Алексей Смирнов - Мираж

• Название: Мираж
• Автор: Алексей Смирнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

"Архип, - сказал я ему, - чем дальше я захожу в поисках Свободы, тем жестче жмут меня тиски Необходимости. Придет время, и я плюнуть не посмею под страхом смерти".

"Настоящий Знающий не жалуется, - рассмеялся Архип, оборачиваясь по ходу беседы то вороном, то псом, то ланью. - Настоящий Воин, избрав Безупречность, идет до конца".

"Где же тут Свобода? - гнул я свое. - О какой свободе речь, если Путь раз и навсегда определен выбором? И неужто сама нужда выбирать есть обязательная веха на этом чертовом пути к свободе?"

"Знающий не рассуждает, - сказал Архип мягко. - Знающий знает и видит. Знающий принимает мир таким, каков он есть, и движется вперед, чтобы выжить. Разве не раздвинулись для тебя границы мира? Разве знание не поможет тебе в тяжелый час?"

"Оно помогает лишь в том, что само и накликало, - возразил я. - Что мне с того, что я способен ночами покидать свое спящее тело и шляться по пустому городу или по мертвым сопредельным мирам? Там не слаще, чем здесь... а эти перстни, хранители Силы? в последнее время, стоит их снять, я не нахожу себе места - впору ноги протянуть. Но главное - цель! Ведь из ваших слов следует, что последней, за которой ничего нет, цели не знает ни один маг. Мы понятия не имеем, что происходит с немногими, прошедшими Путь до конца и избежавшими якобы того, что зовется смертью".

Возможно, я был слишком непоседлив и не понимал многого, а хотел сразу все. Архип, конечно, наябедничал Сигизмунду, и тот снова кормил меня психическими грибами, подвергая опасным испытаниям. Однако разум не желал мириться с помещением светлой Свободы в неопределенное потом - а, скорее всего, как не раз предупреждали меня сами наставники - в никогда. Так и дошло до поединка.

Я вновь взялся за Архипа и начал раздражать его умными, как я полагал, сравнениями.

"Взять, к примеру, театр. Люди за кулисами видят и спектакль, и изнанку, и знают всему цену. А какие возможности у невидимого, могущественного техника! Этот машинист может помочь труппе, если забуксует что-то в механизмах. Добавить света, дыма, огня. А может и нашалить: врежет по какой-нибудь балясине - и задник повалился. Или провернет барабан - и поплыл ваш Гамлет на карусели к чертовой бабушке. А то - пульнет чем-нибудь в партер".

Я и обычному смертному, не магу, показался бы излишне горячим - слюни летят, руки мелькают. Ну, а что творилось в подкорке, да еще напитанной чародейством... Я здорово насобачился к тому времени и тем был опасен, ибо контроль оставался не на высоте. Архип быстро отследил, что там такое у меня закипало, и руки его - сам он, неподвижный, сидел в лотосе - начали медленно, как у сказочной Синюшки, вытягиваться, целясь мне куда-то в область солнечного сплетения. Я в запале этого не замечал, но подсознание не дремало и копило силу для броска.

"Театр же - зачем он построен? Чтобы зритель спектакль смотрел, разве не так? Важно ли зрителю знать закулисную жизнь! Не зрители ли мы в Божьем театре? Магия - та же закулисная канитель. С одной стороны, следи за сценой, с другой - никакого удовольствия от пьесы..."

Тут я словно подавился: что-то мощное, неподвластное рванулось из меня на волю. Из моего темени стремительно вырос дубль с кулаками-молотами и нанес сокрушительный удар в пустоту в десяти сантиметрах от пупка Архипа. Архип хапнул ртом воздух, лицо его стало серым, а руки мгновенно втянулись на место. Я тотчас, вне всякого согласия с сознательной волей остановил мир и увидел Архипа, каким он был вдействительности, какими были все люди для нас, владеющих Зрением: внезапно потускневшей светящейся яйцевидной оболочкой с расходящимися от нее хрупкими белесоватыми нитями-выростами. Через секунду картина сменилась: я очутился в пустыне, залитой неземным фиолетовым светом, одесную уходила в небо стена густого тумана. Как разъяснилось в дальнейшем, вмешался Сигизмунд. Он, угадав, что в рядах Воинов вот-вот образуется брешь, переместил меня, будучи сам в десятках километров от нас, в первую попавшуюся параллельную вселенную.

Архип едва не умер. Я узнал об этом два часа спустя - столько я отсутствовал в нашем мире, хотя там, в ссылке, я насчитал не один год. Сигизмунд был потрясен моим появлением, потому что тоже бил насмерть. Мне объявили, что я, увы, склонен к более древним магическим практикам, агрессивным и неуправляемым, ведущим в тупик. Главной помехой стал мой глубинный, заскорузлый индивидуализм. Не знаю, что напугало их больше свирепый дубль или мое возвращение. Они сочли, что я представляю серьезную угрозу Пути.

... Как это низко, недостойно магов - злорадствовать, следя за поверженным собратом. Я ничего больше не желаю, в том числе - видеть его, пусть он уйдет. Я распахиваю окно.

"Архип, исчезни", - мой голос безнадежно вял.

Тот взмахивает крыльями и плавно растет ввысь и вширь. Тают перья, втягивается клюв, размазанным нимбом объявляется шляпа. Вскоре он, обычный, скалится на меня с ветки.

"С недавних пор мы говорим на разных языках, - каркает он. - Ты утратил Силу".

"Но я кое-что и обрел. Так всегда случается".

"Оно и видно", - он бросает хитрый взгляд на мой экстравагантный пояс.

"Это тебя уже не касается", - говорю я.

"Пожалуй, верно", - он кивает, легко выпрямляется на ветке в полный рост и принимает позу Воина. Затем начинает бег Силы: с воздетыми руками, с павлиньим криком. Какое-то время спустя я уже не могу определить, есть ли Архип все еще там, на ветке, или его там нет. Как ушел Сигизмунд, я тем более не смог заметить. Да я его, можно сказать, и не видел.

... Тогда, на совете, они не стали слушать мои протесты, а с наступлением сумерек разбросали близ моего жилища маисовые зерна.

И я, бежавший из кабалы и искавший свободу, заработал Мираж.

Глава третья

МИРАЖ - 5

... Затем, что мудрость нам единая дана

Всему живущему идти путем зерна.

Владислав Ходасевич

Знающие и Видящие, Те, что в Пути, положиликонец моему безудержному "хочу", оставив в живых одну жажду. Волшебные зерна потребовали влаги.

Дальнейший рассказ затронет события сухого, холодного и солнечного дня, отполыхавшего уже после, недавно, когда дело успело зайти слишком далеко, но мне кажется, что он еще не истек и длится, застряв и топчась на бесконечной минуте. Тот миг, подобный то ли гигантской воронке, то ли вообще космической черной дыре, продолжает беззвучно всасывать время. И я надеюсь, что после того, как рванет динамит, мое ощущение так и пребудет растянутым на века.

Вот как начиналось то утро: я вышел из дома, кутаясь в старое пальто, сутулясь и втягивая голову в плечи. К тому времени мое понимание Свободы уже значительно сузилось и сводилось, в основном, к Миражу. Легкие, не по погоде выбранные ботинки с хрустом крошили лед подмерзших за ночь весенних луж. Слабый ветер беспомощно лип к небритым щекам. Сил пошевелить мои тяжелые от грязи, сальные патлы ему уже не хватало. Я несколько раз неспешно облизнул треснувшие губы и попробовал сплюнуть, но вышел только звук: сухой, хриплый, бесплотный.

Улица уже часа два как проснулась. На другой стороне в соборном молчании замерла похмельная троица. Повстречался спортивный мужчина, выгуливавший слюнявого боксера, а чуть дальше возник местный сумасшедший - в резиновом плаще на голое тело, в домашних шлепанцах и с непокрытой головой. Псих двигался рывками и, как и я, прятал руки в карманы, оттягивая книзу плащ. Он вертел башкой и, журавлино шагая, что-то выкрикивал. Меня обогнали двое полицейских Святой Инквизиции: здоровые лбы в защитной форме с крестами. Один из них покосился на помешанного и медленно поднес к губам рацию. Негромким голосом он начал будить смежников-милиционеров, дремавших без дела в обычной, родной патрульной машине. Там встрепенулись, разглядели объект и разразились бранью: объект был хорошо известен в округе и задержанию не подлежал. Полицейский, радуясь своей шутке, заржал и протянул рацию товарищу, предлагая насладиться райской музыкой. Тот был не в духе и погрозил милиции пальцем, от чего в машине сразу угомонились.

"Была не была", - решился я и быстрым шагом обогнал полицейских, чувствуя себя виновным во всех грехах мира и готовый в любую секунду бежать. Все обошлось как нельзя лучше, я свернул за угол и вышел к железнодорожной ветке, заросшей прошлогодней травой. Здесь силы покинули меня, я не дошел каких-то двух-трех десятков шагов. Иссохший желудок раскусил секрет монотонной, тупо упрямой работы мозга, распознал вожделенную цель - и восстал. Благодарение (а как же! )Господу: невдалеке стояла брошенная бытовка о четырех колесах. Я, не смущаясь тем, что совсем недавно, невесть почему, побил в ней каменьями стекла и в страхе убежал, резко сменил курс, спрятался за нее и вскоре, стоя на четвереньках, с больным рыком исторгал из себя отравленную пустоту. Наземь, в древесную труху и россыпи известки, текла жалкая густая слюна. Воспаленный желудок прыжками рвался в рот. Мое лицо побагровело и осталось таким, но вовсе не от избытка крови - откуда ему, избытку, произойти в великую утреннюю сушь, нет - просто в изнеможении, неспособные дальше бороться и сдавшие тонус сосуды расширились, салютуя победившей вселенной не белыми флагами, а погибающим закатным нутром. "Мираж не спасет", - подумал я в отчаянии. Даже карающий Момент Истины показался далекой химерой - вот до чего я дошел. Не было нужды простирать руки и оценивать дрожь: локти, хоть и упирались ладони в шершавую мерзлую землю, ходили ходуном. Немытая прядь упала на правый глаз и мешала моргать - я моргать перестал, от чего глаза пересохли тоже. В их уголках мокла ихтиологическими наростами белесая мерзость. Из последней мочи, отрекаясь от натекшей желчной слюны, я отполз и рухнул ничком, вдавив щеку в острые камешки. "Век бы так лежать", - струилась одинокая мысль. Где-то близко прогрохотал локомотив. Я лежал, боясь малейшим движением разрушить зыбкое оцепенение, иллюзию покоя и мира. Но вот в какой-то момент невидимая сила сорвала меня с места и в мгновение ока поставила на ноги. Желанная цель обозначилась предельно ясно - настолько, что сделалась почти достигнутой. Уверенный в скором обязательном обладании этой почти уже явью, я волшебно успокоился и даже проволынил пару секунд, стряхивая с одежды сор. Потом покинул укрытие и вскоре стоял перед вывеской - средь бела дня расточительно плясали, мигали и замирали ночные неоновые буквы, слагавшие слово: "Мираж".