Анатолий Домбровский - Платон, сын Аполлона

• Название: Платон, сын Аполлона
• Автор: Анатолий Домбровский
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7632-0761-0

События романа А.Домбровского переносят читателей в Древнюю Элладу. В центре увлекательного повествования — жизненные, человеческие и научные искания Платона, одного из самых знаменитых учёных древности. Издание предваряется биографической статьёй, дополнено комментариями.

---

Вот каков был наш уговор. После этого корабли отплыли, и мне уже не на чем было бежать. Тут Дионисий, словно очнувшись, говорит, что половина состояния должна принадлежать Диону, а другая — его сыну; он продаст имущество Диона и половину вырученных денег даст мне отвезти, а вторую часть оставит Гиппарину — так, мол, будет вполне справедливо. Я был поражён его словами и считал, что даже смешно на это возражать. Но всё же я сказал, что нужно подождать письмо от Диона, а затем сообщить ему о новых условиях. Но тотчас же после этого разговора, пустившись во все тяжкие, Дионисий стал распродавать имущество Диона, где, как и кому хотел. Мне же об этом теперь вообще не говорил ни слова. Конечно, и я не затрагивал больше этой темы, так был убеждён: из этого ничего не выйдет.

Вот в какой степени было мной тогда оказано содействие философии и моим друзьям. После этого так мы жили, я и Дионисий: один — глядя по сторонам, подобно птице, жаждущей улететь, другой — придумывал хитрости, чтобы меня запугать и не дать ничего из имущества Диона. Однако всей Сицилии говорили, что мы друзья. Но вот Дионисий, вопреки обычаю отца, попытался посадить на более низкое жалованье старейших своих наёмников. Разгневанные воины собрались вместе и заявили, что этого не допустят. Он пытался силой заставить их подчиниться, закрыв ворота акрополя, но они тотчас же осадили стены, затянув какой-то варварский воинственный гимн. Дионисий до смерти испугался, пошёл на все уступки и собравшимся под стенами наёмникам дал ещё больше, чем они требовали. Тогда быстро распространился слух, что во всём виноват полководец Гераклид, союзник Диона. Услыхав этот навет и боясь мести Дионисия, Гераклид внезапно исчез. Тиран пытался его схватить, но, не зная, как это устроить, вызвал Феодота, дядю Гераклида, во дворцовый сад, где я случайно гулял. О чём они говорили между собой, я не слышал и не знаю. О том же, что Феодот сказал Дионисию в моём присутствии, знаю и до сих пор помню. «Платон, — сказал он, — я вот убеждаю Дионисия в том, что если смогу привести сюда своего племянника Гераклида для переговоров относительно возводимых на него обвинений и будет решено, что он должен покинуть Сицилию, ему нужно разрешить взять жену и сына, перебраться в Пелопоннес и жить там, не замышляя плохого против Дионисия и пользуясь своим состоянием. Я и раньше посылал за ним, пошлю и теперь, и он обязательно послушается меня. Дионисия же я прошу обещать: если кто-нибудь встретит Гераклида, с ним не случится ничего плохого. Лишь бы он покинул страну, пока Дионисий не изменит своего решения!» И, обратившись к Дионисию, Феодот сказал: «Ты соглашаешься на это?» — «Я соглашаюсь, — ответил Дионисий, — если Гераклид будет находиться в твоём доме, с ним не случится ничего плохого и данное сейчас обещание не будет нарушено».

Вечером на другой день ко мне срочно пришли Феодот и Эврибий, его товарищ, очень возбуждённые. Феодот говорит: «Платон! Вчера ты был свидетелем, на какие условия согласился Дионисий в моём и твоём присутствии?» — «Ну, конечно, да», — ответил я. «А вот теперь, — продолжал Феодот, — повсюду бегают наёмники, ищут Гераклида, а он, видно, где-то поблизости. Пойдём же как можно скорее вместе с нами к Дионисию». И вот мы вошли к нему. Феодот и Эврибий стояли молча, проливая слёзы, а я сказал Дионисию: «Они боятся, как бы ты не поступил как-то иначе с Гераклидом, нарушив своё вчерашнее обещание. Мне кажется, он где-то здесь и его видели». Услышав это, Дионисий вспылил, и его лицо то бледнело, то краснело, как это бывает при сильном гневе. Феодот же, припав к его ногам и взяв его за руку, заплакал и стал умолять не делать ничего плохого. В свою очередь я поддержал его слова и, ободряя его, сказал: «Будь спокоен, Феодот: Дионисий не решится сделать что-либо вопреки вчерашнему соглашению». Тут Дионисий взглянул на меня и, как истинный тиран, молвил: «Тебе-то я и вовсе не обещал ничего». — «Клянусь богами, — сказал я на это, — ты обещал то, о чём просит тебя Феодот: ты не причинишь вреда Гераклиду». Произнеся это, я повернулся и вышел. После Дионисий стал выслеживать Гераклида, а Феодот, отправив к племяннику гонцов, дал ему совет бежать из Сицилии. Тогда Дионисий послал в погоню наёмников во главе со своим верным другом Тисием. Но Гераклид, говорят, опередил его, успев бежать в пределы карфагенских владений.

Теперь старое намерение Дионисия не отдавать денег Диона, казалось, получило веское основание. Это была питаемая ко мне вражда, и прежде всего он выслал меня из акрополя под предлогом, что в саду, где я жил, женщины должны справлять десятидневный праздник с жертвоприношениями. Он велел мне всё это время жить за пределами акрополя у Архимеда, ученика Архита из Тарента, с которым я был дружен. Пока я там находился, Феодот, дядя Гераклида, посылая за мной, часто негодовал на то, что произошло, и порицал Дионисия. Когда тот узнал, что я бываю у Феодота, это стало новым предлогом для разрыва со мной. Он послал кого-то спросить меня, действительно ли я бываю у Феодота, когда тот меня приглашает. «Конечно», — ответил я. Тогда посланец Дионисия сказал мне: «Так вот, Дионисий велел тебе передать, что ты очень плохо делаешь, предпочитая ему Диона и его друзей». Больше он не приглашал меня к себе во дворец под предлогом, будто ему стало ясно, что я друг Феодота и Гераклида, ему же я враг. Да он и не мог уже думать, что я хорошо отношусь к нему, так как деньги Диона окончательно канули в воду. После этого я жил вне акрополя, среди наёмных солдат. Разные люди родом из Афин, мои сограждане, приходили ко мне и сообщали, что среди наёмников распространилась обо мне клевета и некоторые из них грозятся меня убить. Тогда я придумал вот какой способ спасения: послал моему давнему другу Архиту в Тарент письмо с рассказом о том, в каком положении я оказался. Они же, под предлогом посольства от имени их государства, прислали тридцативёсельный корабль во главе с Ламиском. Он, придя к Дионисию, стал просить за меня, говорить, что я хотел бы уехать и не стоит мне в этом препятствовать. Дионисий дал своё согласие и отпустил меня, дав на дорогу денег. Что же касается денег Диона, то я ничего не просил, и он ничего не дал».

Возвратившись домой, Платон узнал, что Диона нет в Афинах, что незадолго до его возвращения тот отправился в Олимпию наблюдать за играми. Пробыв дома всего лишь день, Платон сказал своим друзьям, что у него теперь нет более важного дела, чем встретиться с Дионом и рассказать ему обо всём случившемся, быстро собрался и отправился в Элиду, не взяв с собой сопровождающих. Он отказался даже от раба, заявив, что раб в пути — скорее обуза, чем помощник, что со всеми своими дорожными заботами справится сам. Все необходимое в пути — запасные сандалии, немного муки, соль, сушёные смоквы и сыр — он сложил в котомку, повесил её через плечо, взял посох и отправился в путь. Спевсипп проводил его до мегарской дороги. Там они быстро простились. Дальше Платон пошёл один, не оглядываясь, держа посох на плече. В пути его обгоняли конные повозки, но от всех предложений подвезти его решительно отказывался, заявляя, что задумал именно пешее путешествие — для удовольствия, для здоровья, для одиночества и размышлений.

Да, это было удовольствие — неспешная прогулка вдоль берега моря, среди скал, лесов, всегда под открытым небом, в одиночестве, в тишине. Дорога не только не утомляла его, но, казалось, прибавляла сил. Он легко поднимался в гору, брёл через овраги, через ручьи, сокращая путь, ночевал в придорожных деревнях, сам готовил себе пищу на костре; вино, лепёшки и хлеб покупал в харчевнях, беседовал со случайными попутчиками или с хозяевами, у которых останавливался на ночлег. Во время таких бесед мало и неохотно говорил о себе, больше расспрашивал собеседников о жизни и обычаях их родных мест. Он шёл через Коринфию, Сиконию, Аркадию и Элиду до Олимпии, до берегов священного Алфея, в страну великого законодателя Ликурга. Мудры и прочны были его установления, неписаные законы, внедрённые в плоть и кровь спартанцев. Эти законы обеспечили нерушимость и могущество Спарты.

Отец Ликурга, царь Спарты Эвном, был убит на кухне ножом, когда пытался разнять чью-то драку. От первой жены у него остался сын Полидект, от второй — Ликург. После смерти Эвнома царём Спарты стал Полидект, но вскоре умер. После него престол унаследовал его малолетний сын Харилай, при котором Ликург был назначен продиком[72]. Но тут сразу же распространились слухи, что Ликург сам желает стать царём и лишь ждёт подходящего случая, чтобы избавиться от Харилая. Ликург обиделся на спартанцев за эту ложь и покинул страну, отправившись сначала на Крит, затем в Азию, изучая законы и нравы живших там народов. Жизнь критян понравилась ему своей простотой и суровостью, жизнь азийцев поразила своей роскошью и изнеженностью. Сравнивая их, он пришёл к выводу, что следует создать такие законы, которые бы служили здоровью граждан и могуществу государства на все времена. Был он и в Египте, где ему понравилось то, что позже он ввёл в Спарте: деление людей на касты, или сословия. Так в Спарте появилось сословие воинов, сословие ремесленников и мастеровых и сословие правителей. Когда спартанцы после долгих лет его отсутствия нашли Ликурга и пригласили на царствование, он привёз им из путешествия новые законы и поэмы Гомера, которые переписал сам лично из свитков, сохранившихся у потомков Креофила. Прежде чем занять спартанский престол, Ликург отправился в Дельфы, чтобы получить оракул. Оракул был благоприятен: в нём Ликург был назван любимцем богов и почти богом, а законы, которые намеревался ввести в Спарте, — лучшими из всех, какие только существуют.