Виктор Гюго - Ган Исландец

• Название: Ган Исландец
• Автор: Виктор Гюго
• Жанр: Классическая проза

Викто́р Мари́ Гюго́, фр. Victor Marie Hugo[viktɔʁ maʁi yˈɡo]; 26 февраля 1802, Безансон — 22 мая 1885, Париж) — французский писатель (поэт, прозаик и драматург), глава и теоретик французского романтизма. Член Французской академии (1841).

В 1823 году был опубликован роман Виктора Гюго «Ган Исландец» (Han d’Islande), получивший сдержанный приём.

---

Молодой рудокопъ покатился со смѣху.

— Ай да Кенниболъ! Можно дѣйствительно повѣрить, что крикъ Мандрагоры взбудоражилъ твою пустоголовую башку.

— Самъ ты пустоголовая башка! — сердито заворчалъ горецъ: — Смотри ка, Джонасъ, онъ смѣется надъ мандрагарой; смѣется какъ безумный, играющій съ головой мертвеца.

— Гм, — пробурчалъ Джонасъ: — пусть сходитъ въ Вальдергогскую пещеру, куда каждую ночь сбираются головы загубленныхъ исландскимъ демономъ Ганомъ, чтобы плясать вокругъ его постели изъ сухихъ листьевъ и усыплять его, скрежеща зубами.

— Вотъ именно, — подтвердилъ горецъ.

— Но, — возразилъ молодой рудокопъ: — развѣ господинъ Гаккетъ, котораго мы тутъ ждемъ, не обѣщалъ намъ, что Ганъ Исландецъ станетъ во главѣ нашего мятежа?

— Обѣщалъ, — отвѣтилъ Кенниболъ: — и съ помощью этого демона намъ удастся стереть съ лица земли эти зеленые плащи Дронтгейма и Копенгагена.

— Дай то Боже! — подхватилъ старый рудокопъ: — но меня то ужъ ничѣмъ не заставишь продежурить ночь съ нимъ…

Въ эту минуту трескъ валежника подъ шагами человѣка привлекъ вниманіе собесѣдниковъ. Они оглянулись и при свѣтѣ костра узнали вновь прибывшаго.

— Это онъ! Это господинъ Гаккетъ!.. Добро пожаловать, господинъ Гаккетъ; вы однако не слишкомъ торопились. — Вотъ ужъ около часа мы ждали васъ…

Господинъ Гаккетъ былъ низенькій толстякъ, одѣтый въ черное платье; отъ веселой наружности его вѣяло чѣмъ-то зловѣщимъ.

— Что дѣлать, друзья мои, — заговорилъ онъ: — я запоздалъ, не зная хорошенько дороги и принимая предосторожности… Сегодня утромъ видѣлся я съ графомъ Шумахеромъ и вотъ три кошелька съ золотомъ, которые онъ поручилъ мнѣ передать вамъ.

Оба старика кинулись къ золоту съ жадностью, свойственной бѣдному населенію Норвегіи. Молодой человѣкъ рудокопъ оттолкнулъ кошелекъ, который протягивалъ ему Гаккетъ.

— Сохраните при себѣ ваше золото, — сказалъ онъ гонцу: — я налгалъ бы, заявивъ вамъ, что намѣренъ бунтовать для графа Шумахера. Я приму участіе въ возстаніи только для того, чтобы избавить рудокоповъ отъ королевской опеки; только для того, чтобы моя мать укрывалась одѣяломъ, а не лохмотьями, подобными берегамъ нашей родной Норвегіи.

Ничуть не смутившись, господинъ Гаккетъ отвѣтилъ съ улыбкой:

— Ну, добрѣйшій Норбитъ, такъ я отошлю эти деньги твоей бѣдной матери, чтобы она къ предстоящей зимней стужѣ заготовила себѣ пару новыхъ одѣялъ.

Молодой рудокопъ кивнулъ головой въ знакъ согласія, а гонецъ, какъ искусный ораторъ, поспѣшилъ добавить.

— Но чуръ не повторять твоихъ необдуманныхъ словъ, что не за Шумахера, графа Гриффенфельда, поднимаешь ты оружіе.

— Да дѣло въ томъ, — заворчали старики: — что мы отлично знаемъ какимъ притѣсненіямъ подвергаются рудокопы, а объ этомъ графѣ, государственномъ преступникѣ не имѣемъ никакого понятія…

— Что! — съ живостью возразилъ гонецъ: — Какая черная неблагодарность! Вы стонали въ своихъ подземельяхъ, лишенные свѣта и воздуха! Рабы самой тягостной опеки, вы не имѣли даже правъ собственности! Кто пришелъ къ вамъ на помощь? Кто воодушивилъ ваше мужество? Кто снабдилъ васъ золотомъ, оружіемъ? Развѣ не мой знаменитый патронъ, благородный графъ Гриффенфельдъ, терпящій еще болѣе тяжкую неволю и бѣдствія, чѣмъ вы? И теперь, осыпанные его благодѣяніями, вы отказываетесь бороться за его освобожденіе, вашу свободу?..

— Вы правы, — перебилъ молодой рудокопъ: — такъ поступать не слѣдъ.

— Да, господинъ Гаккетъ, — сказали въ одинъ голосъ оба старика: — мы постоимъ за графа Шумахера.

— Смѣлѣй, друзья мои! Возстаньте во имя Шумахера, пусть имя вашего благодѣтеля разнесется отъ одного конца Норвегіи до другого. Узнайте, все благопріятствуетъ вашему правому начинанію; вскорѣ вы освободитесь отъ вашего заклятаго врага, губернатора округа, генерала Левина Кнуда. Благодаря тайному вліянію моего высокороднаго покровителя графа Гриффенфельда, онъ немедленно отозванъ будетъ въ Бергенъ… Ну, Кенниболъ, Джонасъ и ты, добрѣйшій Норбитъ, скажите же мнѣ, готовы ли ваши товарищи?

— Мои Гульдбрансгальскіе братья, — сказалъ Норбитъ: — ждутъ только моего сигнала. Если вы хотите, они завтра же возьмутся за оружіе…

— Завтра, тѣмъ лучше. Пусть же молодые рудокопы подъ твоимъ предводительствомъ первые поднимутъ знамя бунта. Ну, а что скажетъ мой храбрый Джонасъ?

— Шестьсотъ молодцовъ съ Фарорскихъ острововъ, которые вотъ ужъ третій день питаются мясомъ серны и медвѣжымъ саломъ въ Бенналлагскомъ лѣсу, ждутъ не дождутся призывнаго рога ихъ стараго вождя Джонаса.

— Превосходно! А ты, Кенниболъ?

— Всѣ, кто топоромъ пролагаетъ себѣ дорогу въ Кольскихъ ущельяхъ и безъ наколѣнниковъ влѣзаетъ на скалы, всѣ готовы присоединиться къ своимъ братьямъ рудокопамъ и помочь имъ въ критическую минуту.

— Довольно. Чтобы ваши товарищи не сомнѣвались въ побѣдѣ, - прибавилъ гонецъ, возвысивъ голосъ: — объявите имъ, что Ганъ Исландецъ станетъ во главѣ…

— Да вѣрно ли это? — спросили разомъ всѣ трое такимъ тономъ, въ которомъ выраженіе ужаса смѣшивалось съ выраженіемъ надежды.

Гонецъ отвѣтилъ:

— Всѣхъ васъ съ вашими соединенными отрядами жду я черезъ четыре дня въ это время въ Апсиль-Корской шахтѣ, близъ Сміазенскаго озера, подъ равниной Синей Звѣзды. Ганъ Исландецъ будетъ тамъ со мною.

— Мы не опоздаемъ, — отвѣтили предводители, — и да не оставитъ Господь тѣхъ, кому собирается помочь дьяволъ!

— Богъ не выдастъ, — замѣтилъ саркастически Гаккетъ: — Послушайте, въ древнихъ Крагскихъ развалинахъ найдете вы знамена для вашихъ отрядовъ… Не забудьте кричать: да здравствуетъ Шумахеръ! Спасемъ Шумахера! Теперь пора намъ разстаться, скоро разсвѣтетъ. Но прежде всего поклянитесь мнѣ ненарушимо хранить въ тайнѣ все, что произошло между нами.

Ни сказавъ ни слова, предводители остріемъ сабли вскрыли вену на лѣвой рукѣ и, схвативъ руку гонца, каждый изъ нихъ пролилъ на нее нѣсколько капель крови.

— Наша кровь намъ порукой, сказали они въ одинъ голосъ.

Затѣмъ молодой рудокопъ вскричалъ:

— Пусть вся кровь вытечетъ изъ моего тѣла подобно тому, какъ я выпустилъ ее въ эту минуту; пусть нечистая сила разрушитъ мои планы, какъ ураганъ разсѣеваетъ солому; пусть рука моя отсохнетъ, мстя за обиду; пусть въ могилѣ моей заведутся летучія мыши; пусть при жизни привидятся мнѣ мертвецы; пусть трупъ мой будетъ преданъ поруганію толпы; пусть глаза мои, какъ у бабы, потекутъ слезами, если я хоть разъ заикнусь о томъ, что происходило въ этотъ часъ на прогалинѣ Ральфа Исполина. Да услышатъ клятвы мои святые угодники!

— Аминь, — докончили оба старика.

Послѣ того они разошлись; и на лужайкѣ одиноко догоралъ костеръ, потухающіе лучи котораго по временамъ освѣщали развалины пустынныхъ башенъ Ральфа Исполина.

XIX

Бенигнусъ Спіагудри рѣшительно недоумѣвалъ, что могло принудить его юнаго спутника, красиваго собой, передъ которымъ лежала еще цѣлая жизнь, искать встрѣчи съ страшнымъ Ганомъ Исландцемъ. Не разъ во время пути заводилъ онъ объ этомъ рѣчь, но молодой искатель приключеній хранилъ упорное молчаніе о цѣли своего путешествія. Столь же неудачны были и другія попытки Спіагудри разгадать странности, которыя примѣчалъ онъ въ своемъ спутникѣ.

Однажды Спіагудри рѣшился спросить имя и фамилію своего молодаго патрона.

— Зови меня Орденеромъ, — отвѣтилъ тотъ.

Этотъ мало удовлетворительный отвѣтъ произнесенъ былъ тономъ, не допускавшимъ возраженія. Приходилось въ концѣ концовъ уступить; у каждаго есть свои тайны, да и самъ почтенный Спіагудри, не скрывалъ ли онъ заботливо въ котомкѣ своей, подъ плащемъ таинственной шкатулки, всѣ разспросы о которой показались бы ему неумѣстными и докучными?

Прошло уже четыре дня съ тѣхъ поръ, какъ они оставили Дронтгеймъ, однако наши путники не очень далеко ушли на своемъ пути какъ по причинѣ дурной дороги, размытой послѣдней бурей, такъ и благодаря множеству окольныхъ путей и обходовъ, которые дѣлалъ бѣглый смотритель Спладгеста, считая благоразумнымъ избѣгать слишкомъ населенныхъ мѣстъ. Оставивъ Сконгенъ вправо отъ себя, на четвертый день къ вечеру достигли они берега озера Спарбо.

Мрачную, величественную картину представляла эта обширная площадь воды, отражавшая послѣдніе лучи угасавшаго дня и первыя вечернія звѣзды въ своей зеркальной поверхности, обрамленной высокими скалами, черной елью и столѣтними дубами. Вечеромъ видъ озера производилъ иногда на извѣстномъ разстояніи странную оптическую иллюзію: казалось, будто дивная бездна, проникнувъ насквозь весь земной шаръ, позволяетъ видѣть небо, простертое надъ головами нашихъ антиподовъ.

Орденеръ остановился, любуясь древними друидическими рощами, покрывавшими гористые берега озера, и мѣловыми хижинами Спарбо, которыя подобно разсѣянному стаду бѣлыхъ козъ лѣпились по отлогостямъ. Онъ прислушивался къ доносившемуся издали стуку кузницъ [17], сливающемуся съ глухимъ шумомъ таинственнаго бора, съ прерывистымъ крикомъ дикихъ птицъ и съ мѣрнымъ плескомъ волнъ. На сѣверѣ громадная гранитная скала, позлащенная послѣдними лучами дневнаго свѣтила, величественно высилась надъ маленькой деревушкой Оельмё, а вершина ея склонилась подъ грудой развалинъ древней башни подобно гиганту, изнемогающему подъ тяжестью ноши.