Всеволод Соловьев - Современная жрица Изиды

• Название: Современная жрица Изиды
• Автор: Всеволод Соловьев
• Жанр: Публицистика

Мое знакомство с Е. П. Блаватской и «теософическим обществом».

---

«Дорогой В. С. — Простите, не могла писать — правая рука такъ распухла, что и пальцы окоченѣли. Плохо мнѣ. Ѣду завтра поселяться на зиму въ Вюрцбургъ нѣсколько часовъ отъ Мюнхена, значитъ въ Баваріи. Тамъ прозимую, а пока посмотрю, не помогутъ ли воды Нандуръ въ Киссингенѣ отъ подагры. Ѣду я туда съ Баваджи и miss Flynn, другомъ моимъ, но большой дурой.

Господи какъ надоѣла жизнь!.. Хоть пишите коли не не можете пріѣхать сами. Кажется отъ Мюнхена до вашего мѣста недалеко; а Вюрцбургъ всего нѣсколько часовъ отъ Баварской столицы. Обѣщаетъ ** (г-жа X.) пріѣхать. Не знаю такъ ли оно будетъ. А все же ближе отъ О. Мюнхенъ, чѣмъ Неаполь. Здѣсь отъ холода, стужи и дождей мы перешли на жару почище еще Индійской. Душевный вамъ поклонъ и вѣчную, непроходящую любовь и дружбу. Я ѣду черезъ Римъ и Верону. Прощайте, или до свиданья — какъ судьба повѣлитъ. До гроба Е. Блаватская.»

Черезъ пять дней — телеграмма изъ Рима: «En route pour Wurzburg près Munich pour hiver. Blavatsky»[68]. Въ тотъ же день, черезъ три часа послѣ первой, — вторая телеграмма: «Restons Hôtel Anglo-Américain Rome huit jours écrivez ièi. Blavatsky»[69]. Телеграфирую: «пріѣзжайте сюда» — и даю объясненіе, какимъ путемъ ѣхать. Отвѣтъ на третій день: «Va banque! partons demain Genève, télégraphiez ou la rencontre. Blavatsky»[70]. Телеграфирую: «A St.-Cergues» — и жду, сговорившись съ m-me де-Морсье, что если «madame» не пріѣдетъ, то мы съѣздимъ къ ней въ Женеву.

Но она пріѣхала. Боже мой, что это было за явленіе — я думаю обитатели Сенъ-Серга до сихъ поръ говорятъ о немъ, какъ о чемъ-то баснословномъ!

Въ обычное время, послѣ обѣда, часовъ около трехъ, къ «pension Delaigue» подъѣхалъ женевскій дилижансъ. Вокругъ него, какъ и всегда, собралась толпа для того, чтобъ получить газеты, письма и посмотрѣть на пріѣзжихъ, если таковые окажутся.

Вдругъ изъ дилижанса выскочило какое-то странное существо — нѣчто среднее между большой обезьяной и вертлявымъ чертенкомъ. Худоба поразительная. Жалкая, какая-то полуевропейская одеженка болтается, будто подъ нею, кромѣ костей, ничего нѣтъ; лицо съ кулачекъ темно-темно коричневаго цвѣта и безъ признаковъ растительности; на головѣ густая шапка длинныхъ, черныхъ, вьющихся волосъ; огромные, конечно, тоже совсѣмъ черные глаза, съ испуганнымъ и подозрительнымъ выраженіемъ. Чертенокъ что-то говорилъ по англійски пискливымъ и въ то же время хриплымъ голосомъ.

За нимъ вылѣзала толстая, крупная, неуклюжая молодая особа съ некрасивымъ лицомъ, краснымъ, растеряннымъ и положительно глупымъ.

Публика, разинувъ рты, смотрѣла на чертенка. Но самое интересное было еще впереди. Чертенокъ и неуклюжая молодая особа, а затѣмъ я и m-me де-Морсье, принялись, съ великимъ трудомъ, высаживать изъ дилижанса нѣчто, въ немъ заключавшееся. Это нѣчто — была сама «madame», вся распухшая, измученная путешествіемъ, ворчавшая, съ темно-сѣрымъ громаднымъ лицомъ и вытаращенными, какъ двѣ круглыя выцвѣтшія бирюзы, глазами. На головѣ у нея помѣщалась высочайшая фётровая сѣрая пожарная каска съ вентиляторами и вуалью. Шарообразная ея фигура казалась еще шарообразнѣе отъ невѣроятнаго какого-то балахона, въ который она была облечена.

Облобызавшись съ нами и объявивъ намъ, что Баваджи ровно ничего не понимаетъ, а «эта идіотка» такъ глупа, что подобной дуры никогда еще и не бывало на свѣтѣ,- «madame» приняласъ ихъ ругать самыми отборными словами и тормошить безъ всякаго милосердія. Наконецъ они оба совсѣмъ перестали понимать что-либо, лица ихъ изображали страданіе, а на глазахъ стояли слезы.

Къ довершенію бѣды въ нашемъ «pension» не оказалось свободнаго помѣщенія, т. е. трехъ смежныхъ комнатъ.

Кое-какъ наконецъ все уладилось, и черезъ часъ Елена Петровна была помѣщена въ сосѣднемъ домѣ, съ плохимъ аппетитомъ обѣдала, бранилась, чертенокъ и молодая особа метались изъ угла въ уголъ, ничѣмъ не умѣя угодить ей, а мы съ m-me де-Морсье сидѣли и глядѣли на все это.

— Вотъ, теперь сами видите, друзья мои;- обратилась она наконецъ къ намъ, — каково мое положеніе! Иной день не могу двинуть ни руками, ни ногами, лежу, какъ колода — и некому мнѣ ни въ чемъ помочь — Баваджи только вертится волчкомъ и ни съ мѣста, а эта Машка Флинъ (иначе какъ Машкой она ее не называла) естественная дура, и я проклинаю тотъ день, когда согласилась взять ее съ собою. Ей, видите ли, было очень скучно тамъ, дома; она вообразила, что въ путешествіи у нея найдутся пріятныя развлеченія и — представьте! какъ только появляется мужчина — она сейчасъ: бантики, вертитъ глазами и вообще ведетъ себя крайне неприлично, хоть и буддистка… Зачѣмъ она въ буддизмъ перешла — не понимаю…

— А вотъ, хоть и дура, — спохватилась «madame», — а спросите ее: вѣдь она почти что каждый день видитъ «хозяина», когда онъ ко мнѣ является! Mary, пойдите сюда!

Машка Флинъ, запыхавшись и съ испуганнымъ выраженіемъ на красномъ лицѣ, прибѣжала.

— Скажите правду, видаете вы master'а?

— О, да, да, видаю.

— Ну вотъ видите! зачѣмъ же ей врать, да она такъ глупа, что и соврать-то бы не съумѣла, видаетъ вотъ — и все тутъ. Пойдите, разубѣдите ее или докажите, что у нея каждый день галлюцинаціи!.. А вотъ господа психисты — вишь я сама махатмъ выдумала!..

Она рѣшительно не могла сообразить, что ея способъ доказательствъ съ помощью свидѣтельствъ Машекъ Флинъ и Баваджи, на европейской территоріи весьма неудаченъ. Когда же она дошла до Куломбовъ, Годжсона и протестантскихъ миссіонеровъ — изъ ея устъ посыпались такія противурѣчивыя показанія и такая отборная брань, что мы съ m-me де-Морсье пришли въ полное уныніе и почти силою остановили ее и успокоили.

И вдругъ она затихла, преобразилась, отошла отъ своей злобы дня, очутилась въ иныхъ сферахъ. И изъ этихъ иныхъ сферъ слышался ея вдохновенный голосъ:

«…Махатмы говорятъ, что такъ же невозможно открыть новую истину, какъ и создать атомъ матеріи или силы. Истина есть то, что существуетъ извѣка — все, что не вѣчно, то ложно. Истинное необходимо существуетъ всегда; но оно не одинаково познается каждымъ и каждый обладаетъ только частью истины. За предѣлами же той части истины, которою владѣетъ извѣстный человѣкъ — истинное и ложное для него смѣшиваются. Впрочемъ ложное не имѣетъ никакой реальности, никакого дѣйствительнаго существованія; оно — отрицаніе истиннаго. Ложно понятая истина — равняется лжи. Невозможно кого-либо обучить истинѣ, передать ему ее. Каждый долженъ самъ найти истину. Все, что можно сдѣлать для тѣхъ, кто не знаетъ истиннаго, это — направить ихъ на настоящую дорогу. Такъ и поступаютъ махатмы…

…Для того, чтобы достигнуть познаванія тайныхъ силъ природы и скрытыхъ истинъ, между прочимъ и прежде всего необходимо обсуждать всѣ свои дѣйствія, поступать по разсужденію и не допускать себя плыть по теченію случайностей и обстоятельствъ. Въ большинствѣ случаевъ люди поступаютъ дурно сами не зная зачѣмъ. Стоитъ вглядѣться въ свою прошлую жизнь — и увидишь, сколько было въ ней ошибокъ, казавшихся естественными поступками…

Суевѣрія существуютъ точно такъ же и въ нравственности, какъ и въ религіи; много людей, погрязшихъ въ предразсудкахъ, считаютъ себя правыми и судятъ о дѣйствіяхъ другихъ со своей ограниченной и узкой точки зрѣнія. Сколько, напримѣръ, людей не имѣютъ иного критерія для сужденія объ отношеніяхъ между мужчиной и женщиной кромѣ предразсудковъ! Такіе люди судятъ очень неправильно за неимѣніемъ истиннаго критерія.

Важно, слѣдовательно, имѣть опредѣленное и истинное понятіе о добрѣ и злѣ, о хорошемъ и дурномъ; затѣмъ слѣдуетъ руководствоваться исключительно своей совѣстью. Но такъ какъ невозможно знать, что происходитъ въ совѣсти другого, то слѣдуетъ воздерживаться отъ сужденія о поступкахъ, всѣ побудительныя причины которыхъ неизвѣстны.

Первое правило нравственности заключается въ искренности, т. е. надо жить и дѣйствовать согласно съ открыто исповѣдуемыми каждымъ принципами.

Критерій нашихъ поступковъ долженъ заключаться въ пониманіи — поступаемъ ли мы для себя, съ эгоистичной цѣлью, или для другихъ. Все, что приводитъ насъ къ эгоизму, къ исключительному поклоненію самому себѣ,- дурно; все, что насъ пріобщаетъ къ человѣчеству, все, что насъ можетъ цѣльнѣе поглотить въ великомъ цѣломъ, — хорошо.

Существуетъ опасное проявленіе эгоизма, отъ котораго надо очень беречься, — это своего рода гордость, заставляющая насъ приносить себя въ жертву за ничто, даромъ.

„Принесеніе себя въ жертву внѣ долга — есть самоубійство“ — говорятъ махатмы. Слѣдовательно, надо исполнять долгъ, чего бы это ни стоило; но не хорошо желать покинуть свою сферу безъ особой нужды и отдавать свою жизнь, когда долгъ того не требуетъ. Истина — всегда истина, хотя бы исходила отъ безумца. Лордъ Байронъ могъ быть очень безнравственнымъ человѣкомъ, но тѣмъ не менѣе онъ возвѣстилъ великія истины.

Всякій, кто объявляетъ себя неспособнымъ содѣйствовать великому, все развивающему дѣлу природы, и безполезнымъ въ мірѣ — богохульствуетъ. Онъ лжетъ ужь даже потому, что существуетъ, потому что онъ есть слѣдствіе бывшихъ причинъ и причина будущихъ неисчислимыхъ послѣдствій. Каждому мыслителю тяжело думать о томъ, какъ мало пользы приноситъ его существованіе.