Евгений Бажанов - По законам Дикого поля

• Название: По законам Дикого поля
• Автор: Евгений Бажанов
• Жанр: Историческая проза

Книга «По законам Дикого поля» повествует о великом переселении в лесостепи Заволжья в тридцатых годах восемнадцатого века, временах, когда создавалась Россия. Это одно из самых прорывных и увлекательных литературных произведений.

Внимательного читателя заинтересует то, что перед ним – настоящая энциклопедия народного быта и народной культуры первопоселенцев Дикого поля. В книге даны реальные события и реальные приметы различных течений переселенцев.

Где еще можно встретить рассказы о промышленном коне и ситниковых хуторах, о бурлацком базаре и конной ярмарке, о перемете и схронах… Многие ли знают, что такое катаур или тагарка? Возле Байкала есть село Тагарка, но ни в одном справочнике такого слова нет. На каждой странице романа встречаются приметы своеобразной культуры и традиций первопоселенцев, людей, которые сами создавали историю страны и мира.

---

Урема[21] отличалась сказочной населенностью зверя и птицы. Узкая полоска леса под своей сенью собирала и всегдашних обитателей лесов, и жителей степей. В пойменной, затопляемой весенними паводками части леса небо подпирали деревья-великаны, под которыми сравнительно мало подроста и кустарника. На нагорной возвышенной стороне уремы заросли гуще и почти непроходимы, особенно на склонах рек и оврагов.

Звероловы въехали в урему по тонкой извилистой звериной троне. Начало тропы приметить не просто. Спугнули стадо диких кабанов, с треском ломанувшихся прочь. Спешились и повели коней за узду, свободной рукой раздвигая густые заросли, за которыми ничего не видно в трех шагах. Идти по тропе трудно, но если сбился с тропы, то завязнешь в буреломе; пеший потеряет времени в пять раз больше, а конный вообще не пройдет. Но вот лес стал редеть, пошла настоящая урема с небольшими лужайками среди чащи.

– Сок, – показал Вожа на блеснувший впереди изгиб реки. Река шириной в двадцать-тридцать саженей имела пологие берега, но текла в коридоре леса и густого кустарника. В наиболее узких местах гигантские деревья почти смыкали ветви, в других несколько расступались, будто специально давая взгляду рассмотреть живописную картину.

Вожа привел Васька на одно из своих зимовий.

– Мое зимовье, – сказал Вожа возле небольшой избушки с одним маленьким оконцем, в которое не смог бы пролезть и ребенок. Оконце затянуто рыбьим пузырем.

Зимовье стояло у реки, но так, что с реки его не видно. В кустах лежал долбленый челн. За избушкой росла дикая вишня. Топор зверолова проредил заросли вокруг нее, и благодарное дерево широко раскинуло густую крону, усыпанную множеством мелких плодов. У крыльца крошечный пятачок еще зеленых бобов и грядка пожухлого, заросшего сорняком лука, показывавшего, что хозяин здесь редкий гость. Других насаждений не было.

Около зимовья деловито гудели дикие пчелы. В могучем осокоре на разных уровнях поместилось сразу три борти[22]. Зверолов имел в лесу свои бортные ухожаи[23]. Бортничество не стало главным делом зверолова, но и мимо дармового природного меда он не проходил…

Васек не удержался – попробовал зеленый плод яблони:

– Кислое.

– Подрастут, будем парить в печи.

Из кустов выскочил крупный серый пес. Такой тощий, что ребра выпирали, точно шкура сидела на костях. На радостях собака чуть не свалила хозяина.

– Волчок, – Вожа приласкал собаку, похожую на волка. Ласково потрепал по шее и жмурящейся от блаженства морде. – Совсем отощал без меня. На охоту пойдем, подправишься.

Васек зашел в зимовье, а за ним проследовал и Вожа. В полутемном зимовье Васек увидел полати. На земляном полу вместо привычной деревенской печи каменка – свод, сложенный из камней без извести и цемента. На этот свод клали камни беспорядочно и много, чтобы дым выходил из печи беспрепятственно, а тепло удерживалось большой массой камня достаточно долго.

Затем паренек повернул голову и отшатнулся в сторону. В углу на шесте сидел, взметнув огромные крылья, степной орел. Хищный крючконосый клюв разинут. Глаза блестят, показалось, горят красным огнем. Но птица не шевелилась. Искусно изготовленное чучело едва вмещалось в избенке. В другом углу «спал» филин.

В центре зимовья стоял стол на вкопанных в землю ножках, два стула – долбленые чурбаки, к потолку на веревках подвязаны два мешка. Один Вожа спустил на стол. Достал горсть лесных орехов, угостил Васька.

– Бери, Васек, это межевой запас на черный день. Как только орех нальется, пойдем лещину[24] лущить. Два мешка соберем – нам на всю зиму хватит.

Звероловы на территории от Волги до Камчатки приходили в зимовье для промысла пушного зверя в середине осени. В Диком поле в зимовье часто и летовали. Большинству звероловов возвращаться было некуда. Время появления обжитых деревень только подступало.

Если в приглянувшемся месте зимовья не стояло, то избушка рубилась в течение недели. В январе основной промысел кончался. Но если рядом не имелось селенья, что бывало часто, то звероловы, отдаленные от другого мира сотнями верст и глубокими снегами, жили в зимовьях до ранней весны. И только после этого отправлялись в селенья, в крепости, на ярмарки. Вожа жил в зимовьях постоянно.

Похожие зимовья Вожа имел на одном из притоков Большого Черемшана, на Соку, на Самаре и Большом Иргизе. На Иргизе – реке, пограничной с киргизской стороной, вокруг зимовья Вожа поставил частокол с бойницами. Здесь даже зимой шалили воровские шайки кочевников и воровской люд из России. Остальные зимовья как простая изба.

Долгие зимние вечера зверолов коротал, прикармливая лесных зверюшек и раненных птиц. Они словно услышали приход большого друга. Первой появилась белка, серая с рыжеватым отливом. Белка схватила орех из протянутой ладони и юркнула в рукав рубахи, но рубаха не шуба, что-то ей там не понравилось – и через мгновенье она оказалась на лавке.

Зато в открытую дверь бесшумно впорхнул жгуче черный большущий ворон и зычно ошеломил человеческой речью:

– Здравствуй! Ворону угощенье!

Оба зверолова, и зрелый и малый, такому явлению умилились. Никто разговаривать птицу не учил. Вожа подобрал полуоглушенного ворона с помятыми правильными перьями на снегу в самую стужу после боевой птичьей потасовки. Ворон прожил в зимовье до весны, восстановил силы, но улетать не собирался. То ли ему здесь оказалось сытнее и теплее, то ли интереснее слушать человека и поражать способностью выговаривать фразы.

– Пойдем покажу байбака[25], – предложил Вожа названому брату.

Во дворе Вожа познакомил Васька еще с одним приятелем, который вылезал на свист.

Вечером Вожа налил в плошку кумыса и поставил у порога. Утром гость все же пожаловал. Васек увидел чрезвычайно пушистую кошку.

– Дикая полевая кошка, – сказал Вожа. – В степи среди зарослей чилиги и шиповника полно водится. Там их волки не достают и добычи хватает. Приваживаю от мышей и крыс. В холода в зимовье жила. Летом совсем одичала. Пушистик, иди сюда.

Кошка пила кумыс крошечными глотками, слизывала с поверхности, от удовольствия жмурила глаза, но стоило сделать шаг в ее направлении – убегала в кусты и возвращалась только когда люди отступали на значительное расстояние.

Новые события и встречи восхищали мальчишку, хоть и росшего среди приволья деревенской природы, но впервые летовавшего с настоящим охотником-промышленником, а по другому – звероловом-промышленником. Охотники этой поры предпочитали называть себя не промысловиками, а промышленниками, что в общем одно и то же, но более употребимое шло от более ходового слова промышлять. Называли они себя так не без гордости. Считали зверование и службу проводниками стоящей, главной работой. И, действительно, были уважаемы. К ним часто обращались за советом и помощью. Мальчишки, попавшие в науку к охотнику-промышленнику, редко сходили с охотничьей тропы.

Оставив кожаные мешки с кумысом и провиантом в зимовье, звероловы пошли на разведку по реке в долбленке, прихватив берестяные ведра, веревки и рыболовные снасти.

Лес обступал реку плотной стеной и слева и справа. Иногда плыли в сплошном зеленом туннеле из веток деревьев. Гигантские осокори в три-четыре обхвата возвышались над всем. Не уступали им могучие березы, изредка встречавшиеся в чаще, и липы. Чуть ниже – могучие дубы, стройные осины, кудрявые вязы. Еще ниже – ракита, боярышник, лещина, другой кустарник и много подроста деревьев. И так до самой земли. У каждой группы деревьев свой уровень.

Нижние ветви деревьев свисали в воду. Зеленоватая вода играла ветвями. А вот двухсотлетний огромный осокорь, подмытый вешними водами, упал и перегородил более половины реки. Долбленка с усилием прошла образовавшуюся быстрину. Лес казался угрюмым, а река, текущая в густой тени, глубокой и таинственной.

Верст десять звероловы прошли вверх по Соку на гребях[26]. Пока поднимались, лес был оживлен. Время весеннего гнездования и брачных песен кончилось, но птицы оживлены, и то тут, то там слышались голоса рябчиков, лесных голубей, дроздов, размеренно вела счет кукушка: ку-ку-ку, стучал дятел.

С ветки на ветку, далеко, точно птица, летала белка-летяга. В отличие от обычной белки у нее тонкие кожаные перепонки с двух боков; от передних лап к задним перепонки распластывались точно два крыла.

Легкая долбленка тихо скользила по воде и почти в упор вышла на лося, вышедшего на водопой. Лесной великан вздрогнул и гулко, скачками, ушел в чащу.

На реке темные омуты сменялись песчаными перекатами. На одном Вожа показал глазами на рыбу, вставшую на перекате. Васек, упарившийся от духоты и весельной работы, с удовольствием сиганул в воду. Он поймал рубахой двух рыбин.

На поворотах реки встречались песчаные отмели. Здесь звероловы сделали заброд бреднем. На дне долбленки оказались несколько окуней, язь, уклейка, два судака и четыре щуки больше локтя длиной. Прошли еще раз по тому же месту и подняли не меньший улов.