Эмир Кустурица - Эмир Кустурица. Автобиография

• Название: Эмир Кустурица. Автобиография
• Автор: Эмир Кустурица
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-386-03970-7

Автобиография Эмира Кустурицы — это откровенный и колоритный рассказ режиссера о самом себе.

Кустурица словно пишет сценарий для фильма, в котором сам играет главную роль. Вот история о «Титанике», который был спасен ценой сломанной руки. Вот рассказ о первой встрече с женщиной. А вот — единственная фраза, которую он должен был сказать, получив первую крошечную роль в кино. А еще история о том, как будущий режиссер Кустурица несколько раз пытался посмотреть знаменитый «Амаркорд» Феллини и, к стыду своему, каждый раз засыпал на первых кадрах. Рассказ о дружбе с Джонни Деппом, о своих фильмах и рок-группе, о войне, навсегда изменившей родное Сараево, о друзьях и случайных знакомых, о жизни и смерти, о ненависти и любви…

Автобиография Эмира Кустурицы — книга о том, что до сих пор всегда оставалось за кадром.

---

— Ты, малыш, слишком любопытен для своего возраста!

* * *

Не только друзья моего отца были мучениками, пострадавшими за любовь к матушке-России. Среди моих приятелей тоже были такие. Поскольку я изучал русский язык, ученики, с которыми я ежедневно встречался на уроках, были в большинстве своем детьми политзаключенных из «Голи-Оток»[10].

— Я хотел бы работать на почте, чтобы каждый день ставить штемпели на марки с изображением Тито, — однажды признался мне Дуско Радович, сидевший за партой впереди меня.

Радович мечтал о работе простого почтового служащего вовсе не потому, что был плохим учеником. Он был лучшим в школе по математике и разрешал нам списывать свои домашние задания. Проставляя штемпели на лицо Тито, мой товарищ хотел отомстить за своего отца, который получил восемь лет исправительных работ в лагере «Голи-Оток». Рассказывая мне по секрету свою мечту о почтовых марках, он незаметно для себя принялся стучать кулаком по столу, сначала тихо, затем все громче и громче. Он был похож на танцора из фольклорного коллектива косовских албанцев, которые впадают в транс, подчиняясь ритму. Я попытался его успокоить, опасаясь, что его выгонят с урока.

* * *

Для меня товарищ Тито был сравним с сигнальным дорожным столбиком на улице Горуса: он маячил везде, через каждые десять шагов. Один из друзей моего отца, инженер-электрик Сулейман Пипич, считал, что нужно принимать Тито как судьбу. Однажды после барбекю в доме Сулеймана снова зашел спор о Тито.

— Это всего лишь обычный австро-венгерский проходимец! — заявил мой отец.

— Тито — это наша неизбежность, — ответил Пипич.

— Ты смотришь на вещи с исламской точки зрения. У вас все — неизбежность. Может, Тито еще и святой? Или что-нибудь в этом роде? — спросил отец.

Являясь представителем нашей страны в Судане в сфере технологического развития, Сулейман в полной мере воспользовался политикой неприсоединения Тито. Он заработал много денег и построил себе дом над Баскарсией[11]. Оставшиеся деньги он дал нам в долг на покупку нашего «Фольксвагена-1300».

— Говорю тебе, Пипич, этот официант[12] еще всех нас поимеет, — бросил отец, в то время как испуганная мать дернула его за рукав.

— Мурат, у стен есть уши! — сказала она.

— Ну и пусть! Я свободный человек! А он — обыкновенный диктатор!

— Ты перегибаешь палку, Мурат, — тихо произнес инженер Пипич.

— В сорок восьмом году он сказал «да» Сталину, тогда как все были уверены, что он скажет ему «нет». В реальности же в ялтинских договоренностях его «нет» оказалось «да». Все решилось на месте, пока здесь он строил из себя героя. Оказалось, он просто рисовался! — возразил отец тоном, не терпящим возражений.

Я не знал, что означало «рисовался», но слово «диктатор» я понял, благодаря фильму Чарли Чаплина.

— Папа, он как Чарли Чаплин! — вмешался я в беседу, надеясь, что моя реплика понравится отцу. Я с волнением ждал его ответа.

— Намного забавнее, сынок, и гораздо хуже!

* * *

Мой отец не любил Тито, потому что большинство его друзей, бывших товарищей по партизанской войне, закончили свои дни в тюрьме «Голи-Оток», сосланные туда под предлогом чрезмерной симпатии к русским и Советскому Союзу.

— В этом он весь, — рассказывал отец. — Отправлял невиновных в «Голи-Оток», чтобы смыть с себя позор. Сначала он сам научил их любить Сталина и Россию, а потом сослал в концлагерь, чтобы отучить от этой любви. Он знал, что это наилучший метод перевоспитания, поскольку перенял его у самого Сталина.

Мой отец не стал прямой жертвой Коминформа[13], но его перевели из Белграда в Сараево. В действительности все выглядело так, словно его переместили по службе совсем по другой причине. Одних отстранили из-за Коминформа, других — из-за их чересчур активной жизненной позиции. Высылка из Белграда являлась обычным наказанием для государственных чиновников. Мне отец сказал, что причиной его перевода стала дружба с его сводным братом, которого тоже внесли в черный список, когда Тито перестал любить Сталина.

— Мой Мурат — добрая душа! И если он предается излишествам, то лишь для того, чтобы хоть немного отдохнуть от своей доброты, — обычно говорила моя мать.

Это, бесспорно, было самое лучшее мнение о моем отце.

Он работал в государственном аппарате и не был доволен своей жизнью. Вначале он занимал пост заведующего канцелярией Информационного бюро Социалистической Республики Босния и Герцеговина, затем был понижен до помощника секретаря. Он хорошо говорил по-английски, но предпочитал русские песни.

* * *

В тот вечер, после дискуссии о Тито, я уснул на руках у матери, а отец затянул песню «На Байкале». Тут же в моем сне появилась Снежана Видович. Русские песни вызывали ее образ и раньше, но в саду инженера Пипича она предстала в очень странном виде. На ней было свадебное платье, и она держала в руках маленькую ореховую ветку. Я узнал жезл Тито, который пионеры, молодежь, крестьяне и рабочие вручали ему на день его рождения.

— Это жезл Тито, — сказала Снежана, — нас с тобой выбрали, чтобы вручить его Тито на день рождения!

— Почему на тебе свадебное платье?

— Потому что мы с тобой станем мужем и женой!

— Я согласен пожениться, но ветку вручать не буду! — возразил я, — Во-первых, я не отличник, а во-вторых, я не знаком лично с товарищем Тито. Я видел его только на фотографии.

— Значит, ты не хочешь на мне жениться?! — спросила меня Снежана.

— Как это не хочу? Я готов все сделать для нас двоих!

— Тогда решай: если хочешь получить мою руку и сердце, бери жезл и иди со мной, иначе я пойду туда одна, а тебе придется искать себе другую жену!

Я взял в одну руку жезл, в другую — руку Снежаны, и мы бросились бежать по улице Логавина. Взволнованная толпа скандировала: «Тито! Тито!» Совсем как в жизни. Я был ошеломлен, как Шарло, потерявшийся в революции, и озирался, размахивая ореховой веткой. В конце концов я примкнул к народному празднеству, всеобщему ликованию, которое перенеслось из реальности в мой сон. Мы пошли по главному проспекту, ведущему к стадиону «Косево». Там мы не обнаружили ни малейших следов пребывания Тито.

Папа Снежаны, полковник Видович, с бровями, похожими на жестяные навесы, вышел из толпы и сказал:

— В целях безопасности мы были вынуждены изменить маршрут товарища Тито, чтобы не повторилась история Франца Фердинанда![14] — И добавил специально для меня: — Старик остановился в отеле «Загреб», в Марьином дворе[15]. Он ждет вас там, дети мои, поторопитесь!

* * *

В конце концов мы обнаружили Тито в прокуренном номере отеля, где он играл в покер, пыхтя гаванской сигарой. Рядом с ним сидел маленький человечек с белой скатертью на голове. Там был еще один, весь в белом, в колпаке, как у нашего булочника Кесича, а также высокий араб. Мы остановились около стола Тито, возбужденные и запыхавшиеся.

— А вот и малыш Кустурица! Боже мой, как ты вырос! — сказал он мне.

— Славный малыш, славный малыш! — эхом откликнулись остальные: мужчина со скатертью на голове и араб.

Третий промолчал. Вместо того чтобы прочесть текст о любви, который я знал наизусть, я со всей силы ударил Тито по голове ореховым жезлом и закричал:

— Разве мы не договаривались, что ты будешь ждать нас на стадионе «Косево»? Отвечай, мерзкий диктатор!

Я ударил его во второй и в третий раз, продолжая вопить:

— На, получай: это за Сибу Краваца, а это за Зульфу Бостандьича, за всех товарищей папы, проклятый диктатор!

Снежана Видович внезапно сняла свое платье невесты и принялась мутузить Тито ногами, в то время как он пытался защититься от ударов.

— Почему ты не подождал нас, гадкий диктатор, а?! Говори! Отвечай, отвечай!

Я проснулся от собственного крика.

— Что случилось, сынок? — спросила меня мать.

— Ничего. Мне приснился Чарли Чаплин!

Я не осмелился рассказать свой сон никому, даже отцу.

Когда мы возвращались на машине домой, отец бросал на меня короткие взгляды в зеркало заднего вида. Внезапно он подмигнул мне.

— Ты и правда весь в меня! — сказал он.

Для меня это был очень важный момент.

* * *

Я не знал, что означает «половое созревание», и сожалел, что еще не вступил в этот загадочный возраст, как мои кузены: Эдо, Дуня, Сабина и Аида. Все они жили в большом доме моего деда под номером два на улице Мустафы Голубича. Он купил это жилье на собственные сбережения, добавив приданое моей бабушки, которое они в конце концов получили, через много лет после своей тайной свадьбы. Но я никак не мог понять, на какие средства дед содержит это величественное здание, построенное для какого-то барона, о чем свидетельствовали фонтан, ныне заросший сорняками, и широкая мраморная терраса.

— Это благодаря квартирантам, сынок, — объяснила мне мать.