершенном варианте. Где-то подточить, подправить, вставить новую пружину, усилить моторчик, глядишь — как новенький будет! Что такое, если разобраться, любой человек? Он ведь тоже в каком-то смысле робот, очень сложная машина; а человечество, выходит — сборище машин, которые перемещаются с места на место и что-то делают.

Размышляя об этом позже, Севка решил, что понял о жизни что-то важное. А потом и вовсе дух захватило, когда задумался о бессмертии. Не то, чтобы он боялся смерти — редко об этом думал, голова была занята другим. Но во дворе время от времени играла траурная музыка, из какого-нибудь подъезда выносили обитый красным гроб, и процессия погруженных в печаль людей отправлялась на кладбище по пути, усыпанному еловыми лапами. Из-за этого Севка терпеть не мог еловый запах; даже украшенная новогодней мишурой и фонариками, елка автоматически пробуждала мысли о похоронах. Но если человечество снабдить искусственными частями тела, похорон вообще не будет! Ведь если есть вечный двигатель, то и вечное тело может существовать!

Ради подтверждения мысли Севка иногда заходил в мастерскую, где наблюдал одну и ту же картину: маятник качался с той же амплитудой, хотя с момента запуска прошла уже неделя. Потом еще неделя прошла, а амплитуда не уменьшилась даже на миллиметр. Что означало: бессмертие не за горами!

Мысль утратила четкость, когда в очередной раз отправился к ДК автозавода. У дома культуры с колоннами и гербом на фронтоне имелась остекленная пристройка — сюда Севка нередко пробирался тайком и глазел через стекла на происходящее внутри. Первый ряд стекол был матовым, поэтому приходилось взбираться на цоколь, да еще приподниматься на цыпочках, чтобы увидеть зал с зеркалами и деревянными поручнями, где полтора десятка одетых в черное трико девчонок махали ногами, плавно двигали руками или приседали, раздвигая коленки. Это называлось «хореографический кружок», в котором занималась Лорка. Севка считал, что она тут — лучшая, ее движения были настолько точными, будто руки с ногами управлялись сверхсложной электроникой. Носки врозь, рука вверх, нога в сторону — и все так здорово, согласованно, как у совершенной машины! Вот только самые красивые в школе (а может, и в городе) ноги почему-то не хотелось менять на протезы, пусть даже ради ее бессмертия. Без сомнения, Лорка его заслуживала, но как тогда дотронуться до бугорков на груди, если они будут протезными?! А если к тебе прижмется собранное из искусственных частей существо, как недавно в подвале — замрешь ли от предвкушения чего-то запретного и сладостного? В итоге Севкин мозг оказывался в тупике, и выстраданная доктрина, можно сказать, трещала по швам.

На этот раз он наблюдал прыжки, когда девчонки по очереди проходили диагональ, выпрыгивая и растягиваясь в воздухе в шпагат. Лорка классно прошла диагональ первый раз, во второй, а вот на третий — упала! Она сидела на паркете, схватившись за ступню, рядом суетилась руководительница кружка, Севка же пребывал в недоумении. Ее было жалко, конечно, а с другой стороны: совершенная машина не должна ломаться! Она призвана работать вечно, как «перпетуум мобиле»!

— Опять подглядывал? — спросила Лорка, когда встретились на ступенях ДК.

— Почему подглядывал? Просто смотрел, как вы там… — Он указал на ее ногу.

— Болит?

— Терпеть можно. А ты лучше бы на спектакль приходил. Чего интересного в репетициях?

По дороге домой он представлял, как из сумерек выходят двое, нет, лучше трое блатных. И, конечно же, просят закурить. Севка лениво лезет в карман, будто за пачкой, на самом же деле достает эбонитовую палку с двумя проводами. Бац! — и первого трясет! Бац! — у второго искры из глаз! Третий сам обращается в бегство, а Севка незаметно прячет палку в карман.

— Как ты это сделал?! — округлила бы глаза Лорка.

— Очень просто, — ответил бы он, не раскрывая секрета. Он так явственно представил героическую сцену, что прослушал какую-то важную реплику.

— Не понял… Какой еще кислород?!

Лорка остановилась.

— Уши мыть надо. Я говорю: в аквариум кислород перестал подаваться, без него рыбы погибнут!

— А-а… Так это… Надо компрессор починить.

— А сможешь?

— Спрашиваешь!

Забыв про ее ушибленную ногу, Севка даже шагу прибавил, предвкушая очередную победу. Пусть блатных нет (да и «электрошок» по-прежнему только в проекте), зато он сможет обеспечить живительным воздухом всех этих гуппи и вуалехвостов, от которых Лорка без ума. Настоящий зоопарк развела: овчарка Грета, две кошки, черепаха между окон шебуршит, да еще целый аквариум разноцветных рыб, за которыми глаз да глаз! Севка привык, что на усыпанном камушками дне что-то булькает; но теперь, кажется, нужны его руки, чтобы забулькало опять.

Разобрав крошечный компрессор, Севка выискивал причину поломки. Он старался дышать ртом, хотя запах псины и кошатины в квартире едва чувствовался. Ну, не любил он животную вонь. То ли дело запах канифоли или металлической стружки — не надышишься, как говорится, а здесь что?! Он с удовольствием зажал бы нос, да руки были заняты.

Подойдя к аквариуму, Лорка бросила туда корм.

— Ты скоро? — спросила с тревогой. — А то мой барбус уже еле плавниками шевелит…

— Сделаю, не беспокойся…

Поначалу он был уверен, что сделает. Но прошло десять минут, полчаса, а причина поломки оставалась неясной. Севка попросил найти машинное масло, Лорка принесла, только спасительных пузырьков по-прежнему не появлялось.

— Давай, дыши, дыши…

Она стучала по стеклу, пытаясь расшевелить крупную полосатую рыбку, приникшую снизу к зеркалу воды. Рыбка медленно шевелила жабрами, затем стала поворачиваться набок.

— Что же ты?! — обернулась Лорка с отчаянным выражением лица.

— Сейчас, сейчас… — бормотал он. Неожиданно из руки выскользнул крошечный винтик, закатился под диван, так что пришлось ползать и искать его на ощупь. Когда Севка поднялся, барбус уже завис кверху брюхом.

— Вот, винтик… — вытянул он ладонь. Лорка ничего не ответила — по ее щекам текли слезы. По счастью, в этот момент хлопнула входная дверь. Это была тетя Света, Лоркина мать, она работала медицинской начальницей и приходила домой поздно. Тетя Света много и часто курила, вот и сейчас, войдя в комнату и кивнув Севке, сунула в рот сигарету.

— Мам, я же просила… — хлюпнула носом Лорка.

— Что? Ну да, забываю…

Не став прикуривать, мать бросила взгляд на аквариум.

— У нас, вижу, трагедия… Может, отдашь их в хорошие руки?

Лорка отвернулась к окну.

— У меня самой хорошие руки!

— А вот аквариум никудышный. Отдай Говоровым, у них и аквариум больше, и воздух исправно подается…

Севка выступил вперед.

— Это я во всем… В общем, не смог починить, потому она и сдохла…

— Умерла! — еще раз хлюпнула Лорка.

— Еще скажи: погибла смертью храбрых! — насмешливо проговорила мать. Приоткрыв дверь на балкон, она встала у образовавшейся щели и щелкнула зажигалкой.

— А ты, значит, не справился? Странно, о тебе рассказывают такое… Прямо технический гений!