Людмила Сурская - Норильск - Затон

• Название: Норильск - Затон
• Автор: Людмила Сурская
• Жанр: Исторические любовные романы

«Затон» — Это реальное место. Я там жила, видела вырубленные в вечной мерзлоте землянки, где ночевали первые заключённые, строившие лагерь. Сохранившиеся сторожевые лагерные вышки мозолят глаза. Вымывающие весенним потоком кости белеют на солнце. Я говорила с директорами заводов, что когда-то сидели там и приплывали на него, ведомые ностальгией. Сидела на берегу с потомками местных жителей, навещающих Затон. Наверное, это и послужило быстрому написанию романа. В нём большая часть реальность: прошлого сталинских лагерей и затерянного в тундре ракетного дивизиона конца 80-х, с ловлей бежавших в тундру заключённых, дежурством у найденного в лесу рыбаками тайника с радиостанцией и строительством сгоревшей дизельной тоже.

Время: переплетение 50-х и 90-х. Развал.

Идея: Рассказать наши женские непростые истории. Очень хотелось, посадить за один стол писавших доносы, сидевших по ним в лагерях и охранявших их, а также женщин, которые при этом страдали. Теперь мы знаем чего стоят доносы. Знаем и то, что написанием их движет зависть. Но перестали ли писать их? Не перестали. Пишут. Мы не можем забывать историю, но мы и не должны расшибать лоб об неё, круша в пылу всё, что попало под руки. Проба сплести из прошлого «Затона» и «Затона» 90-х женский роман.

Её можно было назвать — это случилось в СССР. Её изюминка в удивительной простоте. Это попытка в женском романе захватить пережитые людьми и страной темы. «Затон» — это место на реке за Норильском, утопающее в тисках вод реки и болот. На этом клочке земли сошлись дороги кровавого лагеря сталинской эпохи и ракетного дивизиона. Их разъединяло время, но сводил в едино клочок земли. Там, где когда-то потерялись дорожки их родителей, несут службу дети. «Затон» — пристанище зеков сталинских лагерей и военного люда в конце 80-х. Здесь пересеклись судьбы принявшего военное хозяйство майора, его матери, прилетевшей в гости, и отца, сидевшего когда-то тут же, на «Затоне». Он пропал на широких просторах страны с приходом амнистий 53-его. Судьба, безжалостно разбросав их в самом начале жизни, сводит в один день, час, минуту в одной точке и это «Затон». Книга пронизана светом и теплом и непременно заполнит вас радостью от знакомства с героями. Книга о том, как может человек любить, сколько способен простить, и так ли уж нужна эта затея с переписыванием истории кому-нибудь. Все ищут национальную идею России, головы сломали, а ведь она так проста- не переписывать и не отрекаться от истории, не идти стенка на стенку и подвести под фундамент крепкую надёжную семью. Именно на ней во все века держалась Россия. Вот семья и вернёт потерянные качества и укрепит веру.

---

— Да, ради Бога, — расплылся в улыбке Дубов. — Пошли гвардия осваиваться.

— Спасибо, — обрадовался Мозговой. Лиза, подожди минутку, посиди тут, я быстро позвоню и вернусь.

Пока его не было Лизавета Александровна, забравшись с ногами на красивый диван, осматривала комнату: «Просторная, со вкусом обставленная дорогой мебелью. Тюль на окне такая, что я могу только помечтать. Но уюта нет. Значит, постоянной хозяйской женской руки тоже. Интересно, сколько у него комнат, хватит ли нам места, разместится всей нашей капеллой на ночь?» О том, как будет её жизнь скакать дальше, думать не хотелось. Вернее эти не простые думы брали в тиски голову, а она, Лиза, сопротивлялась. Хотелось избежать пока реальности и побыть в невесомости и иллюзии.

— Извини, — прервал он её раздумья. — Лиза, тебе было нелегко, я догадываюсь… Прости. Виноват, кругом.

— За что милый. Сама любила, никто не принуждал.

Сказала и чуть не прикусила себе язык. Что это со мной? Чего несу! В жизни не позволяла себе подобных вольностей. Но ощущение счастья не только давало крылья, но и давило грудь, ища выхода. Ей захотелось признаться в своих больших чувствах к нему, но что-то остановило, было ужасно неловко.

Он крепко прижал её к груди. Так длилось несколько мгновений. Чувствуя горячее дыхание друг друга, греясь в нём, они слушали учащённое биение сердец. Он пытался заглянуть ей в глаза надеясь прочесть там ответы на мучащие его вопросы, но в них вместе с тревогой читалось что-то похожее на зарождающуюся надежду. Даже эта малость его обрадовала и он ляпнул:

— Если б не лез в окно, ты не страдала столько.

Слова отчего-то неприятно резанули по сердцу. Она легонько отстранила его и немного сухо сказала:

— Ты только стучал, а я с радостью открывала его. Хватит об этом, той девушки давно нет. Скалкой жизнь прошлась по ней. К тому же тогда не было бы сына. Так о чём жалеть. Я поехала за тобой в Красноярск. С бабушкой прошли по всем лагерям и лесосекам. Хотела найти тебя, сказать о беременности и просто быть рядом. Так узнала, что вы оказались вместе с Ильёй. Мы нашли уже подход к охране, я отдала свои золотые серьги. И вдруг сообщают, что вы устроили побег. Как можно оттуда бежать? Зачем?

Он вновь прижался губами к её щеке.

— К тебе бежал. Илья помогал. Попарился на нарах и кое-что понял. Кто упёк нас и зачем, не надо быть семь пядей во лбу, чтоб сообразить, что Борис возьмёт тебя. Иначе смысла не было так мараться, убирая нас с пути. Хотел тебя предупредить. Спрятать. Ни о чём другом голова просто не варила. Понимал, что ты осталась лёгкой добычей для него. Ни силёнок, ни ума вывернуться ты не наскребёшь.

— Ай, я, яй, как ты про меня думал… — покачала иронично она головой, не показывая обиды, но чувствуя себя в чём-то виноватой: «Вот ведь, дождалась!..»

— Прости, разболтался…,- смутился он, не выпуская её рук. — Подумать не мог, что ты рванёшь за мной по этапу…

— Он не успел меня достать, я сбежала, к бабушке в Сибирь. К тебе поближе. Там и узнала, что беременна. — Улыбнулась она.

— Представляю, через какое потрясение ты прошла. — Пересел он с корточек рядом, обняв её, чем ввел в смущение и краску.

— Не скажу, что визжала от радости. Но потом голова попривыкла к мысли о твоём ребёнке и я не представляла себя уже без него.

— Что он знал обо мне? — задал он вопрос, который жёг его.

Лиза вгляделась в его затуманенные испугом и ожиданием глаза и, улыбнувшись, погладила его щеку.

— Ничего, кроме, как, того, что мы любили друг, друга.

От благодарности он не мог говорить. Припав к её руке губами, восторженно и благодарно выдохнул:

— Лиза!

— Да, дорогой! — пропела она.

— Ты не представляешь, сколько раз я произносил это имя и не слышал ответа, — потёрся он о её щёку. — Пустой дом, это страшно.

— Что же семью не завёл, баб-то полно кругом и молодых и одиноких? — она сама заметила то, как дрогнул её голос.

— А ты? — улыбнулся он, крепче сводя кольцо объятий.

— Сравнил. У меня Илюха на руках и забыть не могла тебя сумасшедшего купающего меня в омуте горячих ночей. Прости Господи, о чём говорю.

Развернув её к себе, он зарылся на её груди, простонав:

— Вот и я тоже не смог забыть жаркой груди твоей. Втягивающего меня в себя губкой живота. — Его рука легла на её руки прикрывшие тут же свой животик.

Она испуганно закрутила головой: не видит ли кто сей вольности.

— С ума сошёл. Потише. Седая голова-то.

Его голова в протесте заворочалась на её груди.

— Ну и пусть, мы не жили ещё, я не отпускаю тебя никуда.

Она склонилась к нему пониже и зашептала:

— Подожди, не гони коней. Посмотри на меня: старая, выработанная баба, а ты искал совсем другую Лизу.

— Глупая.

— Меня жизнь укатала, а тебя даже лагеря не ухайдакали, — решительно возразила она.

Но разве он откажется от своей мечты. Нет, нет… его уже было не остановить.

— Завтра пойдём, узаконим наши отношения. Приведём в норму метрику сына, и будем жить. Опомниться не могу от этой раскрутившей нас карусели. Как это Лизонька у тебя оказалась в невестках. Дочь Ильи и Тани с одной стороны и наш с тобой сын с другой. А их ребёнок наш с Дубовым внук, плод их любви. Такое накручено, такое, что никаким умом не осилить.

Она погладила его вздрагивающую руку и мягко сказала:

— Тимоша, скажи спасибо небесам, и не будем копаться в их канцелярии. Справки они нам всё равно не дадут.

— Да уж, таких чудес со мной ещё не случалось. Всю систему на дыбы поставили и не нашли и вдруг ни где-то там, а на затоне находишься ты и приводишь дочку Дубова. — Поймал он губами её руку, бродившую по его лицу.

— Хочу убедиться, что это ты, вот тут у ушка должен быть шрамик.

Трудно передать, что творилось с ней, когда она его нащупала. Сердце заколотилось сильнее. Она, еле сдерживая слёзы, неотрывно смотрела на него.

Тимофей же кивнул, пожимая широким плечом.

— Он и есть, правда не такой заметный.

— Ты помнишь, откуда он у тебя? — спросила она невероятно грустным голосом.

— Уже нет, — покачал он головой.

— В драке упал на окованный железом ящик. Кровищи тогда было, распорол глубоко. Мне тогда справили новое платье, я полдня вертелась перед трюмо, сияя от счастья, а кто-то из мальчишек оторвал оборку. Вот ты и махал кулаками.

— Лиза, не отталкивай меня, — вдруг попросил он, молодецки вскакивая с дивана и вставая перед ней на колени. В спину кольнуло. Он поморщился, но продолжил то, зачем опустился перед ней, — я не смогу без вас.

Она свела улыбку с лица и покусала губу.

— Тебе не надо на этот счёт беспокоиться. Просто я не хочу, чтоб ты спешил. Сейчас тобой водят эмоции. Потом ты всё разложишь по полочкам, здраво на всё посмотришь. И может, случиться решишь, что тебе нужен сын, а без меня ты спокойно обходишься.

Теперь он резко вскочил.

— Дурак, я обрадовался встрече и не спросил тебя о том, с чего должен был начать. У тебя кто-то есть? Конечно, у тебя есть человек, который дорог тебе. Как я сразу не подумал об этом.

Лиза отметила, что сейчас он более наполнен эмоциями, чем в юности.

— У меня даже два дорогих мне мужика. Сын и внук. Дело не во мне, а в тебе. Не хочу, чтоб ты потом разочаровывался. Болеть будет у обоих тогда, и сыну, глядя на нас, страданий прибавится к служебным заботам.

Он не мог нарадоваться и переспросил, чтоб уж наверняка:

— Лиза, я правильно понял, ты свободна и по-прежнему не равнодушна ко мне?

Она, боясь что он услышит сумасшедший стук её сердца, всё же потянулась к нему, чтоб прикрыть его рот ладошкой.

— Не кричи так, дети услышат, скажут, мать с ума сошла.

Он туша слёзы смехом заметил:

— Всегда была трусихой. До сих пор не могу понять, как ты меня решилась впустить в окно. Да ещё и родить моего ребёнка.

— Ненормальная, любила тебя до дури, — закрыла она ему рот опять ладонью, посматривая по сторонам, не слышал ли кто из детей про окно. Вот разболтался.

— Ой, ёй, — сграбастал он её в охапку, — сейчас уроню на кровать и поцелую.

— Думай, что делаешь. Годочки-то считать умеешь, — шипела она высвобождаясь.

Мозговой хорохорился не выпуская её из объятий.

— Какие это годочки, смех один, подумаешь за пятьдесят.

Она так легкомысленно не была настроена.

— Э-эх… Ты вообще-то последнюю цифру слышишь?

О чём — то задумавшись, он вдруг предложил:

— Давай начнём с того, на чём остановил нас «чёрный ворон».

Она испуганно посмотрела на окно.

— С окна опять?

— Лазить на третий этаж высоко, сразу перейдём к спальне, минуя окно, — хохотнул он.

— Юморист, — обиделась она, стараясь отодвинуться от него.

— Ну-ну и не надейся, что отпущу. Расскажи о сыне, какой он был, как рос?

Не остыв от обиды, выпалила: