Евгения Филатова - Белинский

• Название: Белинский
• Автор: Евгения Филатова
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

В книге дается анализ философских и социологических воззрений великого русского революционного демократа В. Г. Белинского. Автор показывает упорные поиски им правильной теории, эволюцию его идей от идеализма к материализму, развитие его диалектического метода, раскрывает значение Белинского как центральной фигуры в идейной борьбе 40-х годов XIX в. в России.

---

Размышляя над проблемой развития всего сущего, Белинский приходит к выводу, что оно совершается «по законам необходимости». Он считает, что ей подчиняется не только природа, но и общество. «Возникновение и падение царств и народов не случайно, а внутренно необходимо» (3, 3, 414). Русский мыслитель рассматривает необходимость как существующую независимо от воли людей. С этих позиций он критикует французских энциклопедистов XVIII в., их философию просветительства, их убеждение, будто «мнения правят миром» (см. 3, 11, 326, 332–333). Он отвергает субъективный метод, доказывая, что он не может служить основой научных теорий. «Субъективность… в сфере знания превратится в ограниченность и произвольность понятий» (3, 3, 339). Критик иронически называет субъективистов «маленькими великими людьми», которые «таращатся выполнить свою случайную волю» (3, 3, 393). Высмеивая их пренебрежение к объективному ходу вещей, он говорит, что, по их мнению, «напрасно солнце ни раза не взошло вечером и не скрылось утром, ни раза не вышло с запада и не закатилось на востоке» (3, 3, 393).

Белинский считает несостоятельными современные ему утопические теории. Он доказывает, что нельзя искусственно создать новое общество, как нельзя сочинить язык. «Начиная от времен, о которых мы знаем только из истории, до нашего времени не было и нет ни одного народа, составившегося и образовавшегося по взаимному сознательному условию известного числа людей, изъявивших желание войти в его состав, или по мысли одного какого-нибудь, хотя бы и гениального человека» (3, 3, 328).

Борьба против субъективизма, признание объективной необходимости в развитии мира были большими достижениями не только в философских поисках самого Белинского, но и в общем развитии русской прогрессивной философии. В значительной мере тут сказалось влияние Гегеля. Заслугой Белинского в понимании великого немецкого философа было то, что он сумел в гегелевской диалектике увидеть главное — учение о саморазвитии, о внутренне необходимом движении. В. И. Ленин указывает, что именно в этом заключается суть диалектики Гегеля. «Эту суть надо было открыть, понять, hinuberretten[7], вылущить, очистить, что и сделали Маркс и Энгельс» (2, 29, 127). Белинский не мог «очистить» суть диалектики Гегеля — это осуществили лишь основоположники марксизма. Но он сумел понять, что эта суть заключается именно в идее самодвижения.

Однако в этот период Белинский не связал еще эту идею с учением о единстве и борьбе противоположностей. Хотя у него были суждения на эту тему, но он еще не видел в единстве и борьбе противоположностей источник самодвижения. В этом отношении он пока еще отставал от Гегеля.

Вместе с тем русский мыслитель делает первые шаги, еще им самим не осознанные, к тому, чтобы в гегелевской идее универсального саморазвития центр тяжести из духовной сферы перенести в реальный мир.

Гегель не только в логике, посвященной абсолютизированному процессу мышления, но и в философии природы, и в философии духа, анализирующей преимущественно вопросы общественной жизни, трактует развитие мира как движение понятий. И хотя он, по определению Ленина, в диалектике понятий гениально угадывает диалектику вещей (см. 2, 29, 178–179), все же его универсальное саморазвитие подчинено его логической схеме. Он не всегда считается с эмпирическими фактами развития природы и общества. Маркс как-то сказал о нем: «В философии истории Гегеля, как и в его натурфилософии, сын порождает мать, дух — природу, христианская религия — язычество, результат — начало» (1, 2, 185). Для Белинского же, несмотря на провозглашение им первичности идеи, главное — факты реальной жизни, действительная история, действительная современность. Он сам видит это только еще намечающееся расхождение с Гегелем и заявляет, что он не является учеником немецкого философа в полном смысле этого слова. Он пишет Бакунину в октябре 1838 г.: «Глубоко уважаю Гегеля и его философию, но это мне не мешает думать… что еще не все приговоры во имя ее неприкосновенно святы и непреложны» (3, 11, 313).

Реалистический подход Белинского к действительности и расхождение его с Гегелем в этот период ярче всего проявляются в эстетике. «Когда дело идет об искусстве… я смел и дерзок, — заявляет он, — и моя смелость и дерзость в этом отношении простираются до того, что и авторитет самого Гегеля им не предел» (3, 11, 313). Хотя у Белинского встречаются суждения об искусстве в соответствии с учением Гегеля как об осуществлении божественной идеи (см. 3, 3, 399), все же он все больше и больше толкует его как «зеркало жизни». «Искусство есть воспроизведение действительности» (3, 3, 415), — говорит критик.

Выдвижение на первый план вместо отвлеченного мышления реалистического начала привело Белинского к расхождению с некоторыми русскими последователями Гегеля. Наиболее ярким примером этого является его полемика с Бакуниным. Последний тоже был тогда объективным идеалистом и даже раньше Белинского пришел к «примирению с действительностью». По видимости их объединяла общая точка зрения; на самом же Деле между ними были принципиальные расхождения в понимании действительности.

Расхождение друзей-противников ярко проявилось в их более чем двухлетней переписке (с лета 1837 до весны 1840 г.) (см. 8). Признавая способности Бакунина в области спекулятивного мышления, Белинский вместе с тем называл его «абстрактным героем» (3, 11, 385, 541) и указывал на его «добровольное отторжение от живой действительности в пользу отвлеченной мысли» (3, 11, 289). Характеризуя метод Бакунина как «фантастический скачок через действительность», критик обращал его внимание на необходимость связи с живой жизнью, «такта действительности». Он писал, что истина существует для него не в науке, а в жизни. Бакунин раньше Белинского начал отходить от «примирительных» настроений, чему способствовал, по свидетельству Герцена, его «революционный такт». Несмотря на это, идейные расхождения между Белинским и Бакуниным привели к разрыву их отношений на ряд лет. Уже после отъезда Бакунина в Германию, узнав о его участии там в революционном движении, критик признался, что напрасно подозревал своего друга в «сухости и мертвенности натуры» (3, 12, 120). Однако в дальнейшем, уже в конце жизни Белинского, их новая, более глубокая дискуссия подтвердила, что Белинский был прав, упрекая Бакунина в неумении отражать в теории действительную жизнь. Полемика 30-х годов имела и другое значение: она показала отход Белинского от гегелевского понимания действительности.

В период «примирения» наряду с достижениями в области философии у Белинского были и серьезные недостатки. Они вытекали из его главной методологической ошибки — из игнорирования момента отрицания. Правильное суждение критика о развитии по законам необходимости всего сущего, включая и общественную жизнь, переросло в абсолютизирование этой необходимости, в отрицание активной роли людей в историческом процессе. В результате Белинский пришел к ошибочному выводу о бесцельности, бессмысленности борьбы против существовавших общественных отношений, более того — к осуждению революций.

Исключение отрицания из процесса общественного развития отразилось и на эстетической теории Белинского в этот период. Он выдвинул идею «объективного искусства», т. е. такого искусства, в котором «автор не вносит ничего своего — ни понятий, ни чувств» (3, 3, 11). Считая, что нельзя «требовать от искусства споспешествования общественным целям» (3, 3, 397), что «поэзия… сама себе цель» (3, 3, 431), критик отверг «всякое судопроизводство со стороны поэта» (3, 3, 442). Такая точка зрения привела Белинского к серьезным ошибкам в литературной критике. В этот период он осудил творения ранее так любимого им Шиллера «за абстрактный героизм, за прекраснодушную войну с действительностью» (3, 11, 385). Тогда же он выступил с резкой критикой стихотворений Полежаева за активное авторское отношение к изображаемому, утверждая, будто такое отношение — «смерть поэзии» (3, 3, 25). Белинский отрицательно отнесся к комедии «Горе от ума» за то, что Грибоедов в ней «не возвысился до спокойного и объективного созерцания жизни» (3, 3, 485). Однако это не помешало критику уже тогда отнести Грибоедова «к самым могучим проявлениям русского духа» (3, 3, 485).

В дальнейшем Белинский отказался и от отрицательных оценок этих литературных произведений, и от своей теории «объективного искусства».

Итак, период «примирения с действительностью», несмотря на ряд серьезных ошибок и заблуждений, был для Белинского периодом больших философских исканий и находок. Его мысль работала в том же направлении, что и передовая мысль других стран, откликаясь одновременно на специфические потребности русской действительности. Плеханов был глубоко прав, когда указывал на заслугу Белинского, отвергнувшего в этот период веру просветителей во всесилие человеческого разума, в «абстрактный идеал», оторванный от действительности, и вставшего на точку зрения развития, объективного хода вещей (см. 37, 4, 362, 457, 466). Нельзя, однако, согласиться с мнением Плеханова, будто для этого критику необходимо было примириться с действительностью, так как в те годы якобы еще не было объективных предпосылок для ее изменения. На самом деле такие предпосылки в виде глубоких экономических и социальных противоречий уже имели место, и «примирение» критика с существующим положением вещей не было правомерным. Друзья Белинского, осуждая его за «примирительные» настроения, были в общем правы, хотя они и не поняли, что эти настроения были лишь ошибочной формой его глубоких и верных по своему направлению теоретических исканий. Сам же Белинский, отрекшись вскоре от «примирительных» заблуждений, не перечеркнул своих достижений этих лет в области философии.