Галина Артемьева - Колыбелька из прутиков вербы

• Название: Колыбелька из прутиков вербы
• Автор: Галина Артемьева
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-76381-8

Наташа приезжает в Прагу, чтобы своими глазами увидеть, действительно ли ей изменяет муж. «Командировка в Стерлитамак по служебной надобности» оказывается для неверного супруга предпоследним актом драмы – последний ждет его в Москве по возвращении. Что скажет Наташа человеку, разрушившему жизнь их семейства? Она поведет себя так, что это станет неожиданностью для ее подруг Вари и Марушки. Неожиданностью – для изменника-мужа. Неожиданностью… даже для самой Наташи. А все почему? Потому что задача женщины – делать жизнь близких людей защищенной и устойчивой: плести колыбельку.

---

– Вот и я о чем! Клуша – это ты еще мягко сказала! Из терпеливых покорных телочек получаются натуральные мясные коровы! Говяжьи туши! Правило без исключений. Или мне не попадались исключения. Так что, как в песне поется, «прости, что между нами выросла стена, я не могу любить кусок говна».

– В принципе, правильно, – кивнула Варя, – только все это по нервам очень бьет.

– Бьет, – согласилась Ната и вздохнула, – а тут ничего не поделать. Вся жизнь по нервам бьет. Надо смотреть вокруг, за что зацепиться, чтобы не потонуть. И выходы постоянно искать, прикидывать.

Легкая летняя тьма уже опустилась на прекрасный город. Небо распахивало свои бездны, подмигивая мириадами звезд. Ясное ночное небо словно сулило защиту. Там, в вышине, не было места горю и боли.

– Ничего, – задумчиво произнесла Наташа, – вынырну. И не такое переживала. Ты как? Не засыпаешь еще?

– Ни в одном глазу, – покачала головой Варя.

– Вот я тебе про первую любовь свою сейчас расскажу. Скучно не будет.

Зигфрид

Да, о скуке рядом с Наташей и речи не шло. История ее первой любви полностью подтверждала это впечатление от ее яркой личности.

Первая настоящая любовь случилась у нее на втором курсе института. То есть раньше она, конечно, влюблялась, но вот чтобы точно понимать, что любовь пришла, такого не было. Она даже до этого удивлялась себе: может, ей вообще не дана способность любить? Или, возможно, слухи о существовании какого-то особого чувства людей друг к другу сильно преувеличены стихами и романами. Однако потом уверилась: любовь существует.

Она в свое время поступила в свой нефтегазовый институт только потому, что, во-первых, ей было все равно, куда идти, а во-вторых, это учебное заведение находилось рядом с ее домом. Пять минут пешком – зачем еще что-то искать? Она училась легко, хорошо, особенно по математике, физике, химии. Литература, история – это все казалось потерей времени. Не понимала она, зачем это все. Почитать ведь можно и так, без всякого школьного предмета. Захочется – и почитаешь. А не захочется, зачем мозг насиловать? Смысл какой? Вот с техническими предметами все было так четко и логично, что вопросов не было. Она собиралась получить диплом и выйти замуж. Работать, конечно, пришлось бы, чтобы дома не сидеть целыми днями, чтобы людей видеть и жизнь чтобы шла. Но до этого было еще далеко. Поступила легко, сразу после школы. И училась без проблем. Парней вокруг было много, причем очень даже приличных парней. Времени впереди было предостаточно, чтобы основательно оглядеться и выбрать себе достойного партнера. И вот в начале второго курса заглянула Наташа на кафедру в поисках препода, который назначен был ее руководителем по курсовой работе. Препода не нашла, зато познакомилась с Зигфридом.

Она как увидела его, так и обалдела от невиданной мужской красоты. Высокий, крепкий, загорелый, синеглазый и светловолосый человек вызвал у нее единственную ассоциацию.

«Викинг!» – ахнула про себя девушка.

После секундного замешательства она нашла в себе силы спросить у викинга, не знает ли тот, когда должен быть Вандышев.

– Скоро будет, я сам его жду, – ответил красавец с легким акцентом.

За то время совместного ожидания профессора они и познакомились. Прекрасного незнакомца звали Зигфрид. Приехал он из Германии. Оказывается, он когда-то закончил этот самый институт, потом сразу остался в аспирантуре и защитил кандидатскую. За этот период ГДР уже влилась в ФРГ, он стал работать в фирме, связанной с добычей и транспортировкой газа, а теперь вот набралось много материалов, решил, почему бы не защитить докторскую, если есть такая возможность. Профессор Вандышев был его научным руководителем, когда кандидатскую готовил. Сейчас вот собирается по докторской с ним проконсультироваться.

– Ничего себе! – наивно поразилась Наташка, – вы же молодой еще. А уже докторская.

– А зачем тянуть? – вполне по-русски ответил Зигфрид. – Жизнь короткая. Надо все успевать.

– Точно, – согласилась девчонка, – только я ничего что-то не успеваю. Мне бы курсовую как-то соорудить.

– Главное, из Интернета ничего не скачивай. Вандышев не простит. Лучше сама делай, пусть не очень хорошо, но сама. Он тогда поможет. А заметит, что не свое ему принесла, прогонит.

– Да знаю я, – обреченно вздохнула Наташа, – уже наслышана. Вот и боюсь его как незнамо кого.

– А хочешь, я помогу тебе? – предложил викинг. – Я на три недели приехал. Могу в свободное время быть полезным.

– Хочу! Очень хочу! – просияла она.

И принялся Зигфрид весьма усердно помогать. Очень дельные советы давал, план подробный составил, даже со списком литературы помог. В течение двух недель они виделись каждый вечер. Без исключений. Наташа сгорала от безответной любви, но даже виду на подавала. Она старательно работала над курсовой. И над своей влюбленностью работала тоже, объясняя себе, что нечего тратить время на несбыточные мечты. Помимо рабочих бесед происходили у них и простые разговоры о том о сем. Ей о себе особо нечего было рассказывать: папа-мама, школа, экзамены, мечты. Мечты у нее тогда бродили в голове смешные: путешествовать по всему миру, а еще выйти замуж по сильной любви, чтоб до конца жизни вместе быть неразлучно, ну и родить детей побольше.

– Сколько? – пытался уточнить Зигфрид.

– Много, – смеялась Наташа, – откуда я знаю, сколько именно? Ну, сколько получится, хоть десять.

– Я тоже хочу много, – поддерживал ее стремление Зигфрид. – Я вот один у родителей, и это плохо.

– Я тоже одна, – вздыхала девушка, – скучно жить одной. Я своих столько просила, они никак. Жизнь, говорят, тяжелая. А она не такая уж тяжелая. Не знаю, чего они трусили.

– И я все детство мечтал о брате или сестре.

– И чего? У вас же все хорошо вроде было, лучше, чем у нас, – не понимала Наташа.

– Не знаю. Не могу понять. Они выстроили огромный дом. Просто огромный. И живут в нем одни. Я в другом городе работаю, редко приезжаю. Но они счастливы в этом доме. Исполнили свою мечту.

– Значит, им так правильно кажется, раз счастливы, – мудро подводила итог девушка.

– Наверное, да. Но у них еще другое. Сложный разговор. И ты можешь не понять.

– Почему это я могу не понять? Пока на ум не жаловалась.

– А для некоторых вещей нужен не столько ум, сколько личный опыт. Или большая способность к сочувствию. У нашего народа ужасный исторический опыт. Поэтому ты вряд ли поймешь. У вас своя точка зрения на историю, своя боль. Поэтому ты можешь воспринять все по-другому.

Наташа настаивала, а когда она настаивала, устоять не мог никто. И однажды вечером она услышала рассказ Зигфрида о собственных ощущениях его – человека, ни в чем не виноватого перед другими, но по рождению, по приговору истории несущего на себе бремя вины за свой народ.

Наташа, конечно, знала про войну, у нее дед воевал, и она гордилась жизнью деда и тем, что он не струсил, не спрятался, а с июля 1941-го по май 1945-го отстаивал их (всего народа) право жить на своей земле, говорить на своем языке и по-своему обустраивать жизнь. Она слышала о том, как молодые парни освобождали города своей родины и находили там не дома, а пепелища, не родных, а могильные холмы. И как они мечтали о мести немцам. А когда оказались в поверженной Германии, желание мести куда-то улетучилось.

– Почему, деда? – настойчиво выспрашивала Наташа. – Надо было им наподдать как следует. Чтоб знали.

– Лежачего бить – грязное дело, – неизменно отвечал дед.

И вот сейчас она слушала историю Зигфрида, человека, как выходило, из стана бывшего врага, хоть и родившегося много лет после войны, но все равно – от тех, кто был противником.

Зигфрид говорил о том, что вырос с ощущением стыда. Он с детства знал, какие чудовищные вещи творились в Европе по вине его страны. Все ли были преступниками? Все ли были виновны? В том-то и дело, что преступниками были далеко не все. В его семье, например, так получилось, что никто не воевал. Деду его просто несказанно повезло: умер в 1939-м от воспаления легких. А отец на фронт не попал по молодости лет. То есть лично на их семье нет преступлений. А вина есть. Потому что историческая вина ложится на весь народ. И жить с грузом этой вины очень и очень тяжело. Оправданий-то никаких быть не может тому, что изобрели и совершили тогда нацисты.

– Ты догадываешься, что это такое – думать обо всем своем народе как о носителе вины? – вглядывался в глаза девушки Зигфрид, пытаясь увидеть в них понимание.

– Я не знаю, – опускала глаза Наташа, по уши влюбленная и потому не смеющая судить.

– У нас был философ, Карл Ясперс, он написал целый трактат «Вопрос о вине». Тебе надо прочитать, я знаю, на русском это тоже есть. Мне в свое время очень помогло это чтение. Я как-то разобрался в себе. Я там очень хорошо запомнил про принцип «горе побежденным». Да, мы были побеждены. И справедливо, и правильно. Но что нам оставалось? Умирать всем? Это не выход. Значит, жить. И делать то, что требует победитель. А это бывает нестерпимо. И Ясперс первый призвал к тому, чтобы с достоинством взять на себя вину, осознать ее характер и не увиливать от личной ответственности. У немцев много времени ушло на то, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства. Не уверен, что оно полностью вернулось. И это больно.