Лидия Чарская - Сибирочка (сборник)

• Название: Сибирочка (сборник)
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Детская проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-08-004389-5

В книгу Л. Чарской, самой популярной детской писательницы начала XX века, вошли две повести: «Сибирочка» и «Записки маленькой гимназистки».

В первой рассказывается о приключениях маленькой девочки, оставшейся без родителей в сибирской тайге.

Во второй речь идет о судьбе сироты, оказавшейся в семье богатых родственников и сумевшей своей добротой и чистосердечностью завоевать расположение окружающих.

Для среднего школьного возраста.

---

– Нюрин папа погиб… Это его поезд сошел с рельсов… Никифор Матвеевич… Ах, пустите меня к ним, пустите, ради Бога!

И сама не помня себя и не понимая, что делается со мною, я бросилась к двери со всех ног.

Сильная рука удержала меня за плечо.

– Но ты с ума сошла, глупая девчонка! – услышала я за собою резкий голос тети и, обернувшись, увидела перед собой ее сердитое лицо. – Куда ты бежишь? Что тебе надо?

– Ах, пустите меня к ним! Пустите, ради Бога, – рыдала я, отбиваясь от державших меня рук. – Ради Бога, пустите к ним!.. Он ранен, убит!.. Я хочу быть около Нюрочки… Я хочу помочь ей ухаживать за ее больным папой. Он был так добр ко мне, когда я ехала сюда после смерти мамы! Пустите меня теперь к нему… к Нюре… Прошу вас! Умоляю!

– Перестань дурачиться! – прикрикнула на меня тетя Нелли. – Сейчас же приведи себя в порядок, перемени фартук – этот весь залит чаем – и ступай в гимназию!

Я схватилась за голову… В первый раз в жизни я почувствовала прилив страшной злобы. Я ожесточилась разом, как затравленный зверек. Мне казалось таким жестоким не пустить меня к ним. Все мое сердце обливалось кровью при одной мысли о том, что у моих друзей горе и что я не могу быть с ними!

– Ну, хорошо же! – прошептала я, до боли стискивая руки, так что пальцы мои захрустели. – Вы не хотите отпустить меня – и не надо!

И, закрыв лицо руками, я выбежала из столовой.

Пока Дуняша переодевала меня, мысли мои так и работали в голове, так и кружились.

Что делать? Как поступить? Как повидать Нюру и моего бедного взрослого друга, ее отца? Если написать ей – письмо идет долго, и Бог знает когда я получу ответ. Через сутки только! А что может случиться за целые сутки!.. Боже мой, Боже мой!..

Дождаться, когда дядя вернется со службы, и упросить его свести меня к моим друзьям! Но ведь дядя иногда прямо со службы отправляется в клуб обедать и Бог знает как поздно возвращается в таких случаях домой, заигрываясь в свои любимые шахматы до первого часа.

Нет, и это не идет. Надо другое…

И вдруг… неожиданная мысль разом как бы осветила мою голову.

Я убегу! Да-да! Я убегу сегодня из гимназии. Но для этого придется сделать какую-нибудь шалость или выкинуть какую-нибудь проделку, за которую бы меня наказали, оставив в гимназии на неурочное время. А когда все разойдутся, я отбуду срок наказания и, вместо того чтобы идти домой, отправлюсь к Нюре. Наверно, Бавария не придет за мною, а если придет, то не найдет меня уже больше. Я буду – тю-тю! – уже в дороге…

И вдруг вся моя выдумка показалась мне такой простой и легковыполнимой, что я просияла.

Всю дорогу от дома до гимназии я все соображала, как и чем бы лучше заслужить наказание. Первый урок был французский, но француженку, веселую, добрую и ласковую девушку, мы никогда не решились бы огорчить. Второй урок – Яковлев. Но что бы я ни сделала на этом уроке, добрый Василий Васильевич все спустит мне с рук, так как в памяти его надолго остался мой благородный, по его мнению, поступок, когда я, единственная из всего класса, блестяще ответила «Демьянову уху», в то время как другие… Но не стоит, однако, вспоминать старое… Третий урок – батюшки. Батюшка считался у нас самым взыскательным изо всех учителей, и каждый промах на его уроке наказывался особенно строго… Конечно, грешно будет с моей стороны перевирать священную историю, но что же делать, если иначе мне не заслужить наказания и не попасть к моим друзьям!

Я так глубоко задумалась над решением этого вопроса, что не заметила, как мы подошли к знакомым дверям.

– Ну, будьте умными хоть сегодня! – проговорила Матильда Францевна. Она ежедневно говорила одну и ту же фразу, когда при помощи гимназического сторожа Иваныча мы с Жюли снимали бурнусы и калоши.

Потом Бавария и ее клетчатая накидка и клетчатый бант на шляпе исчезли за дверью, а мы с Жюли, крепко обнявшись (мы никогда не ходили теперь иначе), побежали в класс.

– Что ты такая бледная, Леночка? – заботливо осведомилась у меня Жюли.

– Бледная? Разве? – принимая самый беспечный вид, произнесла я.

– Ну да, я понимаю тебя, – продолжала моя двоюродная сестрица, – тебе жаль бедного Никифора Матвеевича и Нюру, да?

– Да, – отвечала я машинально, думая совершенно о другом.

Урок французского языка и класс Василия Васильевича я просидела как на иголках.

«Господи! Что-то будет? Что-то будет?» – мысленно твердила я.

Но вот наступил урок закона Божия. Батюшка вошел в класс ровно через две минуты после звонка. Дежурная Соболева вышла на середину класса и прочла молитву перед ученьем. И вдруг, не успела Нина Соболева произнести последние слова молитвы: «… возросли мы Тебе, Создателю нашему, на славу, родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу», – как дверь класса широко распахнулась и к нам вошла Анна Владимировна – начальница гимназии.

– Здравствуйте, дети, – произнесла она, ласково кивая нам своею седой как лунь головою и широко улыбаясь молодым лицом. – Я пришла узнать, насколько вы подвинулись в законе Божием… Пожалуйста, батюшка, не обращайте на меня внимания и продолжайте урок, – почтительно обратилась она к священнику.

– Мы вам, Анна Владимировна, сейчас хорошим ответом похвастаем, – улыбаясь, ответил отец Василий. – Иконина-вторая, – назвал он меня, – отвечайте, что вам задано на сегодня.

Я поднялась со своего места. Ноги у меня двигались с трудом, точно свинцом налитые, а в голове так шумело, что в первую минуту я даже не могла понять, чего от меня требовали.

– Что вам задано на сегодня? – снова повторил свой вопрос священник.

Я отлично знала, что задано, и выучила отлично историю прекрасного Иосифа, которого злые братья продали в Египет в неволю, но язык не слушался меня. Я думала в эту минуту:

«Что делать? Огорчить ли дурным ответом добрую Анну Владимировну и заслужить наказание?… Наказание я заслужу – я знала наверно. (У нас всегда наказывали за незнание урока закона Божия, оставляли девочек на два-три лишние часа по окончании урока в гимназии.) Это мне даст возможность попасть к Нюре и ее папе, который, может быть, умирает в эту минуту… Или же лучше заслужить похвалу начальницы, доказать, что я „пай-девочка“, „умница-разумница“, но зато не повидаться с моими друзьями в такое тяжелое для них время! Нет! Нет! Никогда! Ни за что!»

Я разом решила, что мне надо было делать.

– Что вам задано на сегодня? – значительно уже строже произносит свой вопрос в третий раз батюшка.

Я смотрю на него глупыми, ничего не выражающими глазами и молчу. Упорно молчу, точно воды в рот набрала.

– История Иосифа! История Иосифа! – шепчет мне отчаянным шепотом Жюли с первой скамейки.

– История Иосифа! – повторяю я ужасно глупо, как попугай.

– Ну и расскажите мне, кто был Иосиф, – как бы не замечая моего странного ответа, говорит батюшка и глубже усаживается в кресле, приготовляясь к хорошему ответу.

Я молчу…

Ах, как это ужасно – стоять и молчать в то время, как языку так и хочется рассказать все то, что он знает, от слова до слова! Но я молчу… Молчу как истукан, как немая.

– Кто был Иосиф? – совсем уже строго спрашивает теперь батюшка.

Капельки пота выступают у меня на лбу. Щеки делаются сначала белыми, как бумага, потом красными, как кумач.

– Иосиф… Иосиф… – лепечу я, захлебываясь, и делаю круглые глаза. – Иосиф был царь…

– Царь? – удивляется батюшка. – Вот так удружила! А не сын ли царя? – прищурив на меня глаза, что означало у него высшую степень недовольства, спрашивает он снова.

– Ну, сын царя! – отвечаю я бесшабашно.

Японка даже на стуле привскочила. Надо сказать, что история с красной книжечкой давно объяснилась; Жюли откровенно призналась, что книжку унесла и сожгла она, и Зоя Ильинична снова засчитала меня прежней хорошей ученицей. Поэтому она очень удивилась, что хорошая ученица, знавшая всегда отлично уроки, отвечает, да еще таким тоном, какую-то чепуху.

И батюшка удивлен, и начальница. Она даже в лице изменилась, покраснела немного и смотрит на меня такими грустными-грустными глазами.

– Ну-с, что же сделал этот царь, или сын царя, по-вашему, Иосиф? – снова спрашивает батюшка и прищуривается сильнее.

– Он продал братьев в неволю, – отвечаю я храбро, даже не сморгнув.

Кто-то фыркает за моею спиною. Кто-то закашливается, стараясь удержать бешеный прилив хохота.

Но батюшка остается спокойным, и если он сердится, то этого совсем не заметно на взгляд.

– Как продал? – снова задает он вопрос. – Всех двенадцать продал разом?

– Всех двенадцать разом! – вру я без запинки.

Японке положительно делается дурно в эту минуту.

– Иконина, опомнитесь! – кричит она не своим голосом и, налив себе воды из графина, выпивает весь стакан залпом.

Класс не может сдерживаться больше. Девочки захлебываются от хохота, не будучи в силах удержаться.

И вот весь этот шум покрывает тихий, но внушительный голос Анны Владимировны: