Юрий Аксютин - Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.

• Название: Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг.
• Автор: Юрий Аксютин
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-8243-1397-0

С позиций современного научного знания в книге исследуются такие конкретно-исторические проблемы общественно-политической жизни 1953-1964 гг. в СССР, как либерализация режима, получившая тогда же название «оттепель», отношение к этому процессу самих наследников Сталина в свете развернувшейся между ними борьбы за лидерство, а также меняющиеся взаимоотношения между властью и обществом, реакция «низов» на исходящие «сверху» импульсы, их отношение к тем или иным внешне- и внутриполитическим мероприятиям советского руководства, эволюция взглядов на деятельность тогдашнего лидера и его динамика. Объектом исследования являются взаимоотношения власти и общества во всем многообразии и противоречивости их проявлений. Особое внимание уделяется изменению взаимоотношений внутри высшего партийного руководства и между этим руководством и советским обществом в период «оттепели».

Настоящее второе издание почти полностью повторяет предыдущее, в него внесены исправления редакционного характера, в том числе вызванные появлением новых источников. Кроме того оно дополнено обширным именным указателем.

---

По-иному складывалось обсуждение итогов пленума в некоторых первичных организациях. То там, то здесь, как отмечалось в одной из записок нового министра обороны Г.К. Жукова и его заместителя по политической работе А.С. Желтова в ЦК, имели место «выражения недовольства и отсталых настроений». Так, подполковник Чуриков из Северной группы войск сетовал на то, что, несмотря на многочисленные постановления о развитии сельского хозяйства, дела в нем серьезно не улучшаются. «В городах по-прежнему большие очереди за хлебом, мясом и другими продуктами». Капитан Лукьянов в Закавказском военном округе недоумевал, почему сняли Маленкова, ведь он «много сделал и имеет популярность среди колхозников». Такого же мнения придерживался рядовой Головин в Белорусском военном округе. Был Маленков, рассуждал лейтенант Савинов на Черноморском флоте, заставляли подписываться на заем в размере двухнедельного заработка, стал Булганин, размер подписки увеличили. Были и более простые, хотя и довольно далекие от истины объяснения персональных перемен наверху. Сержант Есин (Прибалтийский военный округ) полагал, что «руководство правительством поручено военному деятелю» потому, что «надвигается опасность войны». Подобное же предположение выдвигал капитан Корсаков (8-й военно-морской флот): «Теперь правительство военное, наверное, будет война»{400}.

— Очень жаль, — прямо высказала то, что думала, работница Московского ликеро-водочного завода Ларькина. — Ведь с его именем связаны большие дела по улучшению жизни народа в нашей стране.

Парторг цеха № 6 на заводе № 45 Хорин, отметив, что все рабочие в его цехе болезненно встретили заявление Маленкова об отставке, полагал, что бывший председатель Совета министров принял на себя слишком большую вину:

— Разве в допущенных недостатках виноват он один? Конечно, нет{401}.

На партийном собрании философского факультета Московского университета 9 марта 1955 г. после зачитывания постановления о Маленкове «политически неправильно» выступили сразу аж пять человек! Так, студент П.В. Смирнов, посетовав на то, что некоторые коммунисты только после решения руководящих органов «начинают задним числом говорить, что они это знали, но тем не менее почему-то молчали», сделал вывод, что, значит, раньше многие из них выступали как приспособленцы. И предложил почистить партию от такого рода «мазуриков» путем установки партмаксимума. Дальше — больше. А.И. Могилев предложил вместо бездумного одобрения решений пленума записать в резолюции «принять к сведению», потому что «весь разговор ведется об ошибках Маленкова», а это больше вина ЦК. Он усомнился в реальности контрольных цифр пятилетнего плана по развитию сельского хозяйства (10 миллиардов пудов зерна уже в этом году) и заявил:

— До сих пор мы верили ЦК, а теперь многое для нас неясно.

О необходимости усилить демократические начала в партии говорил студент 3. Г. Апресян.

— Зачем все ошибки валить на Маленкова? — недоумевал он. — В ответе вся партия, весь ЦК и особенно Президиум во главе вы знаете с кем.

Еще дальше пошел А.И. Сохин, замахнувшийся на советскую избирательную систему, которая, по его мнению, «не является демократической».

Эти речи получили поддержку других студентов-коммунистов. И когда кто-нибудь из президиума пытался подправить, а тем более одернуть увлекшихся ораторов, его прерывали шипением, стуком и выкриками:

— На факультете у нас установился такой порядок, когда людям говорить не дают, рты зажимают. Это не только наш порок. Это идет дальше и выше!

Во всем этом увидели, как это было принято тогда, групповой сговор. Уже 15 марта партком МГУ постановил за «непартийные» выступления исключить из партии Смирнова и Могилева, а Апресяну и еще двум студентам объявить строгий выговор с предупреждением. Однако бюро Ленинского райкома посчитало эту меру взыскания слишком либеральной и постановило исключить из партии всех «вольнодумцев», выступавших на собрании. Мало того, от них требовали признаться, с какими контрреволюционными организациями они поддерживают связь.

Однако карательная мера вызвала эффект, обратный желаемому, — не страх и раскаяние, а возмущение. Один из преподавателей, И.М. Панюшкин, написал на имя Хрущева и Булганина письмо в защиту наказанных. Сами студенты отправили делегацию с жалобой в горком партии. К тому же все это дело получило широкую огласку. Во Всесоюзном государственном институте кинематографии, городском педагогическом и Московском инженерно-физическом институтах на занятиях по философии, истории партии и марксизму-ленинизму преподавателей засыпали вопросами «не по теме»: о демократии и дисциплине, суде над Берией и разногласиях в Президиуме ЦК… В результате в МГК КПСС решили, что не стоит «портить отношения со студентами», и все возмутители спокойствия отделались строгачами. Правда, один из них, Смирнов, исключенный сразу же из университета, вынужден был заканчивать его на вечернем отделении{402}.

Так что не только первые робкие попытки реформирования системы, но и их сворачивание, объявление их не соответствующими духу марксизма-ленинизма, сопровождавшие отставку Маленкова, побуждали все большее число людей к критическому осмыслению недавнего прошлого и настоящего. Общество перестало казаться монолитным. И, мало того, поддержка власти с его стороны уменьшалась, а в случае с отставкой Маленкова вообще оказалась на критическом уровне.

Глава 2. ПРОЦЕСС ПРОЩАНИЯ СО СТАЛИНСКИМ НАСЛЕДСТВОМ И ЕГО НЕЗАВЕРШЕННОСТЬ

2.1. Внешнеполитические новации 1955 года глазами простых людей

2.1.1. Германский и австрийский вопросы

Министр иностранных дел В.М. Молотов занимал довольно жесткую позицию при определении основных направлений советской внешней политики. И хотя Маленков и Хрущев выдвигали довольно существенные новации концептуального порядка, с которыми он не соглашался (например, долгое время избегая публичного упоминания о «мирном сосуществовании»), все же его авторитет при определении основных направлений внешней политики, особенно по отношению к Западу, был преобладающим.

30 августа 1954 г. Национальное собрание Франции отклонило договор об учреждении «европейского оборонительного сообщества» с участием ФРГ. Это вызвало настоящую эйфорию в Москве. Казалось, рушатся планы империалистов и реваншистов в отношении ремилитаризации Западной Германии. Однако уже 23 октября представители государств — членов НАТО согласились принять в свои ряды ФРГ, а ее правительство считать «единственным представителем немецкого народа в международных делах». Надежды, что французский парламент еще раз откажется дать свое согласие на включение немцев в военную структуру Запада, оказались напрасными.

А между тем, как некоторое время спустя признавался Хрущев, если бы он сам и его коллеги по коллективному руководству «с меньшим авторитетом, чем Молотов, в международных проблемах, занялись этим вопросом, то мы, возможно, совершенно по-другому повернули бы дело, и возможно не было бы и Парижских соглашений, возможно по-другому бы сложилась обстановка». Но «пустили это на самотек Молотова»{403}. Эту реплику первого секретаря ЦК КПСС можно понимать как своего рода признание того, что в период между 30 августа и 23 октября 1954 г. у советской дипломатии был какой-то шанс не допустить включения ФРГ в НАТО, проявив такую инициативу, которая могла бы заинтересовать наших бывших союзников. Вполне возможно, что такая инициатива и обсуждалась в Президиуме ЦК, но министр иностранных дел был против, и все закончилось ничем. Возобладала твердая линия угроз и ультиматумов.

Выступая на сессии Верховного Совета СССР 8 февраля 1955 г., Молотов предупреждал, что ратификация Парижских соглашений станет главным препятствием на пути решения германской проблемы:

— После того, как Западная Германия будет ремилитаризирована и превратится в милитаристское государство, станет невозможным объединение этой части Германии с восточной частью Германии — с миролюбивой Германской Демократической Республикой.

Это был своего рода «кнут». Но показал Молотов и «пряник»:

— Напротив, отказ от Парижских соглашений и достижение соответствующего соглашения между четырьмя державами — Францией, Англией, США и СССР — сделали бы возможным уже в этом году проведение общегерманских свободных выборов, имеющих целью восстановление единства Германии на миролюбивых и демократических началах. В этом заключается смысл сделанного 15 января заявления Советского правительства по германскому вопросу{404}.

Но, как говорится, дорого яичко к Христову дню. Если бы такое предложение было бы выдвинуто раньше, оно, может быть, имело бы больше шансов на успех. Теперь же поезд уже ушел, и мало кто на Западе соглашался его снова останавливать. Очевидно, в Москве прекрасно понимали это, и там ничего не оставалось делать, как потрясать вдогонку кулаком.