Георгий Миронов - Анаконда

• Название: Анаконда
• Автор: Георгий Миронов
• Издательство: Эксмо-пресс
• Жанр: Боевик
• Год: 1997
• ISBN: 5-04-000083-9

Изнасилована и убита молодая женщина? Жертва сексуального маньяка или кровавой расправы грабителей? Нет, страшное преступление — это хитроумная инсценировка, ловушка для следствия, задуманная... Анакондой. Кто скрывается за змеиной кличкой главаря криминальной организации? Неужели у мафии может быть женское лицо?..

---

Что же касается тела Витюши, то оно за вечер и ночь неузнаваемо преобразилось: опытный Врач-биолог с помощью новейших технологий всего за двенадцать часов мумифицировал его, приведя, по желанию заказчицы, детородный орган в постоянно эрегирующее состояние. Мумию и доставили в подвал родного института, в специальное помещение, куда вход посторонним был строго запрещен, и поместили в колбу с формалином...

25 МАРТА 1997 Г. АМСТЕРДАМ. ВЫСТРЕЛ В БОРДЕЛЕ. ТРИО ШУБЕРТА

Александр Иванович Бугров, доктор экономических наук, вице-премьер правительства, человек широко образованный и с тонким вкусом, из всех искусств важнейшим считал музыку. Его бы воля, он каждый вечер надевал отлично пошитый для него мастером Ароном Швейцером со Спиридоновки смокинг и отправлялся в Большой или Малый залы Московской консерватории, или в Зал имени П.И.Чайковского... Но дела государственные далеко не всегда, когда хотелось, давали возможность насладиться классической музыкой. Он давно не обращал внимания на то, что своими увлечениями и художественными пристрастиями не очень вписывается в культурную ауру правительства. В разные годы среди его коллег бывали люди просвещенные и культурные, но страстных меломанов с уклоном в классику среди них можно было пересчитать по пальцам одной руки. Ему было уже пятьдесят шесть, он и так «построил» карьеру, какая и не снилась в юности. И свои, как он говорил, «старые годы» не намерен «ломать». «Буду жить как нравится», — решил он. Если это кого-нибудь не устраивает — их проблема.

Он отказывался ездить на правительственные «охоты» в Завидово с подставными медведицами и кабанами, ошалелыми от долгого плена в руках егерей и выпущенными под дула тульских двухстволок уток. Застолья и сауны волновали его еще меньше.

У Бугрова было всего две любви. Одна взаимная. И одна драматическая, даже трагическая, без взаимности.

Взаимная любовь была у Александра Ивановича с классической музыкой. Во время концерта ему казалось, что музыка вливается в него, входит в каждую пору его тела, обволакивает сердце, находя там отклик и понимание. С музыкой они страстно любили друг друга.

С женой так не получилось.

Он был молодым инженером на одном из московских заводов, когда случайный пируэт судьбы свел его на пляже в Химках с аспиранткой кафедры библиотековедения института культуры Ириной.

У нее было удивительно стройное, изящное, змеиное, на редкость сексуальное тело. Прибавить к тому огромные изумрудные глаза, тонкий рот, белоснежные зубы, ровные, словно фарфоровые, длинный тонкий носик, изящные бровки, толстая, до ложбинки над ягодицами коса — не девушка, а сказка. Хозяйка Медной горы. Царевна-Лебедь.

Поклонников у нее миллион и еще несколько. И влиятельные, и богатые, и удачливые.

Она выбрала его. Он был красив, талантлив, перспективен. Но не больше многих других. Последней каплей, перевесившей его чашу, была самозабвенная любовь, светившаяся в его глазах.

Избалованная красавица выбрала любовь, сама при этом не испытывая никаких чувств к будущему супругу. Впрочем, как и к другим мужчинам. Она их немного презирала, немного терпела, признавая за ними право на существование. Но не более того. Не имея сколько-нибудь систематического образования, всех мужчин считала глупее себя и находила в повседневной жизни массу подтверждений этого своего постулата. Кстати, слово «постулат» она впервые услышала уже в аспирантуре. Как и многие другие «умные» слова. Ира никогда не была начитанной девушкой. И даже годы, проведенные рядом с эрудитом- мужем, в этом плане ничего не изменили в ее лексиконе и образовании.

Первое время она тщательно скрывала равнодушие к мужу. Потом скрывать перестала. И жизнь для страстно влюбленного в жену Бугрова превратилась в бесконечную муку. Нет, она не обижала его, не унижала. Просто почти демонстративно не замечала, обращаясь к нему за помощью лишь в крайних случаях, и никогда — за советом. Она откровенно терпела его; иногда изображала на лице муку смертную — когда он целовал ее, уходя на работу, или ничем не прикрытое отвращение, когда заглядывал к ней в спальню поздно вечером с вопросом в глазах...

— Ты что, не видишь, я читаю...

— Я работаю, извини.

— Я смотрю фильм...

— Я устала и хочу спать...

— Господи, как ты мне надоел с твоими сексуальными претензиями!

И так продолжалось все двадцать три года их брака.

Если бы опытного сексопатолога спросили, в чем парадокс сексуальной жизни этой умной (при всей поверхностности образования), красивой, властной женщины, почему красивому, талантливому, наконец, идеально чистому мужу она предпочитает человека со средней внешностью, бездарного и ленивого, да еще вечно пахнущего потом и нёстираным бельем, своего подчиненного, «шестерку» Витюшу Касатонова, он бы не нашелся, что ответить. Даже в сексе Александр Иванович мог дать Витюше сто очков. Не уступал и в спортивности. В остальном превосходил настолько, что даже смешно сравнивать.

Это была какая-то странная, вычурная форма мазохизма и садизма одновременно.

Впрочем, эту неприятную тему как-то даже не хочется продолжать...

В этот вечер, когда из «Дома Васильчиковых» на Большой Никитской раздавались звуки фортепьянного Трио ми-бемоль мажор Шуберта, говорить о гадостях просто язык не поворачивается.

Вечер был хорош вдвойне: со сцены лилась изящно-стремительная музыка Шуберта, рядом сидела Ира, и Александр Иванович мог любоваться ее чеканным, строгим профилем, испытывая в душе невыразимую сладостную муку от слияния звука и изображения. Ирина, будучи абсолютно бездарной в музыке, казалась влюбленному мужу олицетворением музыкальности.

Но стоило первым же звукам Трио погрузить душу Бугрова в море света, ослепительного и радостного, как идиллия была нарушена переливами сотового телефона в дамской сумочке жены.

Удивленно оглянулся сидящий на первом ряду знаменитый врач, главный кардиолог Москвы академик Алексей Юренев; раздраженно покосился на соседей писатель Леонид Матюхин; журналист-международник Феликс Бурташев, недавно избранный губернатором международного лайонс-дистрикта Москвы, развел руками в ответ на недоуменный взгляд Ирины Рабер, бывшей губернатором дистрикта этого элитарного клуба московской интеллигенции до марта 1997 года. Кстати, в зале вообще было много членов московского лайонс-клуба, что неудивительно: партию фортепьяно в сегодняшнем Трио исполнял выдающийся пианист паст-президент лайонс-клуба «Москва — Запад» Вадим Федоровцев, которому как раз сегодня исполнилось пятьдесят лет. На концерт в овальный зал «Дома Васильчиковых» был приглашен самый-самый бомонд. И в данном случае бомонд означал не «нужняков» и людей «сверху», не «новых русских», а истинных ценителей классической музыки. Мужчины развели руками. Женщины были менее сдержанны.

— Скоро на концерты будут с рациями ходить, — прошептала на ухо мужу, видному искусствоведу, действительному члену шести российских, зарубежных и международных академий, профессору Егору Ефимову, Лариса Малинина, президент Детской академии творчества, — тихо, но так, чтобы этой наглой соседке в брильянтах и изумрудах было слышно.

Еще откровеннее была Мария Бережных, завмеждународным отделом Кардиоцентра:

— Если страна не может обойтись без ваших указаний, может быть, вам стоит выйти в фойе?

Александр Иванович мучительно покраснел и даже прикрыл глаза ладонью. Бугрова, не обращая внимания на презрительные взгляды «бомонда», вынула трубку сотового телефона, нажала кнопку:

— Ну?

— Он в Амстердаме.

— И что?

— Убирать?

— Разумеется!

Захлопнув крышку сотового телефона, сунула его небрежно в сумочку и стала продолжать делать вид, что слушает музыку.

Тем временем в тысяче километров от «Дома Васильчиковых», в центре шумной Гааги, в старинном замке графов голландских Бинненхофе несостоявшийся российский предприниматель, долларовый миллионер Олегов делал вид, что наслаждается живописью.

Ему особенно не было нужды кого-то вводить в заблуждение относительно своих художественных пристрастий. Просто человек, слишком уж равнодушный к окружающим его красотам, мог вызвать подозрение.

А Олегов был в том состоянии, когда ему не хотелось, чтобы даже малейшее подозрение пало на его рано начавшую лысеть молодую гениальную, как он считал, голову. Ему ужасно хотелось быть как все.

А все, естественно, с восхищением рассматривали прелестные интерьеры простого и величественного дворца Маурицхёйс, выстроенного в 1633 — 1644 годах для принца Иоганна-Морица Нассау-Зигенского, одного из родственников Штатгальтера. Имя архитектора Питера Поста, как и имя планировщика дворца Якоба ван Кампена, ничего не говорило Олегову, и он пропустил имена мимо ушей. Глаз же его невольно задержался на изысканном интерьере Рыцарского зала. Услышав за спиной шорох, настороженно обернулся. Но нет, это был какой-то толстый старик швед с такой же монументальной женой, прошаркавший мимо него в музейных шлепанцах и что- то по дороге выговаривавший супруге на своем гортанно-тягучем языке. Наверное, ругал за то, что притащила его в этот замок вместо того, чтобы сидеть на Ратушной площади и пить пиво.