Николай Лейкин - На лоне природы

• Название: На лоне природы
• Автор: Николай Лейкин
• Издательство: С.-ПЕТЕРБУРГЪ Типографія Р. Голике, Троицкая улица, д. No. 18. 1893.
• Жанр: Русская классическая проза

Лейкин, Николай Александрович [7(19).XII.1841, Петербург, — 6(19).I.1906, там же] — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра». Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др. Основная тема многочисленных романов, повестей, пьес, нескольких тысяч рассказов, очерков, сценок Л. - нравы петербургского купечества. Однако комизм, с каким Л. изображал серость купеческо-мещанского быта, носил поверхностный характер. Основной жанр Л. - сценки. Даже его романы («Стукин и Хрустальников», 1886, «Сатир и нимфа», 1888, и др.) представляют собой ряд сцен, связанных единством лиц и фабулы. Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

---

Просидѣвъ съ полчаса, онъ удалился и вскорѣ прислалъ съ сыномъ росписку въ полученіи задатка. Въ роспискѣ былъ включенъ и ледникъ.

Съемщики, пространствовавъ цѣлый день, начали зѣвать. Они жестоко устали и попросили покоя. Баба настлала имъ соломы на полу, покрыла простыней, дала подушки и удалилась, пожелавъ покойной ночи. Когда съемщики ложились спать, на часахъ пробило хриплымъ боемъ одиннадцать. Съ улицы доносилась пьяная пѣсня разбредающихся изъ кабака по домамъ гулякъ, но усталость съемщиковъ была такъ велика, что она не помѣшала имъ тотчасъ же заснуть крѣпчайшимъ сномъ. Усталость и весенній воздухъ сдѣлали свое дѣло.

XXII

На утро съемщики проснулись рано. На деревнѣ горланили пѣтухи, подъ окномъ кудахтали куры, за дощатой перегородкой копошились хозяева и не дали спать. Было всего только шесть часовъ утра. Заслыша, что съемщики уже поднялись, хозяйка заглянула къ нимъ въ комнату и сказала:

— Не заспалось вамъ на новомъ-то мѣстѣ? Мы-то вѣдь рано встаемъ, а господа долго спятъ. Самоварчикъ прикажете?

— Да, да… Да поскорѣй бы намъ уѣхать. Хочется къ первому поѣзду попасть. Вѣдь мы совсѣмъ не разсчитывали и ночевать-то здѣсь. Насъ дома ждутъ и недоумѣваютъ, что съ нами сталось. Вѣдь у насъ дѣти дома, заговорили они.

— Успѣете къ первому поѣзду, въ лучшемъ видѣ успѣете. Какъ чайку напьетесь, да позавтракаете, мужъ живо заложитъ лошадь и отвезетъ васъ. Конечно, дорога теперь каторжная, но лошаденка-то у насъ бойкая.

Умывшись, съемщики сходили посмотрѣть на нанятую ими дачу. Узнавъ, что съемщики вскорѣ уѣзжаютъ и что на желѣзную дорогу повезетъ ихъ мужикъ, у котораго они остановились, лавочникъ почесалъ затылокъ и сказалъ:

— Какъ же это такъ?.. Вѣдь ужъ вы теперь мои дачники. Задатокъ дали. У меня лошади-то даромъ стоятъ. Мнѣ вѣдь надо отъ васъ попользоваться.

— Нѣтъ, ужъ попрошу васъ и на будущее время не стѣснять насъ проѣздомъ, а предоставить намъ ѣздить вездѣ и всюду съ тѣмъ, съ кѣмъ мы захотимъ, возразилъ съемщикъ.

— Помилуйте, да вѣдь для этого и дачу строилъ, чтобъ отъ жильца пользоваться. А насчетъ цѣны не бойтесь. Мы дешевле мужиковъ будемъ брать, потому лѣтомъ лошадь все равно будетъ у меня ѣздить каждое утро на желѣзную дорогу за товаромъ. Между отходомъ перваго утренняго поѣзда и приходомъ всего полтора часа. Васъ лошадь свезетъ на поѣздъ, который отходитъ, а потомъ дождется того, который приходитъ. Еще лучше ей отдохнуть.

— Дешевле другихъ будете брать за проѣздъ, тогда съ удовольствіемъ будемъ ѣздить.

— Дешевле-съ. Вѣдь лошади все равно порожнемъ нужно ѣхать на желѣзную дорогу, а что полтора часа раньше выѣхать, что полтора часа позднѣе — намъ все единственно. Мы полтину серебра будемъ вашей милости каждый разъ ставить.

— А мужики, говорятъ, возятъ за сорокъ копѣекъ.

— Да ужъ это какой-нибудь ледащій мужиченко за сорокъ-то копѣекъ повезетъ. Ну, да ладно, будемъ и мы возить за сорокъ копѣекъ, только ужъ, пожалуйста, насъ не обижайте. Зачѣмъ съ хозяевами ссориться! Лучше съ хозяевами въ мирѣ жить.

— Я не понимаю, какая же тутъ можетъ быть ссора!

— Не желаемъ свою выгоду въ чужія руки отдавать. Вѣдь для этого и дачи сдаютъ, чтобъ ужъ все отъ дачника… Нѣтъ, ужъ пожалуйста, давайте въ мирѣ жить.

Съемщикъ взглянулъ на жену и покачалъ головой.

— Хорошо, хорошо, обратился онъ къ лавочнику. — Но ежели съ насъ за провозъ другіе будутъ брать дешевле сорока копѣекъ, то ужъ не прогнѣвайтесь.

Черезъ четверть часа съемщики сидѣли за самоваромъ. На столѣ стояла яичница, хоть они ея и не требовали.

— Господа хозяева! Надо съ вами разсчитаться за ночлегъ и все прочее, сказалъ съемщикъ. — Много ли съ насъ?

Вышли мужикъ и баба. Оба стали къ сторонкѣ. Баба утирала передникомъ губы. Мужикъ поглаживалъ бороду. Оба молчали. Съемщикъ вынулъ бумажникъ.

— Такъ много ли съ насъ? повторилъ съемщикъ. — Считайте ужъ, чтобъ и отвезти насъ на желѣзную дорогу. Сколько?

— Да ужъ вамъ, сударыня, лучше знать. Вы — господа, отвѣчала баба.

— Сколько же однако?

— Что пожалуете, сказалъ мужикъ. — Вы ужъ насъ не обидите.

— Курица, двѣ яичницы, полсотни раковъ, три самовара, ночлегъ… считалъ съемщикъ. — За водку и пиво я уже отдалъ. Два проѣзда… Ну, три рубля.

— Что вы, сударь, помилуйте… улыбнулся мужикъ.

— Баринъ шутятъ, прибавила баба. — Они мнѣ отдѣльно на фунтъ кофею обѣщали дать.

— Такъ сколько же? Я не знаю, право… Ну, вотъ вамъ четыре рубля.

— Это, то-есть, вы безъ проѣзда считаете? спросилъ мужикъ.

— Какъ безъ проѣзда? За все четыре рубля. Вчера насъ въ колонію возилъ, вотъ и сегодня на станцію отвезешь.

— Что вы, помилуйте… Да вѣдь въ колонію по этой дорогѣ туда и обратно меньше двухъ рублей и везти нельзя. Теперь рабочая пора. Ну, на станцію рубль.

— Что ты, что ты! Лавочникъ предлагаетъ за сорокъ копѣекъ меня на станцію возить.

— Такъ вѣдь то лавочникъ. У него все равно лошадь на желѣзную дорогу порожнемъ ходитъ. А меня вы отъ дѣла оторвали вчера. Да сегодня нужно полдня потерять.

Съемщики совсѣмъ смѣшались. Они посматривали другъ на друга и не знали что отвѣчать.

— Вся бѣда, разумѣется, въ томъ, что мы съ вами за все про все раньше не уговорились, сказалъ наконецъ съемщикъ.

— Да ужъ это кажиный человѣкъ долженъ самъ понимать, отвѣчалъ мужикъ.

— Ну, а я не знаю здѣшнихъ цѣнъ. Объясни мнѣ, сколько же я вамъ долженъ!

Мужикъ подумалъ и началъ считать:

— За два проѣзда, чтобы ни вамъ обидно не было, ни мнѣ — ну, два съ полтиной…

— Господи Боже мой! воскликнула съемщица.

— Рабочая пора теперь, барыня. Я полосу пахалъ. Лѣтомъ мы дешевле возимъ.

— Сколько же за курицу?

— Ну, рубликъ.

— Да вѣдь она шесть гривенъ въ Петербургѣ стоитъ, а здѣсь деревня…

— То, барыня, въ Петербургѣ. У насъ курица ноская. Вѣдь она яйца несла. Помилуйте, за что же я ее кормила-то всю зиму? подхватила баба. — Теперь, сами знаете, какая пора. Нешто весной крестьяне куръ рѣжутъ?

— Вѣдь это же безбожно рубль за курицу! пожималъ плечами съемщикъ.

— А дрова-то? А горшокъ-то околачивали? А баба-то около печки елозила? высчитывалъ мужикъ. — Ну, да ладно, восемь гривенъ. Два съ полтиной и восемь гривенъ — три тридцать. Яишенки двѣ — ну, рубликъ. Четыре тридцать. За раковъ полтинникъ положите. Четыре восемь гривенъ.

— За тридцать штукъ таракановъ, которыхъ вы называете раками, полтинникъ! возмущался съемщикъ.

— Да вѣдь въ Питерѣ-то въ трактирѣ, баринъ, дороже платите.

— Это чортъ знаетъ что такое! Развѣ можно сравнивать здѣшнее мѣсто съ петербургскимъ трактиромъ!

— Отчего же-съ? Тамъ, по крайности, торговля-то каждый день, а мы когда у себя господъ-то видимъ! Въ кои-то вѣки придется мужику заплатить, да еще хотите сквалыжничать! Сколько я насчиталъ? Четыре восемь гривенъ? Ну, три кринки молока, три самовара, хлѣбъ, ночлегъ… Давайте за все безпокойство семь рублей. На станцію на парѣ даже отвезу, закончилъ мужикъ.

— Да вѣдь это разбой. Вѣдь этого Европейская гостинница въ Петербургѣ не возьметъ, а ужъ на что та дорогою считается, старался доказать съемщикъ.

— Меньше ужъ ни копѣйки взять нельзя.

— Меня-то, баринъ, не забудьте, напоминала баба. — Вы мнѣ на фунтъ кофею съ цикоріемъ обѣщались, да кромѣ того вотъ ребятишкамъ. Дѣвчонка моя за отцомъ на поле для васъ бѣгала.

— Что тутъ дѣлать? спрашивалъ съемщикъ жену.

Та сидѣла раскраснѣвшаяся отъ волненія.

— Да дай имъ за все пять рублей, тогда ужъ это по царски будетъ, сказала она наконецъ.

— Не возьму, барыня, отрицательно покачалъ головой мужикъ. — Помилуйте, зачѣмъ же шильничать?

— Ну, вотъ тебѣ шесть рублей — и иди и запрягай лошадь. Скорѣй вонъ отсюда. Нѣтъ, вы здѣсь умѣете драть.

Съемщикъ досталъ изъ бумажника двѣ трехрублевыя бумажки и положилъ ихъ на столъ. Мужикъ взялъ ихъ, свернулъ, положилъ въ жилетный' карманъ и даже не сказалъ спасибо, а нахмурился и вышелъ изъ комнаты.

— Такъ запрягай же, пожалуйста, скорѣй, повторилъ съемщикъ мужику.

— Не поѣду я. Съ кѣмъ хотите, съ тѣмъ и поѣзжайте, сухо отвѣчалъ тотъ изъ другой комнаты. — Намъ тоже даромъ не расчетъ возить.

— Вотъ это хорошо, вотъ это мило… Взять деньги, а потомъ…

— Не бралъ я съ васъ за отвозъ на станцію. Вы и такъ-то мнѣ не доплатили.

— Пойдемъ къ лавочнику. Лавочникъ насъ свезетъ, говорила съемщица мужу и поднялась съ мѣста.

Съемщики одѣлись и стали уходить. Баба вертѣлась около.

— Меня-то, барыня, не забудьте… Вѣдь вы мнѣ на кофей обѣщали. Вѣдь я около вашей милости цѣлый день терлась. Въ три мѣста васъ водила. Дѣтей бросила.

— Мы за все заплатили съ излишкомъ, отрѣзалъ съемщикъ.

— Милый баринъ, да вѣдь мужъ мнѣ не дастъ на кофей, ни копѣйки не дастъ.