Джон Барнс - Миллион открытых дверей

• Название: Миллион открытых дверей
• Автор: Джон Барнс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-015608-1

…Тысяча Культур.

Тысяча планет, рассеянных по десяткам солнечных систем. Тысяча «новых домов» вышедших в космос землян, которые научились приспосабливать для обитания миры по всей Галактике.

Веками жили эти планеты в изоляции, выстраивая ни в чем не похожие цивилизации, выросшие от одного корня.

Но теперь люди могут беспрепятственно перемещаться между мирами.

Лицом к лицу встретились представители разных культур, разных миров. Что ждет человечество? Новый виток развитии? Или — конфликт, перед которым меркнут все прежние земные войны?

---

Маргарет тоже выглядела смущенной. Может быть, действительно она собралась задать вопрос, который очень интересовал ее, а может быть, мой смех смутил ее.

— Нет-нет, ничего, — поспешил заверить девушку я. — Я засмеялся только потому, что до того, как я оказался здесь, я бы и не понял смысла этого вопроса. Дело в том, что я понятия не имею о том, что у donzelhas творится в голове. Я мог бы многое рассказать тебе о том, какое тело у Гарсенды Монверай, мог бы точно сказать, какого цвета у нее глаза, что она любит делать… для забавы. — Маргарет стояла пунцовая от смущения. Я подумал о том, что, наверное, еще ни разу не разговаривал с девственницей такого возраста. — Но мне нечего сказать о ее мыслях или чувствах.

Маргарет состроила гримасу и покачала головой, но ничего не сказала.

— Ты собиралась что-то сказать, — напомнил я. — И что бы ты ни сказала, ты меня не обидишь.

— О… я только хотела сказать, что, похоже, это самообман. Все мы способны любыми способами привлечь к себе внимание, но внимание со стороны того, кто даже не знает, что ты собой представляешь… — Она пожала плечами и развела руками. Улыбка у нее получилась усталая, вымученная. — Знаешь, не хотелось бы переходить на тон проповедника, но впечатление такое, словно все время все торгуются между собой.

— Может быть. И пожалуй, одни люди лучше приспосабливаются к чужим обычаям, чем другие. Здесь есть такие, кому будет не по себе в Новой Аквитании, а есть аквитанцы, которые без труда освоились бы здесь.

— Наверное, — улыбнулась Маргарет, и мне почти понравилась ее улыбка — она у нее была совершенно особенная. — Думаю, со временем стоимость путешествий с помощью спрингера понизится. Говорят, что это может произойти лет через десять — двадцать, и тогда любой сможет найти для себя планету по своему вкусу. Конечно, если ее к этому времени не успеют уничтожить те, кто нашел ее раньше.

Долгую-долгую минуту мы молча просидели рядом. Я пытался взглядом перекроить Маргарет, пытался придумать, как можно было бы ее, что ли, переаранжировать, чтобы она мне понравилась внешне, но понял, что ничего поделать нельзя.

Если бы рядом с Маргарет оказалась Валери, взгляд невольно потянулся бы к ней в поисках красоты и симметрии, а глядя на Маргарет, я невольно искал недостатки, и они затмевали все остальное.

Неловкость усиливалась, и уже надо было что-то предпринимать, чтобы как-то ее рассеять, и тут из мужской раздевалки вышел Брюс. Я сообщил ему о тонкостях размещения по комнатам. Похоже, новость его не слишком порадовала, но он молча кивнул, взял свою сумку и поднялся наверх.

Я еще не представлял, что скажу Аймерику, и только начал думать над этим, как он вдруг появился на лестнице и спустился ко мне. Я пожалел было о том, что придется вести неприятный разговор при Маргарет, но она вдруг как будто испарилась, и тут у меня возникла противоположная мысль: а не смогла ли бы она мне чем-нибудь помочь, если бы осталась. Верно она сказала насчет того, что всегда можно поторговаться.

Аймерик приветствовал меня суховатой усмешкой.

— Что, Биерис еще не спускалась? — осведомился он.

— Еще нет, — осторожно ответил я.

— Послушай, можно я переберусь к тебе? Тогда она пусть сама решает — позвать ли ей Брюса в гостевую комнату или превратить ее в женскую спальню. Пусть делает, как пожелает. Не хотелось бы вынуждать ее сообщать мне о своем выборе.

Находись мы в Нупето, я бы сказал, что у этого мужчины нет никакой гордости и что он под каблуком у donzelha. А тут я просто выпалил, не особо задумываясь:

— Que merce!

Аймерик изумленно посмотрел на меня.

— А ты на самом деле изменился.

— Да не очень. — И тут у меня вдруг мелькнула мысль, засевшая в голове с прошлой ночи. — Послушай, когда мы вернемся… не откажешься ли ты стать моим секундантом в поединке с Маркабру? Он написал мне невероятно оскорбительное письмо. Я, на его взгляд, просто-напросто погряз в каледонских делах. Ну, в общем, я подумал, что если мы успеем вернуться домой вовремя, то я могу потешить себя убийством принца-консорта.

— Договорились. Последние два письма, которые он прислал мне, тоже невыносимы. Вот только мне потеря дружеских отношений с ним ничем не грозит, поскольку по-настоящему близкими друзьями мы, по сути, никогда не были. И честно говоря, я никогда не понимал, что ты в нем находил.

Я пожал плечами.

— Долгое время он был моим companhon, нас многое связывало. Но до конца я его не знал. Очень многое выплыло из тех писем, которые я от него получил здесь. Вот почему мне бы и хотелось сразиться с ним.

— Что ж, можешь считать меня своим секундантом.

Аймерик поднял с пола свою дорожную сумку, и мы вместе с ним поднялись по лестнице. Его рука легла на мое плечо.

Чувство, охватившее меня, когда мы поднимались с Аймериком по лестнице, я потом передал в песне, которую многие считают одной из лучших моих песен, но в те мгновения у меня просто вдруг сжалось сердце и я с трудом удержался от рыданий, но слезы из глаз все же хлынули.

Аймерик цепко сжал мое плечо.

— Жиро, в чем дело?

Я всхлипнул и взял себя в руки. Deu, я уже дважды за день плакал в присутствии других людей. Что я за jovent, в конце-то концов?

— О… Я просто подумал… Нас было четверо — ты, я, Маркабру и Рембо… Ведь Рембо я по-настоящему тоже мало знал до тех пор, пока мне не вживили его псипикс. Только тогда я понял, что вызывает у него радость и какой у него на самом деле мрачный юмор. И когда я начал ощущать, как он тает в моем сознании, горечь потери была сильнее, чем тогда, когда мы его схоронили, понимаешь? И вот сейчас мне вдруг стало жутко жаль, что я не знал его — не знал как друга, а не как просто одного из приятелей, пока он был жив.

Аймерик кивнул. Вид у него был потешный и трогательный. Лысина у него стала еще больше, чем раньше, аквитанская одежда выглядела до предела небрежно. Дело в том, что у нас принято переодеваться трижды за день, да и одежда аквитанская не предназначена для того, чтобы ее носить постоянно, как каледонские комбинезоны. Аймерик сейчас был похож на пьяницу, что шастают по Молодежному Кварталу и каждому встречному готовы поведать истории из времен своей юности, потому что так и не сумели повзрослеть. И вот теперь я стоял на длинной серой лестнице, а впереди нас маячила колонна, освещенная последними маслянисто-желтыми лучами заходящего солнца… Я смотрел на Аймерика и понимал, что он и сам отлично понимает, как выглядит, но только это ему совершенно безразлично, потому что он знает, что он — такой, какой есть. На такое мало кто был способен, и в это мгновение я ощутил к нему необычайную любовь и сильнейшее уважение, да и не только за это, а за многое, что происходило раньше.

— Теперь, — решительно проговорил я, — когда судьба будет сводить меня с людьми, я буду стараться узнать их лучше.

— А я думаю, что никому из нас никогда никого не дано узнать до конца, — вздохнул Аймерик.

— Я так рад, что ты согласился быть моим секундантом. Как думаешь, мне стоит вызвать его на бой без правил?

— Почему бы и нет? Надо проучить этого засранца-садиста как следует.

Он оскалился совсем по-акульи. Я ответил ему такой же усмешкой. Мы крепко пожали друг другу руки, и на какое-то мгновение между нами возникло нечто подобное тому, что я ощутил, когда Аймерик впервые вошел в дом моего отца.

— Ну, как они там? — спросил я у Аймерика, когда мы поставили в моей комнате раскладушку для него и еще одну, на всякий случай. — Я про твоего отца и Кларити Питерборо.

— Отец держится как мученик… только здесь это означает не совсем то же самое, что означало бы в Новой Аквитании. Понимаешь, он хорошо помнит о том, что в прошлом многим людям приходилось страдать за свои убеждения. И он… старается вести себя так, как они. — Аймерик вздохнул. — А вот Кларити… С ней все не так. — Он уселся на табурет и сразу обмяк, но, как я понял, не потому, что расслабился, а потому, что обессилел. — Ее мировоззрение… все, чему она учила своих прихожан, было основано на том, что каледонская политическая система в принципе хороша, справедлива, рациональна и что ее нужно лишь немножко усовершенствовать, что все дело только в считанных несгибаемых бюрократах, людях с негибкими моральными принципами. Дескать, если бы не они, то все пошло бы просто замечательно — в общем, в таком духе. И в этом смысле она действительно верила в доброго, разумного, любящего Бога…

— А теперь больше не верит?

— Хвалите Господа. Благодарите Его. Думайте Рационально. Будьте свободны. Четыре заповеди Керозы. А Кероза учил каледонцев тому, что это одно и то же. Мы хвалим Господа, стараясь подражать Ему. Поскольку Он — высшее рациональное существо, мы благодарим Его за рациональность и тем, что более не должны сражаться с тем рациональным миром, в котором живем, а следовательно — мы свободны. Свободны так, как физическое тело в состоянии свободного падения. Ты ведь не чувствуешь гравитации, если делаешь только то, чего от тебя хочет гравитация. — Он вздохнул и поежился — то ли от холода, то ли от того, что его охватил прилив сострадания. — Кларити во все это верит. Потому что она… ну; что я говорю — ты же знаешь ее. Она щедрая, она добрая, она всех любит. И оттого, что она такая, все эти идеи приобретают для нее особенно важное значение. Она не знает — и этого нельзя узнать, прожив всю жизнь в Каледонии, — что она хорошая и добрая не благодаря каким-то словам и что эти слова обозначают то, что обозначают, только потому, что она хорошая и добрая.