Николай Никонов - След рыси

• Название: След рыси
• Автор: Николай Никонов
• Жанр: Публицистика
• Год: 1979

---

Я много думал о моей семье, думал о нашей планете, о том, как она великолепна и какой спокойный у нее вид с такого огромного расстояния.

Майкл КОЛЛИНЗ

Земля сквозь иллюминаторы «Аполло» казалась недалекой, хоть была лишь чуть больше Луны. Но она была белой и голубовато-мраморной и была красивее Луны, — сейчас ее было видно лишь странным, повернутым параллельно кораблю полумесяцем, полудиском, — не скажешь ведь полуземлей? — а под «Аполло» вполне зримо, широко и ясно неслась Луна. Она была еще в тени всходившего солнца, коричнево-пепельная, чуть светящаяся и покривленная, с разломами хребтов, и лишь ровные поверхности круглых жерлов кратеров резко чернели на коричнево-сером. Она похожа на пустыню, по которой кто-то разбросал каменные обломки, круги воронок и ям, она чудилась Землей, но Землей, погибшей от какой-то страшной, беспощадной войны, и воронки-кратеры словно напоминали о минувшей трагедии.

— Какая пустыня! Какое дикое место… — сказал Коллинз.

— Оно внушает даже страх, — отозвался Олдрин, не отрываясь от иллюминатора «Колумбии»{«Колумбия» — орбитальный отсек космического корабля «Аполлон-11».}.

Армстронг молчал, и уже то, что он молчал — человек, гораздый на шутки даже там, где они казались невозможными, говорило о его волнении. Лицо Армстронга, широкое и нетипичное для американцев, более похожее на лица русских вятичей, выражало сосредоточенное до предела, до испарины на лбу ожидание. «Сейчас Хьюстон подаст команду для перехода в «Орел», — думал он, — и начнется то, что он уже не раз как будто испытывал и все-таки всего лишь только ждал… Переход в «Орел», в лунную кабину, как чаще ее называют в печати… Переход… Переползание, протискивание в отсек этого забавного чудовища, похожего на творение скульпторов-модернистов, похожего на робота, — а это и был робот, сотворенный инженерами и рабочими для посадки и приземле… Что это за черт… Прилунения на Луну…»

Кабина шла к Луне… Датчики и компьютер показывали — до прилунения осталось тридцать минут… Полчаса… Исчезла связь с Хьюстоном. Внезапно. Непредвиденно. Почему непредвиденно? Предвиденно… Такое проигрывалось… И все-таки… Проклятье… Проклятая техника… В самый нужный момент… Ну, что же там молчат… Видимо, слишком раскачивается антенна… Армстронг чувствовал: что-то неладно. А до Луны было двенадцать километров.

— Десять километров… Девять километров… Семь… Пять… Три…

Кратеры вырастали и будто тянули к себе кабину.

— Километр… Четыреста девяносто, четыреста тридцать… — Олдрин беспрерывно, как автомат, называл цифры. — Сто восемь… Сто метров…

Компьютер ошибся: под кабиной вместо ровного плато, выбранного для посадки, был кратер, величиной с футбольное поле, чаша, вся заваленная глыбами и обломками. Садись «Орел» на валуны и камни?! Наудачу?..

И может быть, только то, что Армстронг был летчиком-испытателем, привык решать мгновенно, спасло кабину, экипаж и всю программу… Нельзя садиться, и горючее на исходе… Еще секунды — и Земля должна скомандовать — вверх! — на соединение с «Колумбией». Должна скомандовать, а Хьюстон молчит. Связи нет. И если он промедлит хотя бы секунду…

Тень «Орла» мчалась по валунам и кратерам. Олдрин называл цифры… Близко грунт, — но лунная пыль, взметенная газами двигателя, забила иллюминатор.

— «Орел»! Отвечайте! Почему молчите?! — прорвался вдруг Хьюстон.

Ничего не видно в иллюминаторы… Сейчас будет команда… Взгляд на пульт маршевого двигателя и — свет… Внезапный яркий свет. Кабина встала на грунт, выпустила лапы-амортизаторы. Луна…

Армстронг пробовал что-то сказать и не мог… Пульс был в горле. Глаза лезли из орбит. В голове ломило. И так же беззвучно раскрывал рот Олдрин. Наконец Армстронг выдавил, превозмог эту ломящую боль-звон:

— Хьюстон… Говорит… База… спокойствия… «Орел» прилунился… Мы сели… Мы сели…

И они опять оба смотрели друг на друга, как помешанные, словно хотели еще что-то понять и услышать. По графику (кто составлял этот график!) им теперь полагался отдых и сон!

Армстронг медленно тянул ногу. Здесь лестница кончалась, а до земли, — о, черт, до Луны — чуть-чуть не дотягивалась нога в рубчатом ботинке. Шаг. Один шаг. Он ступил на Луну, ощутив тысячи горячих уколов во всем теле. Нервы… Она держала. Она была просто, как пыльная-пыльная Земля… Было светло, как днем, гораздо светлее, чем на Земле в самую лунную ночь. Чернота неба не ощущалась из-за сильного света солнца, только тени были удивительно черные и меняющиеся. Пока он и Олдрин восхищенно и потрясенно бродили вокруг кабины, печатая на пыли четкие рубчатые следы, — оба с трудом приходили в себя. И все билась, не укладывалась в голове мысль: «Ходим по Луне? Ходим?? По Луне?? По Луне… По земле…» Это было как в волшебном царстве, в волшебном сне со Смещениями понятий. По Луне? Но это же Земля… Все равно, как земля… Земля? Нет… Это не Земля… Это Лишь что-то подобное… Земля… И опять дикая мысль… А если — Земля? Где-то в пустыне, в Соноре или в Калифорнии… А что там, над головой… Земля? Неужели над головой, вдали, светится Земля?

Ноги погружались в странный порошкообразный грунт. Под ним угадывалось нечто твердое и скользкое, как лед или камень-голыш. Камни здесь были легкие… Армстронг складывал их щипцами в сумку-контейнер. Два часа мелькнули незаметно. Два часа на Луне…

Теперь Армстронг думал только об одном — взлетит ли «Орел»? Рванет ли с поверхности эта по земным нормам не похожая на летательный аппарат машина? Или… Станет могилой его и Олдрина — памятником на Луне. Кислорода хватит еще на двое суток… А дальше…. К черту! К черту! Все эти страхи, трусливые мысли. Как хорошо, что хотя бы мысли не может слышать Хьюстон. Зато он слышит, как бьется-трепещет сердце. К черту… Надо успокоиться… Все будет хорошо… Все будет хорошо… «Орел» взлетит. Все задублировано и проверено… Но ведь… Двигатель есть двигатель. Корабль Несло через сотни тысяч километров этого черного ада — космоса… Как медленно тянется время в отсеке, так хочется выйти — и нельзя выйти… Неужели все-таки вон та бело-голубая горбушка в черноте неба — Земля? И там — люди, люди, люди… Тысячи, миллиарды людей, которые сейчас думают о них, о нем, об Олдрине, о Коллинзе-Майкл, который болтается на орбите, — все-таки ему, наверное, легче, хоть он тоже одинок, страшно одинок и трясется за них… Ведь вернуться ему без них… Что это за возвращение… Неужели… О, господи, спаси нас и взнеси отсюда… Нет, никому пока не нужен этот абсолютно безжизненный, безвоздушный, ледяной мир бесконечной тьмы. Он нужен пока разве затем… чтобы лучше понять, какое чудо — Земля… Чудо!.. Чудо прекрасное! Сотворенное кем-то с высшим разумом… Здесь не верится ни в какие теории самозарождения жизни. Слишком прекрасна, слишком целесообразна… Слишком рукотворной кажется Земля… Чудо… Земля. Чудо ее океаны, горы, степи, леса, льды… Чудо — животные… Чудо — женщины… Они там, все там, на этом голубовато-белом полумесяце… И моя Джан… Джан… Чудо — дети. Все дети и мои… Чудо — растения… Чудо и счастье только жить, дышать без ограничения чистым воздухом, плавать в чистой воде и ходить по лесным опушкам и улицам… Еще когда летели сюда, когда проскочили атмосферу, я думал и часто думал раньше, — если бы все видели и понимали, какой тоненькой пленочкой, тоненьким голубым паром пригодной для жизни атмосферы подернута планета… Это надо бы понять, понять всем… Три километра, пять километров ввысь — и уже нечем дышать, невозможна жизнь… Что такое три километра над площадью планеты?

Сюда… на Луну… В космос… Надо посылать всякого, кто любит грозить, воевать, греметь оружием, заливать газом и ядом нашу Землю, и может быть, в неисправимом случае, и оставлять его здесь…

Армстронг перевел глаза на Олдрина, который был напротив… Взлетим ли? Это было, как пытка, и оба они молчали. Говорить не хотелось. Может быть, перед глазами все время возникали только часы, часы, часы — с прыгающей секундной стрелкой. Скорее бы пуск… Скорей… И за ним неизбежное.

Теперь, наверное, мы оба хотели только одного, я и Олдрин, попасть, нет, не на Землю. Земля была безнадежно далека. Мы хотели оказаться на «Аполло», в отсеке «Колумбии», которая кружила над нами…

Осталось пять минут. Готовность. Сейчас будет пуск. Команда.

«К взлету готовы… На взлетной полосе, кроме нас — никого нет… Пуск!!!» Двигатель заработал. Тряхнуло.

Мы, кажется, закричали. Кажется… Или опять так же — без голоса…

— Летим? — я услышал Олдрина.

— Мы… летим… Мы… летим.

А дальше было самое запоминающееся: руки Майкла в трубе перехода. Он будто тащил меня… тащил… тащил, а я, кажется, нет, не плакал, меня просто трясло, я просто будто очумел от радости…