Коллектив авторов - Регион в истории империи. Исторические эссе о Сибири

• Название: Регион в истории империи. Исторические эссе о Сибири
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98379-171-8

Что такое регион, и как эта концепция работает в исторических исследованиях Российской империи и СССР? Что такое Сибирь, и где ее границы? Как соотносятся образы Сибири как поселенческой колонии и неотделимой части национального мифа? Каким образом представители сибирских народов конструируют историческую память о Российской империи и СССР? Эти и другие вопросы исследуются авторами сборника «Регион в истории империи».

---

60 Там же. С. 450–451; Крашенинников С.П. Указ. соч. С. 483; Огрызко И.И. Очерки истории сближения коренного и русского населения Камчатки (конец XVII – начало XX веков). Л., 1973. С. 18.

61 Памятники сибирской истории. Кн. 2. С. 254; Крашенинников С.П. Указ. соч. С. 490, 758; Сгибнев А. Исторический очерк… С. 99; Маргаритов В. Указ. соч. С. 14; Садовников Д. Указ. соч. С. 159; Вахрин С. Покорители Великого океана… С. 43, 44; Леонтьева Г.А. Указ. соч. С. 151.

62 Крашенинников С.П. Указ. соч. С. 490.

63 Сгибнев А. Исторический очерк…; Вахрин С. Иван Козыревский // На суше и на море. 1990: Повести, рассказы, очерки, статьи. М., 1991. С. 380; Окунь С.Б. Очерки по истории колониальной политики царизма в Камчатском крае. Л., 1935. С. 18.

64 Окунь С.Б. Указ. соч. С. 18.

65 Крашенинников С.П. Указ. соч. С. 745, 758.

66 Подсчитано по: РГАДА. Ф. 199. Оп. 2. № 481. Ч. 7. Л. 174–183.

67 Садовников Д. Указ. соч. С. 159.

68 Сгибнев А. Охотский порт с 1649 по 1852 г. // Морской сборник. 1869. Т. 105. № 11. Отдел «Неофициальный». С. 6; Вус В. Заветный край особой русской славы: Науч.-попул. очерк истории Охотска. Хабаровск, 1990. С. 27.

69 Огородников В.И. Указ. соч. С. 71.

70 Садовников Д. Указ. соч. С. 54–55.

71 К такому типу людей принадлежал, в частности, С. Дежнев. Известно, что еще до анадырской службы ему удавалось «умирять» впавших в «измену» якутов без применения силы, а в 1641 г., будучи на Оймяконе, он сумел не только «ласкою» взять ясак с местных якутов и тунгусов, но и установить с ними дружеские отношения, да такие, что, когда его отряд подвергся нападению «немирных» тунгусов и гибель была неминуема, только что объясаченные друзья пришли на помощь и помогли отбить нападение. Оказавшись на Анадыре Дежнев прибегал к «ратному бою» только в случае крайней необходимости, без значительных столкновений объясачил анадырских юкагиров и даже пытался защищать их от произвола со стороны Стадухина. И после Анадыря, продолжая службу в Якутии, он умело разрешал возникавшие конфликты с якутами и тунгусами, отговаривая их от «бунта» и «измены». См.: Самойлов В.А. Семен Дежнев… С. 60, 71, 73–74, 76–78; Никитин Н.И. Землепроходец Семен Дежнев… С. 44–45; Белое М.И. Семен Дежнев… С. 34, 109.

Анатолий Ремнев Вдвинуть Россию в Сибирь: империя и русская колонизация второй половины XIX – начала XX века

Выступая 31 марта 1908 года в Государственной думе по поводу строительства Амурской железной дороги, глава правительства П.А. Столыпин подчеркнул, что она должна быть построена русскими людьми, которые не только проложат эту дорогу и поселятся вдоль нее, они выполнят гораздо большее – «они вдвинутся в край и вдвинут вместе с тем туда и Россию»1.

Расширение империи на восток не ограничивалось только военно-политической экспансией, это был и сложный процесс превращения Сибири и Дальнего Востока в Россию. С установлением новых государственных границ имперская политика переходила в длительную фазу интеграции новых территорий и народов в единое политическое и социокультурное пространство. Это было не только военное закрепление за Российской империей новых территорий и народов восточнее Урала, крестьянское переселение и хозяйственное освоение сибирских земель, но и осмысление Сибири как земли русской. П.Н. Милюков в этой связи замечал: «Последний продукт колонизационного усилия России – ее первая колония – Сибирь стоит на границе того и другого»2. Империя как бы вырастала из исторического процесса «собирания русских земель» и, как писал поэт Велимир Хлебников: «Вслед за отходом татарских тревог – это Русь пошла на восток»3.

Основным отличием Российской империи от западных мировых держав считалось то, что она представляет собой цельный территориальный монолит. Поэтому, как заметил Д. Дивен, «русскому колонисту было затруднительно ответить на вопрос, где, собственно, заканчивается Россия и начинается империя?»4. Для англичанина ответ на этот вопрос был очевиден, как только он садился на корабль и отплывал от берегов Туманного Альбиона. Тема расширяющегося «фронтира» на нерусской окраине, помимо военных действий и организации управления, включала «конструктивные» аспекты российской колонизации: «Рождение новой социальной идентичности, этнических отношений, новых ландшафтов, регионального хозяйства и материальной культуры»5. В этом заключалась не только географическая предопределенность отличия континентальной империи от заокеанских колоний европейских держав.

В российской имперской политике господствовал стереотип, что только та земля может считаться истинно русской, где прошел плуг русского пахаря. Крестьянская колонизация становилась важным компонентом имперской политики, а крестьянин – эффективным ее проводником. С XIX века крестьянское и казачье переселение на свободные земли почти целиком попадает под контроль государства, которое стремится подчинить его задачам имперского закрепления новых территорий. Главной движущей силой колонизации становится уже не «природная стихия» крестьянских побегов от государства, а само государство, которое направляет народные потоки, создает для русских переселенцев защитно-оградительную инфраструктуру, законодательно стимулирует и регулирует размещение русских населенных пунктов6. Крестьянская колонизация сознательно воспринимается как необходимое дополнение военной экспансии. «Вслед за военным занятием страны, – отмечал известный публицист Ф.М. Уманец, – должно идти занятие культурно-этнографическое. Русская соха и борона должны обязательно следовать за русскими знаменами и точно так же, как горы Кавказа и пески Средней Азии не остановили русского солдата, они не должны останавливать русского переселенца»7. Реализацию исторической миссии России – продвижение на восток – должна была, согласно Уманцу, происходить в равной мере посредством меча и орала.

Таким образом, важнейшую роль в строительстве империи должны были сыграть не столько военные и чиновники, сколько мирные крестьяне-переселенцы. Существовала своего рода народная санкция имперской экспансии, которая оправдывалась приращением пахотной земли с последующим заселением ее русскими8.

Даже ссылка в Сибирь рассматривалась как «внутренняя колонизация», в отличие от западной принудительной эмиграции из метрополии в колонии9. Не случайно даже каторжане Сахалина с гордостью заявляли: «Нерадостная судьба наша заставляет позабыть свою родину, свое происхождение и поселиться на краю света, среди непроходимых лесов. Бог помог нам. В короткое время построили дома, очистили долину под поля и луга, развели скот, воздвигли храм, и, вы сами теперь видите, здесь Русью пахнет»10.

Экстенсивный характер крестьянского земледелия как бы подталкивал власть к расширению земельной площади, в том числе и к созданию земельных запасов впрок, для будущих поколений. П.А. Кропоткин вспоминал, как во время экспедиции 1864 года в верховья Амура заблестели глаза у казака, увидевшего, насколько хороши здесь земли: «Тогда мне стало ясно, что рано или поздно, при поддержке русского правительства или без нее, оба берега Амура, покуда пустынные, но удобные для колонистов, заселятся русскими»11. «Необходимо помнить, – писал уже в 1900 году военный министр А.Н. Куропаткин, – что в 2000 году население России достигнет почти 400 мил. Надо уже теперь начать подготовлять свободные земли в Сибири, по крайней мере для четвертой части этой цифры»12. Влиятельный в правительственных сферах экономист профессор П.П. Мигулин на страницах газеты «Русь» пытался в начале XX века описать имперское расширение на Дальнем Востоке в категориях «национального интереса»:

Народ наш, обладающий страстною жаждою к земле, отлично поймет значение захвата таких областей, как Монголия и Маньчжурия, с их обширными и плодородными равнинами, пригодными и для земледелия, и для скотоводства. Но он поймет и значение открытого моря и важность короткого общения (торгового и политического) с восточными народами, живущими в ином, чем мы, климате и производящими предметы нашего широкого потребления (чай, хлопок, пряности, фрукты), без которых мы не можем обойтись… Поймет наш народ отлично также важность умножения наших золотоносных, железных, нефтяных, медных, каменноугольных и других месторождений, которыми столь обильны спорные области, – поймет и пойдет на их разработку13.

Еще в большей степени, нежели Франция, Россия была «обречена расплачиваться за свою огромную территорию, за свой по-крестьянски ненасытный аппетит к приобретению все новых и новых земель14. Мания пространства долгие годы отождествлялась в народном сознании с политическим могуществом империи.