Чарльз Диккенс - Колокола (пер.Врангель)

• Название: Колокола (пер.Врангель)
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза

(англ. Charles Dickens) — выдающийся английский романист.

---

— Въ звонѣ колоколовъ? — смѣясь спросила Мэгъ, ставя передъ нимъ рубцы.

— Да, милая, такъ по крайней мѣрѣ мнѣ кажется, — отвѣчалъ Тоби, приступая къ обѣду. — Поэтому я и не вижу разницы въ томъ, что дѣйствительно ли они мнѣ говорятъ что-нибудь или нѣтъ? Еслибы ты знала, Мэгъ, — продолжалъ онъ, указывая вилкой на колокольню и все болѣе и болѣе оживляясь подъ вліяніемъ обѣда, — какъ часто эти милые колокола говорили: «Тоби Векъ, Тоби Векъ, не унывай! Тоби Векъ! Тоби Векъ, Тоби Векъ, не унывай!» Я слышалъ это милліоны разъ; да нѣтъ, чаще, гораздо чаще!

— Но я никогда этого не слышала! — воскликнула Мэгъ, хотя все, что говорилъ ей теперь отецъ, она слышала отъ него часто и прежде, такъ какъ колокола были его любимою темою разговора.

— А когда дѣла мои плохи, такъ плохи, что кажется хуже и быть нельзя, тогда я слышу: «Тоби Векъ, Тоби Векъ, скоро у тебя будетъ работа; Тоби Векъ, Тоби Векъ, у тебя будетъ заработокъ, дорогой Тоби!» И такъ всегда!

— И въ концѣ концовъ онъ вѣдь приходитъ отецъ? — спросила съ оттѣнкомъ грусти въ нѣжномъ голосѣ Мэгъ.

— Всегда! — отвѣчалъ отецъ, не замѣчая грусти дочери, — всегда!

Во время этого разговора Тоби ни на минуту не прерывалъ штурма вкуснаго блюда, стоявшаго передъ нимъ. Онъ рѣзалъ и ѣлъ, рѣзалъ и пилъ, рѣзалъ и жевалъ, переходя отъ рубцовъ къ картофелю, отъ картофеля къ рубцамъ, какъ настоящій обжора, все съ неослабѣвающимъ аппетитомъ. Тѣмъ не менѣе, отъ времени до времени онъ посматривалъ то налѣво, то направо, чтобы видѣть не дѣлаетъ ли ему кто-нибудь знаковъ изъ дверей или оконъ домовъ, желая дать ему какое-нибудь порученіе. Вдругъ глаза его остановились на Мэгъ, сидѣвшей противъ него со сложенными на колѣняхъ руками и съ счастливой улыбкой смотрѣвшей на него.

— Да проститъ меня, Богъ! — воскликнулъ Тоби, опуская вилку и ножъ. — Голубка моя, дорогая моя Мэгъ! Что же ты сама не скажешь мнѣ какое я животное?

— Что ты это, папа?…

— Я спокойно здѣсь сижу, — отчаявался Тоби, — объѣдаюсь, напиваюсь, а ты стоишь передо мною, безъ всякаго сомнѣнія, голодная и ни слова не говоришь мнѣ объ этомъ, между тѣмъ, какъ…

— Но я уже поѣла, — отвѣчала со смѣхомъ дѣвушка. — У меня тоже былъ обѣдъ!

— Что ты говоришь? — возразилъ Тоби. — Мыслимо ли, развѣ мыслимо, чтобы у насъ съ тобою могло быть въ одинъ и тотъ же день два обѣда? Это невозможно! Я также легко могу повѣрить этому, какъ и тому, что въ одинъ годъ можетъ быть дважды Новый Годъ, или, чтобы я всю жизнь могъ имѣть золотой, не размѣнявъ его!

— И тѣмъ не менѣе я обѣдала, — повторила Мэгъ, приблизившись къ отцу — и, если ты будешь спокойно продолжать свой обѣдъ, то я тебѣ разскажу, какъ и также гдѣ я достала эти рубцы и… и еще кое что.

Тоби недовѣрчиво взглянулъ на дочь, но она смотрѣла на него яснымъ взглядомъ и положивъ ему на плечи руки, уговаривала его чтобы онъ ѣлъ, не давая простыть обѣду. Тоби взялъ ножъ и вилку и вновь приступилъ къ ѣдѣ, но съ меньшимъ оживленіемъ, покачивая недовольно головою.

— Я обѣдала, папа, — сказала послѣ мимолетнаго колебанія Мэгъ, — съ… съ Ричардомъ. Онъ пропустилъ часъ своего обѣда, но взялъ его съ собою, когда пришелъ ко мнѣ и мы… мы его съѣли вмѣстѣ.

Тоби выпилъ глотокѣ пива, щелкнулъ губами и видя, что дочь ждетъ, ограничился краткимъ восклицаніемъ:

— А!

— И Ричардъ сказалъ, папа, — продолжала Мэгъ и вдругъ остановилась.

— Что сказалъ Ричардъ, Мэгъ? — спросилъ Тобп.

— Ричардъ сказалъ, отецъ…

Опять пауза.

— Ричардъ говоритъ крайне медленно, — замѣтилъ отецъ.

— Видишь-ли, онъ сказалъ, — продолжала Мэгъ, поднявъ глаза, дрожавшимъ, но отчетливымъ голосомъ, — онъ сказалъ, что вотъ и второй годъ почти на исходѣ, и къ чему ведетъ ждать изъ года въ годъ, когда есть такъ мало надежды, чтобы дѣла наши поправились? Онъ говоритъ, что мы теперь бѣдны и не будемъ бѣднѣе впослѣдствіи; но что теперь мы молоды и не замѣтимъ, какъ старость подкрадется. Онъ говоритъ, что если люди въ нашемъ положеніи хотятъ передъ тѣмъ, какъ пуститься въ путь, выждать чтобы на дорогѣ не осталось ни одной кочки, то они кончаютъ тѣмъ, что имъ остается лишь одна узкая тропинка, ведущая къ могилѣ, отецъ.

Надо было обладать большимъ мужествомъ, чѣмъ Тоби, чтобы опровергнуть это. Онъ промолчалъ.

— Слишкомъ грустно и тяжело, папа, состариться и умереть съ сознаніемъ, что мы взаимно не поддержали и не успокоили одинъ другого! Слишкомъ больно, любя другъ друга, всю жизнь изнывать въ разлукѣ и видѣть, какъ каждый работаетъ отдѣльно, тоскуетъ однако, старѣетъ и сѣдѣетъ! Еслибы я даже могла побороть въ себѣ любовь къ Ричарду и забыть его (что мнѣ представляется невозможнымъ), то каково жить мнѣ теперь, дорогой мой папа, съ сердцемъ, переполненнымъ любовью къ нему, чувствовать, какъ оно мало по малу умираетъ, не имѣя ни одного радостнаго, счастливаго воспоминанія, которое могло бы подкрѣпить и утѣшить меня въ моей тяжелой долѣ.

Тоби продолжалъ молчать; Мэгъ вытерла глаза и затѣмъ продолжала нѣсколько веселѣе, т. е., то съ улыбкою, то со слезами, то смѣясь, то плача:

— И такъ, папа, Ричардъ говорилъ вчера, что такъ какъ онъ обезпеченъ на нѣкоторое время работою и я люблю его болѣе трехъ долгихъ лѣтъ (о, гораздо дольше, еслибъ онъ зналъ), я должна рѣшиться выдти за него замужъ въ день Новаго Года, въ этотъ лучшій и счастливѣйшій по моему мнѣнію день всего года, который почти всегда приноситъ счастье. Конечно, отецъ, я предупреждаю тебя очень незадолго до срока, но вѣдь тебѣ не придется ни готовить мнѣ приданое, ни заказывать, по примѣру знатныхъ барынь, подвѣнечное платье. Словомъ, Ричардъ говорилъ такъ настойчиво и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ ласково, такъ серьезно и мягко, что я обѣщала ему переговорить съ тобой обо всемъ, и такъ какъ я получила сегодня совершенно неожиданно деньги за сданную работу и ты голодалъ почти всю недѣлю дорогой папа, то я и не могла устоять передъ желаніемъ сдѣлать въ сегодняшній, столь счастливый для меня день, маленькій праздникъ для тебя. Вотъ почему я и приготовила это угощеніе и принесла его тебѣ.

— А онъ преспокойно дастъ ему простыть на этихъ ступенькахъ! — раздался другой голосъ. Это былъ голосъ Ричарда, незамѣтно къ нимъ подошедшаго и ставшаго передъ отцомъ и дочерью, съ лицомъ, пылавшимъ какъ раскаленныя полосы желѣза, по которымъ онъ весь день колотилъ своимъ тяжелымъ молотомъ. Онъ былъ красивый, статный парень, хорошо сложенный, съ глазами, метавшими искры, на подобіе тѣхъ, которыя вылетаютъ изъ кузнечнаго горна. Черные, густые волосы вились надъ бронзовой кожей его лба; лицо его озарялось такою улыбкою, которая вполнѣ оправдывала всѣ похвалы, заключавшіяся въ убѣдительныхъ рѣчахъ Мэгъ.

— Посмотрите, какъ застылъ его обѣдъ! Вѣрно Мэгъ не сумѣла угодить отцу! — продолжалъ Ричардъ.

Тоби съ увлеченіемъ и воодушевленіемъ схватилъ тотчасъ руку Ричарда, собираясь такъ многое сказать ему, какъ вдругъ раскрылась дверь дома, въ который вели ступеньки, гдѣ обѣдалъ Тоби, и долговязый лакей чуть не попалъ ногою въ тарелку съ рубцами.

— Прочь отсюда! Что это такое? Ты, кажется, пріятель, считаешь своею обязанностью вѣчно торчать на ступеняхъ подъѣзда? Нельзя ли подѣлить твое расположеніе къ намъ съ кѣмъ нибудь изъ нашихъ сосѣдей? Ну, проваливай! Слышишь ты или нѣтъ?

Поправдѣ сказать, этотъ послѣдній вопросъ былъ совершенно лишній, такъ какъ они всѣ давно убѣжали безъ оглядки.

— Въ чемъ дѣло? Въ чемъ дѣло? — спросилъ джентльменъ, передъ которымъ распахнули дверь. Онъ выходилъ изъ дома легкой и въ тоже время внушительной походкой, чѣмъ то среднимъ между рысцой и шагомъ, какъ только и можетъ ходить человѣкъ на склонѣ лѣтъ, носящій башмаки со скрипучими подошвами, толстую золотую цѣпочку, свѣжее крахмальное бѣлье и выходящій изъ своего собственнаго дома. Онъ не только не терялъ своего достоинства, но давалъ всячески понять своими пріемами, какая онъ важная птица. — Въ чемъ дѣло? Въ чемъ дѣло?

— Неужели тебя надо умолять на колѣняхъ и заклинать всѣми святыми, чтобы ты оставилъ въ покоѣ наши ступени? — обратился очень грубо лакей къ Тоби Веку.

— Тише, тише, довольно, довольно! — прервалъ его хозяинъ. — Послушай, посыльный, — сказалъ господинъ, подзывая движеніемъ головы Тоби. — Подойди сюда! Что это у тебя тамъ? Твой обѣдъ?

— Да, сэръ, — отвѣчалъ Тоби, оставляя блюдо сзади себя, въ углу.

— Не оставляй его тамъ, принеси его сюда! — командовалъ джентльменъ. — И такъ это твой обѣдъ, да?

— Да, сэръ, — повторилъ Тоби, причемъ у него потекли слюнки, такъ какъ онъ глазами впивался въ оставленный на послѣдокъ кусокъ рубца, который теперь оглядывалъ со всѣхъ сторонъ неожиданно появившійся господинъ.

Изъ дома вышли еще два господина. Одинъ изъ нихъ былъ среднихъ лѣтъ, слабый, тщедушный, съ грустнымъ выраженіемъ лица; руки свои онъ постоянно засовывалъ въ широкіе карманы узкихъ панталонъ мышинаго цвѣта, отчего края кармановъ оттопыривались, какъ собачьи уши. Весь его неряшливый обликъ указывалъ, что онъ рѣдко пользовался платяною щеткою и скупился на мыло. Другой — жирный, коренастый, блестящей внѣшности, былъ одѣтъ въ синій сюртукъ съ металлическими пуговицами и бѣлымъ галстукомъ. Лицо его было багровое, вѣроятно, вслѣдствіе неправильнаго кровообращенія, вызывавшаго приливы къ головѣ, чѣмъ и объяснялось, почему его тѣло было такъ холодно именно въ полости сердца.