Павел Якушкин - Из Псковской губернии

• Название: Из Псковской губернии
• Автор: Павел Якушкин
• Жанр: Прочая документальная литература

Писатель-этнограф, двоюродный брат декабриста Ивана Якушкина.

---

Разговаривая мы проѣхали Загорицы, Неготь Куску, Писковицъ, Гладково.

— Знаешь, зачѣмъ это село зовется Гладково?

— За чѣмъ?

— Баринъ тутъ былъ такой щедривый, его и прозвали Гладкимъ, а по немъ и село стало зваться Гладково…. А тамъ будетъ Конско, а тамъ Овсище, а противъ Овсища Микольскій Волокъ, здѣсь была церковь;- церквище и теперь видно; а пониже церквища — какой-то погребъ. Сперва, старики говорятъ, лѣтъ 80 не больше, городъ былъ до самаго Овсища: лѣтъ 150 назадъ моръ былъ, много народу повымерло и стали селиться ближе къ собору…

— „Что ты каменьевъ по дну накидалъ! закричалъ вдругъ Алексѣй Ѳедоровичъ мочившему пеньку мужику:- а еще старостой зовешься!

— А! Алексѣй Ѳедоровичъ! отвѣчалъ тотъ:- какъ тебя Богъ милуетъ? —

— А дѣти гдѣ? что самъ мочишь пеньку-то?

— А дѣти въ городѣ, Алексѣй Ѳедоровичъ! тамъ и пьютъ, тамъ и закусываютъ….

— А вотъ Перино [19], продолжалъ Алексѣй Ѳедоровичь, когда мы проѣхали Подвишенье: сперва былъ монастырь Миколы Перинскаго; сперва было тутъ озеро, садъ. Уничтожили монастырь — куда что дѣлось… осталось одно церквище на сопкѣ! Вотъ Снятна гора, а на горѣ стоитъ Снятной монастырь, тамъ наши архіереи живутъ, — прибавилъ онъ, проѣхавъ Хотицы на восточномъ, и Манькино, Бацьковицы на западномъ берегу.

— Ты не знаешь, отчего гора называется Снятна гора? спросилъ я Алексѣя Ѳедоровича.

— Какъ отчего? отвѣчалъ онъ:- Здѣсь стоялъ монастырь: подступила Литва и сняла монастырь той [20]; а монахи заперлись въ церкви, — ихъ тамъ поганая Литва и сожгла. За тѣмъ и гора прозывается: Снятна гора. А видишь ты часовенку впереди, подальше отъ берега? подъ самой той часовенкой схоронены тѣ монахи, что въ церкви сгорѣли.

Незнаю, отъ того ли называется гора Снятна — Снятной горой, или нѣтъ; но она очень похожа на снятую гору, верхняя часть какъ-будто срѣзана очень ровно, снята.

— Гдѣ народъ чище живетъ? спросилъ я Алексѣя Ѳедоровича.

— Какъ то есть чище?

— На которомъ берегу, на западномъ или восточномъ, напр. дѣвки меньше шалятъ?

— На западномъ, по нашему въ Забраномъ Краю, народъ, какъ можно! гораздъ тише; а на нашемъ старомъ, хуже — баловливѣй; а въ Талабскѣ, или вотъ на Чудскомъ берегу, тамъ живутъ раскольники; дѣвки-то — лѣтъ по четырнадцати, по пятнадцати ходятъ кирпичи рѣзать; какъ пошла — такъ и загуляла!..

— Неужели всѣ дѣвки?

— Гдѣ же ты найдешь такую землю, что всѣ дѣвки гуляютъ? Много дѣвокъ гуляютъ — и то плохо! Хозяйскія дѣвки смирно живутъ; а работницы… подобьется хозяинъ, хозяйскій сынъ…. а то къ хозяйской работникъ какой… Какъ можно всѣ?! Былъ одинъ только, одинъ городъ Содомъ-и-Гоморъ, и тотъ Богъ гнѣвомъ наказалъ…

— Порченыхъ у васъ много?

— Порченыхъ, говорятъ, было довольно, только на моей памяти не было: старые попы заклятіе дѣлали: волхвы и поотстали отъ своихъ дѣловъ. Даютъ женщинамъ лекарство, дѣвкамъ еще, чтобъ любила… Сколько здѣсь острововъ было! продолжалъ, спустя немного, Алексѣй Ѳедоровичъ, а теперь вотъ только три: Длинный, Солодожный, да Кусовка, гдѣ сѣно монастырское; еще подъ самымъ подъ Опсковомъ Степановскій Лугъ; вотъ и всѣ. А острова большую помогу дѣлаютъ: перегонятъ на тѣ острова скотъ, лошадей; а то на лодкахъ перевезутъ; такъ ни пастуха, ни пастушки [21] никого не надо…

Чѣмъ ближе подъѣзжаешь ко Пскову, тѣмъ гуще-и-гуще растетъ трава по Великой, отъ которой подымались на поверхность желтенькіе, очень красивые, маленькіе цвѣточки.

— Здѣсь-то рыбы! заговорилъ Алексѣй Ѳедоровичъ: здѣсь-то рыбы: тою травой рыба питается. А поймать нельзя: въ тинѣ весь запасъ изорвешь, а ничего рыбѣ не сдѣлаешь!.. ни одной поймать нельзя; удочкой — и то нельзя.

Я спросилъ у своего спутника, находятъ ли тутъ гдѣ клады около Пскова.

— Находятъ, только въ руки не дается: нашъ Сыренскій (т. е. изъ деревни Сыренской) ѣхалъ на лодочкѣ здѣсь ночью около Вонючаго Ручья; видитъ на Волокѣ свѣча теплится, — онъ спрыгнуль съ лодки, да туда; видитъ икона Божіей Матери, а передъ иконой свѣча теплится, а внизу больше 100 бочекъ золота; Сыренскій-то захватилъ сколько смогъ, да въ лодку. Сидитъ въ лодкѣ, да и думаетъ, что мало взялъ; думалъ, думалъ — пошелъ въ другой разъ, принесъ и другой разъ, — все мало; пошелъ въ третій, — взялъ въ третій, принесъ въ лодку, хотѣлъ ѣхать… Какъ наскочитъ не наша сила, стала лодку пружить [22]…. тотъ туда-сюда; пружитъ, да и полно!.. „А, пропади ты, нечистая сила!“ сказалъ онъ съ сердцовъ. Какъ сказалъ онъ то глупое слово, и нечистая сила и золото, все пропало! Смотритъ: и самъ стоитъ на кряжѣ [23]: нечистая сила напустила на него, ему и казалась вода!…

Мы пріѣхали во Псковъ, и я, простясь съ Алексѣемъ Ѳедоровичемъ, отправился къ своимъ прежнимъ хозяевамъ, Егору Васильевичу и Александрѣ Ивановнѣ Васильевымъ. У нихъ было много проѣзжихъ. При конторѣ дилижансовъ отдѣльныхъ нумеровъ нѣтъ, а только двѣ общія комнаты, въ которыхъ помѣщаются всѣ проѣзжіе безплатно. Александра Ивановна, считая себя не въ правѣ помѣстить меня въ общія комнаты, потому что я могъ стѣснить другихъ проѣзжихъ, казенныхъ, все-таки пріютила меня. Въ восьмомъ часу поутру стали проѣзжіе выѣзжать на чугунку, такъ какъ машина отправляется въ 8 часовъ. Послѣ всѣхъ выѣхалъ старикъ, съ очень добрымъ лицомъ. Онъ во все время не сказалъ со мной ни слова; но во всѣхъ его разговорахъ съ другими видны были и привѣтливость, и доброта. Послѣ я узналъ, что этотъ старикъ былъ Польскій магнатъ, а что лице его не обманывало, при выѣздѣ онъ далъ въ пользу бѣдныхъ 10 рублей серебромъ; только не офиціально, а одному частному лицу — для раздачи бѣднымъ.

Изборскъ пригородъ, 17 Августа.

15 Августа я выѣхалъ изъ Пскова и пріѣхалъ въ Изборскъ довольно поздно. Сначала меня поразила шоссе: едва пробита одна дорожка, да и та съ грѣхомъ по поламъ. Случалось, впрочемъ очень рѣдко, встрѣтить кого нибудь, тогда одинъ съѣзжалъ съ дороги и дожидался; пока другой проѣдетъ, точно такъ, какъ по нашимъ проселочнымъ дорогамъ при встрѣчѣ съ обозомъ. На разстояніи около 30 верстъ до Изборска шоссе захватило только одну деревню Дубняки, и то какъ-то не совсѣмъ, да сельцо Бибиково; самый Изборскъ остался съ полверсты въ сторонѣ.

Въ Изборскѣ кривыя улицы, избы угломъ на улицу; крыши съ большимъ навѣсомъ впереди, безъ всякаго украшенія; заборъ — тынъ: навкось складенный изъ шестовъ; но вы сейчасъ замѣтите, что здѣсь много Чухонцевъ: здѣсь попадаются окна не Русскія: квадратныя съ тремя переплетами снизу вверхъ и тремя же отъ права налѣво. Не знаю, сохранили ли улицы прежнее названіе, или названы недавно: Подгорная, Невская, Садницкая, Маслинская. Эти улицы извиваются между садами и довольно свѣжими домами; перерѣзываются другими улицами, которыя и названіи не имѣютъ. Когда я подходилъ къ здѣшнему Кремлю, мнѣ попалась дѣвка лѣтъ 50-ти.

— Къ собору, родной, идешь? спросила она меня.

— Къ собору, отвѣчалъ я.

— Ты приходи къ намъ на крестный ходъ, заговорила дѣвка: крестный ходъ бываетъ — куда-какъ у насъ весело — говорить нечего! Въ нашъ Словенецъ-Изборьскъ много ходитъ народу. Икону-образъ кругомъ города носятъ.

Я спросилъ у нее, какая у нихъ икона?

— „Икона наша изъ полону вывезена. Былъ нашъ Изборьскій въ полону въ невѣрныхъ земляхъ, и явилась тому полонённику Матушка-Богородица. «Возьми меня, говоритъ, и иди самъ изъ невѣрной земли; тебѣ никто въ дорогѣ ничего не сдѣлаетъ, и придешь ты съ моей помощью счастливо до самаго своего дому — до Изборьска». Въ Изборьскѣ тогда жила вдова богомольная; жила эта вдова около Плосской башни; такъ этой вдовѣ и отдалъ полонённикъ тую икону. Стояла та икона у ней ровно тридцать лѣтъ; а послѣ явилась во-сняхъ вдовѣ и объявилась, что она чудотворная. Тогда весь народъ и сталъ ходить сюда молиться ей, Матушкѣ. Сколько разъ переносили ее въ Опсковъ, только она, Матушка, все-таки сюда объявлялась. Видятъ — дѣлать нечего, ее и оставили въ Изборьскѣ. Нашъ городъ отъ того, и называется богоспасаемый городъ. Сперва городъ нашъ былъ большой, хорошій, самъ князь Рюрикъ жилъ здѣсь….

Извѣстно, что въ Изборскѣ княжилъ Труворъ; замѣчательно, что имя Рюрика сохранилось въ памяти народной: мнѣ не одинъ разъ случалось слышатъ, что Рюрикъ княжилъ въ Изборскѣ.

Простившись съ словоохотливой старухой, я пошелъ кругомъ кремля; видъ со всѣхъ сторонъ чрезвычайно хорошъ и далекъ; вообще городъ съ своими четырьмя церквами, зелеными садами, очень красивъ. Погулявъ по городу, я пошелъ въ одну избу, гдѣ узналъ, что есть самоваръ, чай пить. Изба была очень опрятная, всѣ лавки и столъ были выкрашены красною масляной краской, перегородка раскрашена тоже масляной краской, разноцвѣтными узорами.

— Не хочешь ли ягодокъ? спросила меня хозяйка, женщина лѣтъ за 50, очень благообразной наружности, предлагая мнѣ горсть невзрачныхъ сливъ.

— Почемъ продаются у васъ сливы?

— Да ты такъ возьми — безъ денегъ, отвѣчала она: нонче дешевы, 60 коп. (ассигнаціями) мѣра; а въ другой годъ ану (ону, ее), за мѣру-то за то не купишь; этотъ годъ меды дороги, медовъ нѣтъ; а гдѣ и достанешь — такъ двугривенный фунтъ! Варить-то ягодъ и не варятъ, оттого и ягоды дешевы. А то вотъ въ той избѣ, вонъ третья направо съ той стороны, около ровеня [24] арбанъ [25] стоитъ, такъ тотъ хозяинъ много ягодъ варилъ: да теперь сбѣжалъ.