Максим Чертанов - Дюма

• Название: Дюма
• Автор: Максим Чертанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03683-3

Мы все любим его, но любим, путая с его героями, как что-то невероятное, сказочное — балы, кареты, шпаги, кружева. Но, если приблизим взгляд, увидим иное, странно знакомое — командировки, фотосессии, митинги, суды… Он совершил революцию в журналистике и театре, он писал романы и исторические труды, он вел блоги и баллотировался в депутаты, он дрался на дуэлях и защищал обиженных; он рассказывал о России то, что мы сами знали, но боялись сказать; куда бы он ни приехал, первым делом посещал тюрьму, главной темой его творчества было страдание, страстью всей его жизни — политика… О жизни этого необыкновенного, но так похожего на нас человека — Александра Дюма или просто Сан Саныча — в самой полной русскоязычной биографии рассказывает автор.

знак информационной продукции 16 +

---

Он давно хотел повидать Алжир и Испанию — и вдруг представился случай. Правительство расстраивалось, что никто не хочет жить в новой колонии: нужно, чтобы знаменитость съездила и разрекламировала. Министр просвещения Сальванди предложил Дюма командировку в Алжир и попутно в Мадрид на две королевские свадьбы: Антуана Монпансье с Луизой, сестрой королевы Изабеллы II, и самой королевы с Франциском Ассизским. Дюма поставил условие: в Алжир поедет на военном корабле как представитель государства. По этому поводу были дебаты в парламенте, депутаты возмущались, но Антуан через отца все выбил: и корабль дадут, и 10 тысяч франков от министерства просвещения, и три тысячи от министерства внутренних дел, и сам он даст 12 тысяч. Дюма собрал компанию: сын, Маке, художник Луи Буланже, еще с двумя художниками — Адольфом Дебаролем и Эженом Жиро — встретятся в Испании. Нужен был новый слуга: «Алексис (чернокожий мальчик-кубинец, которого подарила Мари Дорваль. — М. Ч.) был слишком молод, кучер ничего не умел, Мишель не мог оставить животных». Нашли араба Пьера Теодора Рихана: говорит на четырех языках (оказался алкоголиком и впоследствии в доме Дюма не задержался). Денег все не хватало: Дюма, по его словам, продал с убытком только что купленные железнодорожные акции и добавил 40 тысяч на поездку. (Он обычно преувеличивал свои расходы и убытки, но все же если в командировку вкладывать свои средства, не разбогатеешь.) Печатавшиеся романы были остановлены, редакторы бранились, Жирарден за неимением лучшего заключил с Дюма договор на путевые заметки, хотя от «Прессы» в Испанию уже ехал Готье.

До отъезда Дюма успел организовать в Сен-Жермене театральный фестиваль — ставил своего «Гамлета» и пародию на него «Шекспир и Дюма». (Офелию играла 26-летняя Луиза Беатрис Пирсон, умная и талантливая, нравившаяся ему: выйдет ли что-нибудь из этого романа?) 3 октября отправились по железной дороге. «До нас донеслось зловонное дыхание локомотива; огромная машина сотрясалась; скрежет металла раздирал нам уши; фонари стремительно проносились мимо, будто блуждающие огоньки на шабаше; оставляя за собой длинный хвост искр, мы мчались к Орлеану…» — так начинались заметки для «Прессы». Моруа: «Много шума из ничего!» Почему же «из ничего»? Еще далеко не все ездили поездами: надо объяснить, что это за штука, и Дюма объяснял с техническими подробностями. На сей раз он выбрал для путевого дневника форму писем даме (подразумевалась Дельфина Жирарден): 44 письма под названием «Из Парижа в Кадис» были изданы в 1847 году издательством «Гарнье».

Поезд домчал до Тура, там пересели в почтовую карету, в Шательро подобрали гостившего у знакомых Дюма-младшего. «В Бордо я заплатил 1300 франков за карету, стоившую 500, потому что владелец уверил меня, что в Испании можно ее выгодно продать; Алекс, конечно, купил за 5 франков нож, который стоил 24… Он соткан из света и тени… Он гурман и воздержан в еде, он расточителен и экономен, пресыщен и чистосердечен, он изо всех сил издевается надо мной и любит меня всем сердцем…» 9 октября прибыли в Мадрид, прием у мэра, прием у герцога Монпансье. «Меня лучше знают и, пожалуй, больше чтут в Мадриде, чем во Франции. Испанцы находят в моих работах нечто кастильское…» Французы не были так добры. Кювийье-Флери, бывший учитель Антуана Монпансье: «Прибыл Дюма, посланный Сальванди с этой дурацкой миссией. Он потолстел, подурнел и вульгарен до ужаса…» 10 и 11 октября — свадебные торжества, 17-го — прием у королевы, на котором Дюма получил орден, потом галопом: Эскориал, Аранхуэс, Толедо, Хаэн, Малага, Гранада, Кордова (там остался Александр-младший, обещав приехать в Гибралтар), Сьерра-Морена, Севилья (табачная фабрика, где работала Кармен, видели танцовщицу, «вылитую Кармен»), река Гвадалквивир — «масса жидкой грязи, цветом и консистенцией (правда, не вкусом) похожая на какао с молоком». Исследователь Жан Сарро считает, что Дюма все списал у Готье, но непонятно, зачем бы ему это делать: путевые очерки он всегда легко писал сам, а если рассказы похожи, так они ехали одним маршрутом и видели одно.

Испанские города встречали Дюма двухметровыми афишами, но, как явствует из тамошней прессы, были разочарованы. «Вестница»: «Увы, он не говорил ни о политике, ни о цивилизации, ни о литературе». 18 октября прибыли в Кадис и оттуда на присланном по распоряжению контр-адмирала Ригоди корвете «Стремительный» отплыли в Алжир. Началась вторая часть путевого дневника: «„Стремительный“, или Танжер, Алжир и Тунис» (книга вышла в издательстве «Кадо» в 1847 году). Попутно написали с Маке пьесу «Королева Марго» к открытию Исторического театра. 21 октября высадились в Танжере, порту Марокко, — то был султанат, за влияние на который Франция спорила с Испанией, жили там берберы, арабы, евреи, негры, испанцы. Ходили на охоту с проводниками-арабами, Дюма описал тамошнюю табель о рангах: для арабов негры, евреи и кабаны одно и то же. Сам он считал, что евреи «вправе претендовать на уважение, поскольку свое положение и богатство завоевали в битве, длившейся восемнадцать веков… пройдя через гонения, они, терпеливые и настойчивые, должны были добиться успеха». Евреев попрекали Шейлоком — но «христиане, которые держат своих должников в тюрьме Клиши», не лучше. Смело, так как во Франции начинался подъем антисемитизма; в пику всем Дюма побывал на свадьбе у еврейского бизнесмена Айзенкотта. Потом отправились в Гибралтар (тогда — заморская территория Великобритании), подобрали младшего Дюма, снова в Марокко, затем в Тетуан, где узнали, что в результате обмена освобождены 200 французов, захваченных арабским эмиром Абд-эль-Кадером во время войны в Алжире, помчались на банкет в их честь в Джемар-Азуат. По поводу освобождения соотечественников Дюма, естественно, ликовал, но не побоялся написать, что война была несправедливая: «Мы оттеснили их в горы, отняли у них их владения, а взамен дали союз с нами. Должно быть, это очень почетно, но, с точки зрения людей, считающих себя естественными собственниками земли, возможно, этого недостаточно». Это было не то, чего от него ждали во Франции.

Дальше предполагалось ехать в Алжир, но Дюма хотел видеть Тунис — там же Карфаген! — и Риго в отсутствие своего начальника адмирала Бюжо позволил плыть на «Стремительном». Тунис был независимым государством под властью беев Хусейнидов, и появление там французского военного корабля выглядело странно, но беи не обиделись, один из них, Сиди-Мохаммед (не самый главный), дал Дюма интервью. Осмотрели Карфаген и могилу Святого Людовика, родоначальника крестовых походов, 30 ноября прибыли в алжирский порт Оран, далее — Бон, Стора, Филипвиль, Эль-Аруш, Константен, Сминду, Блида. Социолого-этнографические наблюдения: «Кто-то сказал, что арабская женщина не женщина, а самка. Это и верно, и неверно. Для людей поверхностных, которые путают племена, мавританская женщина, то есть городская женщина, — и в самом деле самка, хотя и с некоторыми оговорками. Зато арабская женщина, то есть женщина, живущая в шатре, кочевая женщина, — самая что ни на есть настоящая женщина…» В Алжире, столице Алжира, разразился скандал: Бюжо не позволил путешественникам вернуться во Францию на «Стремительном», и 3 января 1847 года они (плюс тунисский художник Юнис с сыном и купленный Дюма гриф Югурта) за свой счет на пассажирском судне отбыли в Тулон.

«В полной противоположности с тем, что мне следовало бы испытывать, у меня всегда сжимается сердце, когда после долгого путешествия я снова ступаю на французскую землю. Дело в том, что во Франции меня ждут мелкие враги и застарелая ненависть…» Не похвалят — это можно было предвидеть. При всей неприязни Дюма к арабам, которую он не мог скрыть, он и французам не польстил. Он ведь не умел выдумывать, а писал, что видел, так и тут: видел неправедные суды, узнал из разговоров с колонистами, что они не хотят оставаться в Алжире, — все записал… А государство ему деньги платило — неблагодарный! Но первыми его атаковали Жирарден и Верон, подав в суд, — они рассчитывали, что он с Маке в поездке напишет продолжение начатых романов. Суд начался 30 января, 19 февраля — вердикт: Дюма обязан через восемь месяцев сдать Жирардену восемь томов и Верону через шесть месяцев пять томов, а также выплатить неустойку в 120 франков за каждый том. И то хорошо: они-то требовали по две тысячи франков.

Более неприятным был скандал в парламенте. Времена плохие: финансовый кризис, забастовки, вскрываются чудовищные финансовые аферы, коррупция, но палате не до того, она выясняет, как Дюма смел плавать на военном корабле. 10 февраля депутат Кастелан сделал запрос: «было нанесено оскорбление чести флага» и угля нажгли на 10 тысяч франков. Обсуждали два дня, выступили морской министр Маскау, военный министр де Сен-Йон, министр просвещения Сальванди, Маскау сказал, что у Дюма было «особое поручение». На втором заседании читали письмо Дюма: «Я оставил ради этого самые важные дела, потерял три с половиной месяца и добавил 20 000 (уже не 40 тысяч! — М. Ч.) своих денег…» Депутаты Мальвиль и Лакросс заявили, что он плохой писатель (а если хороший, то жечь уголь можно) и «жалкая посредственность». Он вызвал на дуэль Мальвиля, Маке — Лакросса, Дебароль (по другим сведениям, Александр-младший) — Кастелана; сбылась мечта о групповой дуэли. Но депутаты драться отказались, сославшись на свою неприкосновенность. Никто не вступился за Дюма публично, кроме сына (опубликовавшего восторженные стихи об отце) и Дельфины Жирарден — Дюма относил это на счет благородства женщин в сравнении с мужчинами, может и так, но вообще-то он был кормильцем Жирарденов.