Богдан Сушинский - Власов. Восхождение на эшафот

• Название: Власов. Восхождение на эшафот
• Автор: Богдан Сушинский
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5605-3

Андрей Андреевич Власов (1901–1946), генерал-лейтенант Красной армии, командующий 2-й Ударной армией Волховского фронта, кавалер ордена Ленина и двух орденов Красного Знамени. После победного контрнаступления зимой 1941 года 20-я армия под командованием А. Власова освобождает Солнечногорск и Волоколамск, а самого генерала называют «спасителем Москвы». По распоряжению Главного политуправления пишется книга о Власове «Сталинский полководец». Сам Георгий Жуков дает генералу весьма положительную характеристику. И вдруг… предательство? Открытый переход на сторону врага?..

В своем новом увлекательном романе известный писатель Богдан Сушинский прослеживает реальный путь генерала Власова от гибельных для его армии Волховских болот до эшафота, на который он взошел по приговору Военной коллегии Верховного суда 1 августа 1946 года.

---

17

За дверью камеры послышались шаги и чьи-то голоса. Неужели это пришли за ним? Власов метнул взгляд на черневшую под потолком узкую щелочку окна. Хотя оно и выходило во внутренний двор тюрьмы, тем не менее обитатели камеры смертников всегда могли определять наступление вечерней темноты или рассвета. Сейчас его чернота свидетельствовала, что пока еще глубокая ночь. Так, может, Сталину все же доложили о решении суда, и он приостановит исполнение приговора? Пусть даже не отменит, а хотя бы приостановит. Генерал Леонов не раз намекал, что с ним хочет встретиться сам!

Голоса и шаги то приближались, то терялись в гулкой тишине тюремного коридора. Но обреченный уже не отходил от двери, не мог отойти от нее.

Однажды на возможность подобной «встречи в верхах» намекнул и начальник тюрьмы полковник Миронов. Тот прямо сказал: «Тут вами интересовались, заключенный номер 31. Оттуда, из самого верха. Намекали, что вроде бы с вами желает встретиться сам товарищ Сталин. Секретно встретиться, для личной, так сказать, беседы». Трудно поверить, что Верховный решится на такую встречу, ведь Гитлер — и тот не решился! Но все может быть!

0 чем Сталин хотел поговорить с ним, этого ни начальник следственного отдела, ни начальник тюрьмы, естественно, не знали. И порой Власову казалось, что эти двое умышленно запускали дезинформацию, чтобы заставить его быть сговорчивее. Но теперь он вдруг стал хвататься за это воспоминание, как за слепой за лучик надежды.

* * *

Совещание, которое генерал Власов решил провести в школе пропагандистских кадров Русского освободительного движения в Дабендорфе, получилось довольно мрачным. Все переговоры, из тех, что руководитель движения пытался вести с Гиммлером через главнокомандующего «Остгруппен» немецкого генерала Гайнца Гельмиха, пока что завершались неудачей. Генерал Власов хорошо помнил, что Гитлер решительно настроен против создания воинских соединений из «восточных добровольцев», и даже потребовал расформировать все те части, что уже были созданы, поэтому понимал: встреча с ним Гиммлера была бы своего рода вызовом фюреру.

Гитлер с самого начала очень подозрительно относился к созданию Русского комитета под руководством Власова, к идее создания Русской Освободительной Армии и вообще — к формированию каких-либо полноценных русских воинских подразделений. Но по-настоящему терпение фюрера иссякло, когда он узнал, чем кончилась засылка в тыл противника большого диверсионного отряда, который был сформирован из наиболее подготовленных и надежных русских солдат и офицеров полковником Меандровым[28].

В июле этот отряд под командованием гауптштурмфюрера СС Фюрста был переброшен из Германии под город Остров Ленинградской области, откуда со специальной базы должен был проводить операции в тылу русских, а также бороться против местных партизан в немецком тылу. Но произошло то, чего ни Меандров, ни его покровители совершенно не ожидали: уже в день прибытия отряда на базу пятнадцать его бойцов перебежали к партизанам. На следующий день была предотвращена еще одна попытка побега. Все кончилось тем, что оставшихся диверсантов немцам пришлось разоружить и отправить в ближайший лагерь военнопленных.

И хотя ни сам Меандров, ни его диверсанты в то время на службе в РОА не пребывали и Власову не подчинялись, спасти репутацию движения в глазах фюрера и Кейтеля это обстоятельство не помогло.

Правда, всеобщее разоружение частей все же удалось приостановить. На помощь Власову пришел тогда все тот же Гайнц Гельмих, сумевший убедить Кейтеля, что распустить русские соединения — значит уменьшить число своих солдат более чем на восемьсот тысяч. То есть лишиться многих охранных частей, оголить тыловые гарнизоны, отказаться от участия русских добровольцев во многих карательных экспедициях. Кто и какими ресурсами способен сейчас восполнить такие немыслимые потери?

К тому же командующий «Остгруппен» сумел оперативно собрать сведения о численности дезертиров из числа русских во всех дивизиях вермахта, и оказалось, что их не намного больше, чем дезертиров-немцев.

Само собой разумеется, что после этих споров Гельмих без особых упреков был освобожден от поста, и на его место назначили генерала Кёстринга. Но это уже были внутренние игры, встревать в которые Власову не с руки, да, собственно, и не дано.

— Так что там, в Италии? — обратился Власов к генерал-майору Малышкину.

— Как и везде. Наши части оказались в довольно странном, неясном положении. Офицерам очень трудно разобраться, что происходит в этой стране. Одни — за мятежного маршала Бадольо, другие — все еще за Муссолини, третьи — за красных партизан-гарибальдийцев, четвертые — тоже за партизан, только ненавидящих этих самых красных. Так что растерялись наши драгуны[29], растерялись.

Произнося все это, Малышкин держал в руке бокал, и могло показаться, что он поднялся только для того, чтобы произнести тост. Ну а «драгунами» он почему-то называл всех служивых, это было его любимым словцом.

— Но самое главное, господин командующий, что наши офицеры считают участие в боевых действиях на стороне любой из этих воинских сил совершенно неприемлемым для себя. А попросту — бессмысленным.

Морщинистое, с упрямо выпяченными скулами лицо Малышкина показалось Власову крайне изможденным, словно он только что вышел из лагеря для военнопленных. А ведь человек всего лишь съездил в Италию с инспекцией. По существу, туристическая поездка, почти увеселительная прогулка.

— Это не должно огорчать нас, генерал. Нам нетрудно будет убедить Верховное командование вермахта, что если наши солдаты не желают воевать в Италии, значит, они рвутся на Восточный фронт. Так можно ли осуждать их за это?

— Именно так я и воспринял порыв этих драгунов, — неуверенно и совершенно неубедительно поддержал его Малышкин. — Однако не знаю, сумеем ли мы доказать Кейтелю и прочим, что в данном случае они не столкнулись с тем же, с чем столкнулись при попытке использовать диверсионный отряд Меандрова.

— Попытаемся. Что же касается наших бойцов, то очень скоро мы предоставим им такую возможность — сражаться не за Италию, а за родину.

Они сидели в небольшом «генеральском» зале Дабендорфской школы пропагандистских кадров — три генерала, костяк все еще не сформированной Русской Освободительной Армии, и чувствовали себя заговорщиками, интригующими против тех, кому должны служить, и служащими тем, против кого, ни минуты не сомневаясь, интриговали.

— Я могу сказать то же самое, — поднялся генерал-майор Трухин[30], как только его коллега, опустошив бокал, сел на свое место. — Офицеры крайне встревожены настроениями, царящими в наших батальонах. Переброску их во Францию воспринимают, как выражение недоверия.

— Ну, знаете, им не угодишь. Франция, Италия, Югославия… Европа, словом. Чего им еще? Не терпится месить болота Белоруссии и погибать в лесах Смоленщины? Так ведь это им еще предстоит.

Генералы понимали, что командующий откровенно играет на публику, но понимали и то, что ему нечем их успокоить: все аргументы исчерпаны. И потом, это ведь не командующий должен убеждать в лояльности и боеспособности их солдат, а наоборот, они обязаны отчитываться перед командующим за работу в армейских подразделениях. Именно отчитываться, а не скулить.

— Да, господа, Гитлер и штаб вермахта не доверяют нашим солдатам, — проговорил Власов, глядя куда-то в пространство между окнами. — Кроме того, наши подразделения разбросаны по Европе, дезориентированы и, в большей части своей, небоеспособны.

— Самая правильная оценка общего состояния войск, — признал Малышкин.

— Но что прикажете делать? Разве у армии существует еще какой-то способ доказать лояльность режиму, кроме как силой своего оружия? — Генералы мрачно молчали, давая командарму понять, что вопрос его сугубо риторический. — Тогда что я могу поделать, если обстоятельства складываются так, что нам не позволяют ни сформировать полноценную армию, ни проявить себя в настоящих боях?

— Мне совершенно непонятна политика немцев в отношении наших войск, — мрачно пробасил Трухин, и вечно багровое лицо его побагровело до цвета вишни. — Войну они явно просрали, прошу прощения… Прут их большевики на всех фронтах. Так чего они ждут, господин командующий? Может, нам все же стоит каким-то образом прорваться к фюреру и поговорить с ним?

Власов старательно протер стекла очков в массивной роговой оправе и, водрузив их на переносицу, укоризненно, и в то же время снисходительно, взглянул на Трухина.

— Опять вы о своем, генерал? В том-то и дело, что неприятие идеи Русского освободительного движения, как и самой РОА, исходит от фюрера. В этом вся гибельность ситуации.

— Тогда на кого они рассчитывают? Неужели и впрямь мыслят теми же дурацкими постулатами, что и журнал «Дер Унтер-менш», если верить которому, все мы, славяне, недочеловеки или законченные дегенераты?