Юрий Покальчук - Дорога через горы

• Название: Дорога через горы
• Автор: Юрий Покальчук
• Издательство: Издательство "Известия"
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

---

Я представил, какие лица будут у них утром, и вдруг осознал: теперь-то мы наверняка доберемся до границы через два или три дня, и если не наткнемся на большой фашистский патруль, то война для нас на том и завершится.

Усталость так давно сидела во мне, что я уже как будто не ощущал ее, а может, эта неожиданная удача с едой подняла настроение, стало казаться, что все в порядке, и я с удовольствием лег на ветки рядом с Пако, который сквозь сон все же спросил:

— Todo esta bien?[5] — и снова погрузился в сон.

— Спи, брат, я замерз.

Я улегся возле его худенького, совсем мальчишеского тела, возле единственного тепла среди холода этих гор, которое согревало меня, возле человека, которому я был обязан возвращением к жизни во всех возможных смыслах этого слова. Пако устраивался во сне поудобнее, прижимаясь спиной к моей груди, излучая совсем детскую беспомощность, как возле матери. Незыблемый покой... Боже, что за этим словом, что оно значит? Я обнял его правой рукой, мне было почти хорошо, все складывалось удачно, от Пако веяло родным, ласковым теплом, веяло уютом. Его отросшие волосы щекотали мне лицо, уже давно я засыпаю, чувствуя знакомый запах, вдыхая его, как тепло жизни. И вот сейчас, засыпая, я вдруг все понял, и судорога сжала мне горло, и память ударила по сну, по жизни, по всему, что существовало во мне и умирало долго, агонизируя в тяжелейших муках... Я прижал его к себе сильнее, спасаясь, хватаясь за соломинку, я обнимал его как живую тень давно утраченного, как смысл своего существования. Не было на свете ничего роднее, чем он, чем то, что было связано с ним. Позади пролегала моя бесконечно долгая, ломаная жизнь, состоявшая из минут и часов, мгновений, дней и месяцев, перепутанных в странной мозаике. Словно долгий стон — память тела. Волосы Пако пахли, как волосы его сестры Марии-Терезы...

II

Скорей бы Лесик вернулся из города. Скучно летом у деда. Как-то скучнее стало на Змиинце. Андрийка уже большой, и его не очень веселит игра с дедушкиными собаками Азой и Топсом...

Юрко Кушнируков еще мал, мал, и все тут. С ним, конечно, интересно, хороший друг, но Лесик... Скорее бы вырасти и стать таким, как Лесик...

Лесик, родственник Андрийки, приехал из села, чтобы закончить школу, потому что в селе только начальная. Хочет закончить повшехну[6]. Работает, деду помогает, а вечером едет в город. Сколько ему лет? Семнадцать или восемнадцать. Андрий не знает точно, но все равно много. Он гуляет с девчатами. Бабушка ругается, что приходит поздно. Лесик подружился с братом Юрка Степаном, ходят вдвоем «на музыки». Что же они на тех вечерницах делают? Андрийка спрашивает, а Лесик смеется: вот подрастешь и сам станешь ходить... Почему так долго растется? А у Лесика длинные волнистые волосы, зачесанные назад... Вот иметь бы такой чуб, а то Андрийку стригут наголо каждое лето. А зимой небольшой чубчик, и все... Нет, ну что они там делают с девчатами на вечерницах? Сидят? С девчатами неинтересно, они какие-то всегда занятые своим. Вот с хлопцами веселее, есть о чем поговорить. Андрийка допытывается у Лесика, тот говорит: на танцы иду. Андрийка пожимает плечами. Танцевать... А зачем?

— Вот подрастешь, — хохочет Лесик, — скажу.

— А когда я наконец вырасту?

Все уже устали от этого вопроса. Бабушка гонит — иди погуляй, не кисни в доме. Пусть Лесик со мной погуляет. Ему с тобой неинтересно, ты маленький. Вон с Юрком гуляй. А мне с Юрком скучно, он для меня малый.

— Ты смотри, ему уже Юрко малый стал... То водой не разольешь, а тут мал, и все!

Лето. Снова лето. Что-то этим летом не по себе Андрийке. Тревожно, тоскливо. Куда деваться? Вот бабушка наказала Лесику сгрести сено, дед накосил, а Лесик должен сложить копну. Жарко. Лесик ленится, падает на траву навзничь и лежит.

— Андрийка, сгреби за меня сено, ты ведь можешь, уже большой...

— Ага, тебе велели, ты и делай! — Андрийка не так уж глуп.

— А ты все-таки сгреби, я спать хочу. Вчера, знаешь, когда пришел? В три часа...

Это уже Андрийке совсем непонятно. Как это в три часа? Третий час — это глубокая ночь. Что ты делал?

— Ага, — смеется Лесик. — Мал еще.

— Сено сгребать — не мал, а спросить что — так и мал. Не буду сено...

— Ну, сгреби! Тут же делать нечего. На час работы.

— А бабушка говорила, что у тебя в голове одни гулянки, одни девчата, ничем помогать не хочешь...

— Это не твое дело, — возмущается Лесик. — Я если работаю, то знаешь как! И нечего языком трепать. Она так просто, лишь бы сказать, а сама знает, что я их люблю, уважаю и помогаю всегда. А что гулять хожу, так это мое дело. Я в риге ночую. Никого утром не бужу, никому не мешаю. И вообще ты мне друг или кто?

Андрийка хочет быть другом Лесика, очень хочет. Но боится, что тот обманет. А иметь такого взрослого друга... Можно сказать: вот мой друг Лесик... И вообще его обо всем можно расспросить.

— Ты меня обманываешь, — не верит Андрийка. — Говоришь, друг, а сам ничего не рассказываешь.

— Вот сгреби за меня сено, расскажу. А то мне надо скоро идти, а тут сено... Ну как?

— Ты завтра не ходи в город, побудь со мной. Тогда сделаю.

— Ладно, — соглашается Лесик. — Обязательно. Только сгреби все в кучу и сюда, на стожок. Хорошо?

— А расскажешь мне, что ты делаешь в городе?

— Расскажу, расскажу...

— А когда?

— Вот пристал! Сейчас не могу, идти пора. А завтра расскажу.

— Обманываешь! Вот скажи: слово чести, что не пойдешь завтра в город, останусь с тобой и расскажу все, что там делаю.

— Вот увидишь!

— Лесик, а ты правда будешь моим другом?

— Ну конечно, а как же иначе! Вот чудак, я же сказал, все!

Лесик собирается быстренько, чтобы бабуся не увидела, и удирает. До города далеко, идет пешком, дорога немалая. Андрийка хлопочет возле сена.

Сухая трава набивается за воротник. Он раздевается. Все бы снял, да очень уж сено колется. Хоть у него и приятный запах, а пыль и колючки все равно летят. Андрийка возится час, больше — два... Он раздумывает о завтрашнем дне, о том, что теперь у Лесика все можно спросить, он будет многое знать о взрослых. И вообще теперь жить станет куда веселее.

Андрийка лежит у сложенного стожка и смотрит в небо. Солнечный августовский день. Клубятся светлые легкие облачка, все время меняя форму, пьянит щедрый запах скошенной травы, и мысли его улетают далеко-далеко. Видятся ему в облаках сказочные драконы, крылатые кони, звери, гигантские человеческие лица, фигуры рыцарей. Оживает сказка. Меняются облака, появляясь то в одном обличье, то в другом. Воздух полон звуками разомлевшей от летней жары природы. Звенят кузнечики и цикады, где-то крикнула сойка, чирикают воробьи, подала голос сорока. Бесконечный мир звуков, который куда-то исчезает, когда ты среди других людей, даже если разговариваешь с Лесиком здесь же, на этом лугу.

На мгновение Андрийка зажмуривает глаза, мечтает: буду взрослым, буду все знать, буду самостоятельным, буду везде ходить один, покупать все, что захочется. Скорее бы вырасти! Мама Збышека говорила, что в будущем году можно поехать со Збышеком к его тетке в Гданьск. Андрийка завидует Збышеку. Вот если бы у меня была тетка где-нибудь в большом городе, хотя бы во Львове. Папа обещал поехать с Андрийкой во Львов, говорил, даже в этом году. Но у него какие-то неприятности на работе. Они с мамой только что приезжали сюда, долго о чем-то разговаривали с дедом. Андрийка просился с ними в город. Но папа сказал: нет, сынок, сейчас у нас нелегкая пора. Нам с мамой трудно живется, веди себя как взрослый. Надо, чтобы ты остался на Змиинце, может, даже до конца лета. Я еще не знаю, как у меня будет с работой. У нас просто нет сейчас денег. А тут дедусь с бабушкой, спасибо им, опекают тебя. И нам легче.

— А почему нет денег? — любопытствует Андрийка.

— Потому что мне предложили оставить работу. А это значит, что я уже не получаю денег в гимназии. Я там больше не служу.

— А почему тебе это предложили?

— Долго рассказывать, сынок, и мал ты еще, чтобы понять. Да повзрослеешь, повзрослеешь...

Андрийка слышал, как он говорил деду не очень понятные слова.

— Я считаю, что наше положение в польской державе просто унизительно. Украинскую гимназию все больше ущемляют в правах, и я наконец не выдержал, заявил об этом директору, а когда он струсил и не стал ничего добиваться, вместе с несколькими коллегами подал жалобу в городскую управу. Дело дошло до сейма. И вот результат — меня обвиняют в антигосударственной пропаганде. Вот так, отец... В общем, пришел приказ рассмотреть вопрос о моем соответствии должности преподавателя гимназии.

Андрийка и впрямь многого не понял из того, что сказал отец деду. «Вот вернусь в город, все у папы расспрошу как следует». Жалко Аидрийке, что не успел этого сделать. Хотелось выглядеть взрослым, все понимающим, а вышло, что так и не понял, в чем вина отца, что это, в конце концов, значит — освободить от работы, и если он не виноват, то почему к нему относятся несправедливо? Подождите, вот вырасту, думает Андрийка, и буду поступать только по справедливости; Мама говорит — как настоящий рыцарь! А почему бы и нет? Буду настоящим рыцарем!