Ахмед Рушди - Шаг за черту

• Название: Шаг за черту
• Автор: Ахмед Рушди
• Издательство: Амфора
• Жанр: Публицистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01304-7

В этой книге известный индийский романист, пишущий на английском языке, открывается нам с новой стороны — как мастер малых форм, блестящий публицист, которого занимают самые разные предметы: рок-музыка, футбол, литература, политика. Но главная тема сборника — борьба за свободу слова, свободу мысли, против средневекового мракобесия, предавшего писателя анафеме за роман «Сатанинские стихи».

---

«Изгнание, — написал я где-то в своих „Сатанинских стихах“, — это когда тебе снится, что ты вернулся домой и все тебе рады». Но потом сон заканчивается, ощущение счастья проходит. Человек просыпается. Я почти махнул на все рукой, почти поверил, что наша с Индией любовь прошла навсегда.

Но оказалось, что я ошибся. И теперь я еду туда через двадцать с лишним лет. Со мной едет мой двадцатилетний сын Зафар. Мы возили его в Индию, когда ему было три года, и теперь он тоже волнуется. Впрочем, по сравнению со мной он просто образец выдержки и спокойствия.

Пятница, 7 апреля

Телефон звонит без конца. Делийская полиция страшно нервничает из-за моего визита. Не мог бы я сделать так, чтобы меня не узнали в самолете? Моя лысина очень уж узнаваема — не мог бы я надеть шляпу? Глаза тоже узнаваемы — не мог бы я надеть темные очки? А уж борода и вовсе приметная, так что нельзя ли ее под шарфик? В Индии сейчас около 100 градусов[142], замечаю я, в шарфике слегка жарковато. Конечно-конечно, но речь ведь о хлопчатобумажном шарфике…

Все эти просьбы, произносимые тоном «не стреляйте в курьера», передает мне мой обычно невозмутимый адвокат Виджай Шанкардасс. «Как насчет бумажного пакета на голову и ходить в нем всю поездку?» — горячусь я. «Салман, — говорит Виджай, осторожно подбирая слова, — обстановка очень напряженная. Я и сам за тебя боюсь».

Информация от оргкомитета литературной Премии писателей Содружества[143], по приглашению которого я и лечу в Дели, поступает весьма противоречивая. Г-н Паван Варма, сотрудник комитета, отвечающий за контакты с прессой, советует не обращать на все эти требования внимания и намерен объявить во время пресс-конференции, что я буду присутствовать на банкете в честь вручения приза. С другой стороны, Колин Болл, глава фонда Содружества, который учредил награду, говорит Виджаю, что если полиция не в состоянии на время церемонии в отеле «Кларидж» приставить охрану ко всем двадцати — или больше — гостям, то, вероятно, он отзовет мое приглашение, хотя жить я буду не в «Кларидже», делегатам никто не угрожал и полиция о них нисколько не беспокоится. Кроме этой угрозы мистера Бола, никаких других угроз не было.

Я еду в Индию, поскольку что-то там изменилось к лучшему и поскольку я решил, что пора. Если не поехать, я никогда не пойму, нужно мне все это или нет. Потому что, несмотря ни на что, несмотря на все обиды, если уж любовь зацепила, запросто ее из сердца не вырвешь. Кроме того, я еду еще и потому, что со мной попросился Зафар. Ему тоже пора увидеть свою вторую родину.

Беда в том, что я не знаю, чего ждать. Встретит ли меня Индия с радостью или отвергнет? Я не знаю, еду ли я, чтобы вернуться или чтобы попрощаться. Ну да хватит уже мелодрам, Салман! Нечего горевать раньше времени. Просто сядь в самолет, и всё.

Итак, я лечу в Дели, и никто меня не узнал. В салоне бизнес-класса невидимый пассажир. Вот он смотрит новый фильм Педро Альмодовара на крохотном экране, пока самолет летит… э-э, над Ираном. Вот он, невидимый, надевает на глаза маску, похрапывает.

А вот уже я выхожу в международном аэропорту под жаркое делийское солнце, рядом идет мой сын Зафар, но видит нас только Виджай. Абракадабра! Мистический реализм в действии. Не спрашивайте, как это получается. Хороший фокусник не выдает секретов.

Страшно хочется поцеловать землю, то есть синее ковровое покрытие в «рукаве» перехода, но как-то неловко это делать на глазах у службы безопасности, а там ее людей столько, что хватило бы на небольшую армию. Так и не поцеловав ковер, я выхожу из терминала на ослепительную, до мозга костей пронизывающую делийскую жару, абсолютно не похожую на влажную духоту моего родного Бомбея. Жара раскрывает нам свои объятия. Дорога стелется ковром. Мы забираемся в белый потрепанный «индустан амбассадор», похожий на будто выкатившийся из прошлого британский «моррис-оксфорд», давно забытый, но воскресший в этой вполне приличной индийской своей версии. Кондиционер в «амбассадоре» не работает.

Я дома.

Суббота, 8 апреля

Индия бурлит, спешит, а я, посреди уличных голосов и шума, глазею по сторонам и вижу, что, в общем-то, все здесь осталось, как и было. «Покупайте „Милли“. Отличные ловушки для тараканов!», «Пейте минеральную воду „Хелло“!», «Скорость восхищает, но убивает!». Но появилось и новенькое. «Подпишитесь на Oracle-81!», «Осваивайте Java!» И как будто в доказательство тому, что годы протекционизма ушли в далекое прошлое, повсюду присутствие «Кока-Колы». В прошлый мой приезд «Кока-Кола» была еще под запретом, и продавались довольно противненькие местные ее аналоги — «Кампа-Кола» и «Тамс-Ап». Теперь же бутылки с красными ярлыками пестреют через каждые десять ярдов. Нынешний слоган «Кока-Колы», переведенный на хинди и написанный латиницей: «Jo Chaho Но Jaaye», звучит примерно так: «Пусть пройдет любое твое желание».

Предпочитаю думать, что это в хорошем смысле.

«Пожалуйста, сигнальте», — предлагают надписи сзади на грузовиках, миллионами запрудивших дорогу. Другие грузовики, а также легковушки, мотоциклы, мотоскутеры, такси и авторикши («пхат-пхат») радостно откликаются на предложение, и город гудит, встречая нас с Зафаром привычной симфонией своих улиц.

На задних бортах надписи: «Не уверен — не обгоняй!», «Прости-прощай!», «Толстяк!».

В новостях та же какофония. Диалог между Индией и Пакистаном, как всегда, ведется на повышенных тонах. В Пакистане суд приговорил экс-премьер-министра Наваза Шарифа к пожизненному заключению, и процесс, больше походивший на показательный спектакль, который генерал Первез Мушарраф[144] устроил ради захвата власти, наконец завершился. Индийские комментаторы все громко связывают это событие с недавним признанием Пакистана: проведены испытания новой баллистической ракеты «Шахин-2», мрачно намекая на новое ухудшение отношений между двумя странами. Какой-то деятель из БДП упрекает имама Бухари в «преступной толерантности» за якобы пропакистанские и антииндийские заявления. Plus à change[145]. Накал страстей, как всегда, высок.

Билл Клинтон во время своего недавнего визита в Индию, конечно, не мог не быть втянут в выяснение отношений между Индией и Пакистаном. С точки зрения Индии, он сказал много правильного. В частности, высказывания о Пакистане как диктаторском режиме, его ядерной бомбе и антилиберализме снискали ему множество друзей, и это после долгих лет, когда США проводили в здешнем регионе политику, суть которой состояла, говоря словами д-ра Киссинджера, в том, чтобы «подставить плечо» Пакистану.

Я приехал в тот момент, когда Индия еще не отошла от восторгов. Розовощекий наш обаяшка сделал свое дело. Бомбейский киномирок взбудоражен. «Сердца Индостана, — пишет в неповторимом бомбейском стиле один шоуменский журнал, — бесповоротно отданы все Дедушке Дяди Сэма». Юная кинозвезда Суман Ранганатан («сексуальная малышка», «горячая красотка» — и это чистая правда, — «наш остренький перчик») впечатлилась так, что назвала Большого Билла «потрясающим, удивительным человеком, который понимает людские чаяния».

В Индии народ редко интересуется частной жизнью политиков, о чем мне напомнила мой друг, замечательный искусствовед Гита Капур. Когда выяснилось, что один из лидеров БДП много лет содержит любовницу, это нисколько не сказалось на его политической карьере. Потому скандал с Левински в Индии восприняли с откровенным недоумением. Разве есть что-нибудь странное в том, что какая-то американская «малышка» решила закрутить роман с одним из самых влиятельных в мире людей?

Я едва приехал, но уже почти все, с кем я встретился: Виджай Шанкардасс, друзья, которым я сразу же позвонил, даже полицейские — спрашивают, что я думаю о новой индийской политике. Если Бомбей — это индийский Нью-Йорк, манящий, гламурный, вульгарный, трущобный торговый, киношный город, город фантастического богатства и страшной нищеты, то Дели похож на Вашингтон. Политика здесь любимая игрушка. Другими темами тут увлекаются ненадолго.

Когда-то национальные меньшинства в Индии искали поддержки у левого крыла Конгресса, единственной в те времена организованной силы, обладавшей политическими рычагами. Сейчас в партии стали явно заметны правый уклон и внутренние распри. Сила, некогда мощная, под руководством Сони Ганди слабеет, рычаги ржавеют.

Люди, которые знают Соню много лет, советуют мне не покупаться на рассказы о том, что она будто бы никогда не интересовалась политикой и дала согласие стать во главе партии лишь потому, что так лучше для дела. Эта женщина потеряла голову от власти, но руководить она не способна, поскольку у нее нет ни умения, ни обаяния, ни проницательности — нет ничего, кроме жажды власти. Льстивой толпой ее окружает семейство Неру — Ганди, чтобы ни в коем случае не допустить появления новых лидеров, таких, например, как П. Чидамбарам, Мадхаврао Сциндия, Раджеш Пилот[146], — которые, обладая политической волей и свежими идеями, возможно, сумели бы вдохнуть в партию новую жизнь, но им не дано такой возможности, поскольку, с точки зрения Сони и ее клана, право руководить страной принадлежат исключительно ей и ее детям.