Алексей Смирнов - Пограничная крепость

• Название: Пограничная крепость
• Автор: Алексей Смирнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Аль-Кахаль расслабил гладкую мускулатуру внутренних органов, обычно не поддающуюся контролю, и одновременно напряг скелетные мышцы. Затвердев снаружи, внутри он был мягок и тягуч, тем самым символически отождествляясь с яйцом в скорлупе. Затем Аль-Кахаль выделил силы, руководящие тварными объектами воли, и отделил ветер от огня, а землю - от воды. Легочный металл висел над воображаемым крестом элементов подобно занесенному мечу. Глаза лежащего широко раскрылись: невидящие, обесцвеченные настолько, что зрачки почти полностью сливались с белками. Грудь вздымалась все медленнее и медленнее; вскоре Аль-Кахаль перестал дышать совсем. К нему начали слетаться пылинки, привлеченные электростатическим полем, за ними потянулись мелкие насекомые - последние были буквально вытянуты из тайных нор и щелей; администрация гостиницы никак не могла бы предположить, что в чистеньком, вылизанном здании скрывается такая пропасть домашних муравьев, плебейской моли, сочных мух и пикантных, волнующих воображение кровавых клопиков.

Но даже в состоянии полной отрешенности от земного, находясь в местах, которые будто и рядом, но куда не долететь не то что за световой год - за световую эпоху, Аль-Кахаль не прекращал нащупывать Спящего. Аромат разложения, сопутствовавший нынешнему - последнему, как рассчитывал Аль-Кахаль, Сновидцу, таял с каждой секундой. Он чувствовал, что снова опаздывает. Вязкие нити проклятого Сна опутывали по рукам и ногам, мешали развернуться. С самого начала Аль-Кахалю отчаянно не везло. Сперва пустырь, когда вмешался и все испортил Старый Светоч со своими подручными громилами. Потом засада у престарелого родителя Спящего: от нее до сих пор не поступило никаких известий. Наконец, очарованный доктор тоже молчал. Молчал и его телефон: все шло к тому, что, если учесть тающий привкус безумия, субъект определенно находился в клинике, захваченный противной стороной. Мысль Аль-Кахаля, несмотря на глубокую медитацию, не прекращала работы ни на миг. Людей у него маловато. Пойти самому? Или сделать дело руками раболепного генерала, который ни в чем не мог возразить Аль-Кахалю после того, как скоротал с ним приятный вечер в одном из отделений пригородной бани? Конечно, самому - и Аль-Кахаль скривился, переспорив себя в очевидно неравном споре. Но еще чуть-чуть. Начатое должно доводиться до конца дисциплина. Аль-Кахаль, облепленный мухами и пылью, перекатился, все так же не дыша, на живот, расслабил скелетную мускулатуру, а гладкую, внутреннюю, довел до спазма. Скорлупа треснула, содержимое яйца поползло наружу. В комнате полыхнуло синим, и все насекомые мгновенно сгорели в волшебном пламени.

Освободившись от оболочки, Аль-Кахаль легко вскочил, решив отложить на вечер дублирующее упражнение. Этим он ни в чем не нарушал режим, поскольку практика ментальной двойственности могла осуществляться не чаще двух раз в трое суток. Сутки шли вторые, и один эпизод уже был записан в актив.

Машинально, повинуясь привычке, Аль-Кахаль попытался установить с подчиненными бесконтактную связь. Конечно, ничего не получилось; то, что местные привыкли величать телепатией, работало во Сне чрезвычайно плохо. Телефон - другое дело, Аль-Кахаль вынул трубу и набрал номер засады, сидевшей в квартире Будтова-старшего. Ему ответило старческое дребезжание, говоривший был до того пьян, что даже посылая звонившего на хер, перепутал порядок слов и выстроил фразу в обратном порядке.

Потемнев лицом, Аль-Кахаль позвонил Старому Светочу.

- Говорите, - велел он, не представляясь.

- Ищут, - торопливо ответили в трубке. - Детушек ищут. Де-Двоенко.

- Это все? - подозрительно спросил Аль-Кахаль, так как почувствовал, что дедуля не договаривает.

- Господин Аль-Кахаль, - прошептал дедуля после короткой заминки. - Мне было знамение - от человечка моего, агентурного. Ну, крота, кротика. Он утверждает, что среди нас находится Ревизор.

- Что? - Аль-Кахаль стиснул трубу.

- Да, да, - лопотал дедуля. - Приехал Ревизор. Давно. Все время был тут. Видать, мы близко подобрались. Пока ничего не делает, не вмешивается. Приехал инкогнито и наблюдает.

- Кто же он?

- Никто не знает. Кто угодно. Кротик нашуршал, что известно лишь, что это один из участников. Господин Аль-Кахаль! - голос дедули задрожал. - Вы только не подумайте на меня! Я вам верой и правдой...

- Что вы трясетесь, - пробормотал Аль-Кахаль. - Даже если и вы, так тем более, чего вам бояться. Бояться нужно другого - двурушничества...

- Клянусь! Клянусь! - плакал дедуля.

Аль-Кахаль, не слушая дальше, отключился. Впервые за долгое время он был всерьез озабочен.

Часть вторая

Но служат ли объекты, известные индивидууму лишь в качестве представлений (...) явлениями воли (...) - вот в чем (...) истинный смысл вопроса о реальности внешнего мира. Отрицательный ответ на этот вопрос составляет сущность теоретического эгоизма (...) Как серьезное убеждение его можно найти только в доме сумасшедших (...) Мы будем рассматривать [ его ] как маленькую пограничную крепость, которую, правда, никогда нельзя взять, но и гарнизон которой никогда зато не может выйти наружу и которую поэтому можно смело обойти и без всякого опасения оставить в тылу.

Артур Шопенгауэр. "Мир как воля и представление"

Глава 1

Лагерь, в который доставили Будтова и Дашу Капюшонову, находился в секретном лесу, в полутора часах езды от города. Там было все, что положено тайной учебной базе: колючая проволока, пулеметная вышка, казарма, столовая, стрельбище, клуб, плац для гимнастических упражнений, зимний спортивный зал, административное здание и замаскированный склад. Правда, имелась одна особенность: все это было рассчитано на одного человека. В казарме стояла одинокая железная кровать, в столовой - столь же одинокие стул со столом; единственная винтовка торчала из того, что, при наличии у нее подружек, можно было бы назвать пирамидой. Одно очко в сортире, одна мишень на стрельбище, один турник, одна беговая дорожка. Казалось, что лагерь построен для подготовки диверсанта такой высокой пробы, что нет никакой нужды в каких-либо других диверсантах. Миру, чтобы взорваться, достаточно одного. А тому и одного мира мало.

Пришлось срочно устанавливать вторую кровать, для Даши, и прочие предметы тоже потребовалось удвоить - после неприятной, но неизбежной церемонии. Когда знакомый газик вкатил в гостеприимные ворота лагеря, Минус Первый приставил к Дашиной голове пистолет и предложил выбирать: либо в переработку, либо она останется с Захарией Фролычем и разделит с ним все тяготы суровой муштры. И даст присягу с подпиской о верности и неразглашении, плюс торжественное обещание. Коль скоро, волею обстоятельств, она втянулась в цепочку судьбоносных событий, отступать ей некуда. Слишком многое ей известно, слишком велика ставка в игре. Даша, не спрашивая о сущности переработки, выбрала тяготы. Она не могла поверить, что еще утром пряталась в подворотнях, пугая редких прохожих свекольным рылом и мечтая о разных сомнительных жидкостях. Она недовольно косилась на грязные тряпки, в которые была одета, и чувствовала, что в скором времени сменит наряд пусть не на шелк и вельвет, но хотя бы на добрые драп и ситчик. Свекольность исчезла: новое лицо Даши было гладким и чистым. Но изменения не ограничивались пропажей клейма, изменилось все: форма носа, линия рта, высота лба и рисунок ушных раковин. В глазах появилась краска, которой там не было отродясь. Изумленный язык то и дело прикасался к новым зубам жемчужным-сахарным, без единого дупла и пятнышка. Цвет лица менять не стали, посчитав это вопросом времени и общего оздоровления организма.

- Это, конечно, не радикальное решение, но для профанов сойдет, застенчиво сказал Минус Первый, довольный собой и раздутый от гордости. Теперь вас никто не узнает.

В самом деле: Дашу никто не узнал - во всяком случае, госбезопасность. Не узнали и Будтова. Когда их выводили из клиники, дотошный Дудин уже стоял на ступенях и препирался с охранником. Лейтенант внимательно взглянул на выходящих, но никого не признал. Будтов и Даша так и не поняли, какая беда прошла стороной, поскольку Захария Фролыч, занятый давеча мыслями о сетке, не запомнил въедливого гостя, а Даша вообще не знала его ни в лицо, ни за глаза. Будтов вел себя довольно натурально. В отличие от Даши, он прозевал богатое зеркало, что было в холле, и не увидел, в кого превратился.

Зато внутренне Захария Фролыч преобразился так, что не заметить этого было невозможно. Он сразу понял, что дело не обошлось без колдовства, ибо знал по многочисленным рассказам о принципиальном бессилии медицины перед глумливым ликом вожделения. Но на сей раз вожделение отправили в нокаут нет, не убили, как можно, однако пригасили с пониманием, толково. Принужденный к химическому вытрезвлению, Захария Фролыч в глубине души посмеивался над Минусами - столько, сколько вообще мог смеяться в сложившихся обстоятельствах. Шприцы да капельницы могли оздоровить его с тем же успехом, что "алка-зельцер". "В меня пускали пять торпед, - бывало, хвастался Будтов, поучая младую фиолетовую поросль. - Там есть момент, когда одна уже растворилась совсем, а вторая еще не начала, его надо сечь". Что конкретно пустили в него на сей раз, Захария Фролыч не помнил: космос есть космос.