Максим Чертанов - Дюма

• Название: Дюма
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03683-3

Мы все любим его, но любим, путая с его героями, как что-то невероятное, сказочное — балы, кареты, шпаги, кружева. Но, если приблизим взгляд, увидим иное, странно знакомое — командировки, фотосессии, митинги, суды… Он совершил революцию в журналистике и театре, он писал романы и исторические труды, он вел блоги и баллотировался в депутаты, он дрался на дуэлях и защищал обиженных; он рассказывал о России то, что мы сами знали, но боялись сказать; куда бы он ни приехал, первым делом посещал тюрьму, главной темой его творчества было страдание, страстью всей его жизни — политика… О жизни этого необыкновенного, но так похожего на нас человека — Александра Дюма или просто Сан Саныча — в самой полной русскоязычной биографии рассказывает автор.

знак информационной продукции 16 +

---

Переводя, много вольничал, правда, не всегда по своей вине. Перевод «Во глубине сибирских руд» литературовед В. К. Шульц назвал «фантастическим»: там появились две лишние строфы и смысл искажен, однако другой исследователь, М. П. Алексеев, доказал, что источником Дюма был перевод, сделанный Ростопчиной по памяти (поэма в России не публиковалась): как у нее написано, так и у него. Любопытна история с балладой «Ворон к ворону летит». У Пушкина это вольный перевод с перевода французской баллады, сделанного Вальтером Скоттом, потому и рыцарь стал богатырем. Дюма перевел обратно на французский, и богатырь вновь стал рыцарем, героиня — не «хозяйкой молодой», а средневековой дамой, которой рыцарь служит. О самом Пушкине целая глава: «Популярный в России, как Шиллер в Германии, он едва известен у нас. Между тем он — мыслитель и одновременно новатор формы, поэт и патриот. До него России недоставало сил явить миру национальный гений, за исключением баснописца Крылова… Интеллектуальная эра России начинается от басен Крылова и произведений Пушкина… В стихах Пушкина есть все: его гений, такой гибкий и откованный до звона, что ему доступно все на свете; или, вернее, его гений был такой могучий, что он подчинял все любой форме, какую ни пожелал бы избрать».

Из Некрасова — «Забытая деревня», «Княгиня», «Еду ли ночью…»; кроме «трех китов» — Петр Вяземский, Александр Полежаев, Николай Чавчавадзе, Жуковский, декабристы: Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Александр Бестужев-Марлинский. Что касается прозы, Дюма назвал Гоголя «главным прозаиком в России», но переводить, насколько известно, не пытался, брал что попроще, преимущественно повести Бестужева-Марлинского, занимался ими больше двух лет, перелагая вольно: «Бульденеж» — это «Мулла-Нур», «Княгиня Флора» — «Фрегат надежды», («Султанетта») — «Аммалат-бек», «Жанни» — «Лейтенант Белозор». В 1862 году у Леви они вышли под именем Дюма, но в «Монте-Кристо» автор указан. В «Кавказе» две главы — переводы Марлинского: «Письма о великой Кавказской стене» и «Прощание с Каспием». «Думаешь, что эти страницы написаны Байроном, а между тем имя человека, написавшего их, даже неизвестно у нас! Сколько будет зависеть от меня, я постараюсь упразднить это забвение, которое, по моему мнению, есть почти святотатство». Написал, конечно, и о романе Марлинского с Ольгой Нестерцовой (считалось, что он ее убил), посетил ее могилу в Дербенте, сочинил эпитафию «На могилу Ольги Нестерцовой», которую выбили на камне. (Теперь могилы нет, а камень затерялся.) Еще: И. И. Лажечников, «Ледяной дом» (если где-то читаете, что Дюма выдал его за свой текст, это неправда, в «Монте-Кристо» указано: «Один из моих друзей перевел этот роман под моим наблюдением») и «Последний Новик» (не закончил); «Могила двух братьев» Н. М. Пановского под названием «Марианна» и «Старые годы» П. И. Мельникова-Печерского под названием «Яков Безухий».

20 июля (здесь и далее даты по новому стилю) с Дандре, Муане и Миллеотти отправились в плавание по финским землям: Шлиссельбург, Коневец, Валаам, Сердоболь, обратно на почтовых — Сердоболь, Реускала, Лахенпохья, Ихаланоя, Кроненборг, Пукканиеми, Кексгольм, Гепогарью, Нойдерма, Кивиниеми, Мегре, Коркомяки, Лемболова. Тут Дюма изложил историю борьбы между Швецией и Россией за обладание Финляндией, описал финскую мифологию, переводил поэтов Михаила Кореуса, Франца Францена и Иогана Рунеберга. Мраморный карьер посетили — читатель мог узнать все о том, как добывают мрамор. На Валааме, разумеется, монастырь. «К моему большому удивлению, настоятель слышал обо мне. Он упоминал о мушкетерах и Монте-Кристо, хотя и не как читающий, но как слышавший похвалы тех лиц, которые читали». Наши опять сердились: неправда, не мог настоятель о нем слышать, а коли и слыхал, то лучше бы смолчать. «Предлагали даже представить меня императору, по возвращении его из Архангельска. Я отказался. Я не увижу его, чтобы сохранить за собой право повторить все то хорошее, что слышу о нем». Врет, врет, врет! Да разве бывают такие дураки, что с императорами встречаться отказываются?!

Вернулись 31 июля и стали собираться в Москву. Полиция была в курсе, но не мешала. «Самодержец времен Пушкина только пальцем шевельнул бы, и я оказался бы в Сибири; его отец и дед поступили бы так же. Вам говорят, что все письма от иностранцев вскрываются на почте. Ну и пусть, в то самое время, когда на мой приезд обращены все взгляды и, особенно, взоры полиции, я пишу это письмо, попросту сдаю его на почту… Оно или будет вскрыто, или внушит к себе уважение. В любом случае я продолжу мое путешествие так же спокойно и так же безмятежно, как если бы я находился в Англии. Вот что такое новый император, новая полиция, новая Россия». В архивах 3-й экспедиции Третьего отделения С. Н. Дурылин разыскал заведенное 18 июля за номером 125 «дело» Дюма: «На многих листах обозначено „секретно“, „доложено Его Величеству“». Князь В. А. Долгоруков, шеф Третьего отделения, разослал предписания в Москву, Нижний Новгород и Одессу: «Г. начальнику 2-го округа корпуса жандармов. Известный французский писатель Александр Дюма (отец), прибыв из Парижа в С. Петербург, намерен посетить и внутренние губернии России, для какой цели собирается ехать в Москву. Уведомляя о сем Ваше превосходительство, предлагаю Вам во время пребывания Александра Дюма в Москве приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести мне в свое время». Такое же предписание было послано в Тифлис кавказскому наместнику князю А. И. Барятинскому.

1 августа свадьба Хьюма, 3-го Дюма и Муане выехали в Москву, 4-го их встречал экипаж Нарышкиных. На их даче (в Петровском парке) Дюма прожил до 7 сентября. Начальник 2-го округа Корпуса жандармов — Долгорукову: «…многие почитатели литературного таланта Дюма и литераторы здешние искали его знакомства и были представлены ему 25 июля на публичном гулянье в саду Эльдорадо, литератором князем Когушевым, князем Владимиром Голицыным и Лихаревым, которые постоянно находились при Дюма в тот вечер; 27-го же июля в означенном саду в честь Дюма устроен был праздник, названный ночь графа Монте-Кристо… В тот день, в честь Дюма, князь Голицын давал обед и оттуда прямо Дюма приехал на праздник в Эльдорадо; в этот вечер с ним были двое Нарышкиных, живописец Моне и мадам Вильне, сестра бывшего в Москве французского актера, которая, как говорят, постоянно путешествует вместе с Дюма. (Никакая Вильне с ним не путешествовала. — М. Ч.) Праздник в саду Эльдорадо настолько удался, что 30 июля был повторен… В семействе Нарышкиных, где жил Дюма, его очень хвалят, как человека уживчивого, без претензий и приятного собеседника. Он имеет страсть приготовлять сам на кухне кушанья и, говорят, мастер этого дела. Многие, признавая в нем литературные достоинства, понимают его за человека пустого и потому избегали, или сдерживались при разговорах с ним, опасаясь, что он выставит их в записках и будет передавать слышанное от них вопреки истине…»

Кремль при луне, Царицыно, Коломенское, Измайлово, Воробьевы горы: «Каждый камень, каждый исторический крест получил от меня воздаяние должного или молитву». К Бородину Дюма приехал 7 августа, потом гостил в селе Ильинском, имении генерала А. К. Варженевского, был в Спасо-Бородинском монастыре (женском), где, как вспоминал литератор Илья Александрович Салов, общался с некими сестрами Шуваловыми, которые заявили, что Москву сжег Наполеон, и Дюма «чуть не кричал, доказывая, что Наполеон смог бы остановить французов от такой грубой и пошлой ошибки, так как гением своего ума не мог не предвидеть, что под руинами Москвы неминуемо должна была погибнуть и его слава, и его армия…». 10 августа обратно в Москву, 26-го Дюма встретился с Ростопчиной, 30-го обзавелся переводчиком, студентом Московского университета Калино, личность которого точно не установлена, хотя Буянов предпринял титанические усилия. Был Александр Иванович Калино, родился в 1835 году, окончил юридический факультет в 1862-м и сразу умер; свидетельств его общения с Дюма нет. Был Николай Владимирович Калино, родившийся в 1839 году, дальний родственник первого, в 1858-м зачисленный на первый курс физико-математического факультета: неясно, куда он потом делся, но переводчиком Дюма, видимо, был он, так как первый успел послужить в армии и Дюма, вероятно, упомянул бы об этом; кроме того, старший Калино был гуманитарием, а о своем Калино Дюма пишет как о юноше, интересовавшемся лишь цифрами: «Калино опускал голову, узнавал, сколько жителей в городе, на какой реке стоит, в скольких лье от Москвы, сколько домов сгорело в последнем пожаре, и сколько в городе церквей. Калино был рожден для статистических отчетов».

7 сентября с Нарышкиными поехали в Сергиеву лавру, потом в Вифанский монастырь, 9-го в село Елпатьево, имение Нарышкиных во Владимирской губернии. Из донесения: «Во время пребывания Дюма во Владимирской губернии ничего предосудительного за ним не замечено. Полковник Богданов». Предосудительны были только мысли: «Россия может прокормить в 60–80 раз большее число жителей, нежели она имеет. Но Россия останется малонаселенной и незаселенной, пока будет в силе закон, запрещающий иностранцам владеть землей…» В деревне нравилось, охотились, хотел еще задержаться, но, чтобы попасть на Нижегородскую ярмарку, надо было сесть на пароход в Твери 13 сентября. Отплыли — описывал каждую остановку, первое, что поразило, — село Троицкое-на-Нерли, «вольная деревня»: «Судя по внешнему виду, неоспоримый факт, что Троицкое-на-Нерли куда чище, богаче и более счастливо, чем каждая из рабских деревень, что я повидал». (До 1764 года Троицкое-на-Нерли принадлежало Переславскому Данилову монастырю, а с упразднением монастырских вотчин здесь поселились вольноотпущенные крестьяне помещицы Куманиной, потом село стало торговым центром.) Углич — тут, разумеется, о Годунове, Молога, Романов (Тутаев), Переславль-Залесский (Муане сошел на берег один, но Дюма его допросил и составил отчет об истории города), в Ярославле на пароход села княгиня Долгорукая, занимались Лермонтовым, прибыли в Нижний 23 сентября — ярмарка уже закрывалась. «Есть только одна возможность вообразить кишение, от которого шевелились речные берега, — вспомнить, что творится на улице Риволи в вечер фейерверка». У Дюма было письмо к Н. И. Брылкину, управляющему конторой пароходного общества «Меркурий», тот сказал, что гостя примет губернатор Муравьев.