Ульрика Кесслер - Ричард I Львиное Сердце

• Название: Ричард I Львиное Сердце
• Автор: Ульрика Кесслер
• Издательство: Харьков; Фолио; Ростов н/Д: Феникс, 1997. - 480 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 966-03-0170-7

Анализируя летописные источники, обширную историческую литературу, сопоставляя точки зрения, позиции, поступки участников описываемых событии, Ульрика Кесслер стремится раскрыть мотивы деяний Ричарда 1 Львиное Сердце (1157–1199). короля Англии с 1189 г, государственного деятеля военачальника, политика, дипломата, показать трагическую судьбу одного из самых могущественных властелинов своей эпохи Автору удалось заново воссоздать образ английского кораля, убрать из его биографии сложившиеся за столетия клише и стереотипы, устранить превратные толкования многих его поступков и ввести читателя в грозный и захватывающий мир европейского средневековья, рыцарства и крестовых походов.

---

Неупорядоченность быта, однако, резко контрастировала с его программой правления, нацеленной на установление в Англии и континентальных владениях мира и порядка и на упорядочение с помощью законов деятельности судебных, административных и финансовых органов. Введение в Англии суда присяжных и развитие системы государственного управления уже давно привлекло к нему внимание историков и обеспечило ему высокое место в ряду правителей.

Разговаривая с дворянством с позиции силы, с побежденными Генрих вел себя в высшей степени сдержанно, и поэтому нам неизвестно о каких-либо случаях чрезмерной жестокости с его стороны. Войну он не любил и искренне сокрушался об убитых. И, как свидетельствует Гиральд, был приветлив и терпелив с простым людом. Но известно и другое. Варварский лесной кодекс, предусматривавший за охоту в королевских лесных угодьях страшные увечья, не только оставался в силе, но был дополнен еще более жестокими статьями. Будучи свободным от предрассудков в положительном смысле, Генрих был чужд религиозного фанатизма и не позволял опекать себя святым отцам. Идеология крестовых походов была ему глубоко безразлична. В то время, когда на подвластных французскому королю территориях уже пылали костры инквизиции, он специальным указом запретил сожжение еретиков на своих землях. Если его характер кажется «современным», то во многом это связано с его маккиавелианским отношением к власти. Сила анжуйской монархии по сравнению с другими феодальными государствами того времени заключалась еще и в том, что Генрих, не утруждая себя следствием и судом, мог применять санкции per voluntatem[4], по своему усмотрению, и в часто применяемых конфискациях имущества нашел для себя на редкость эффективное средство исполнения своей воли. Таким образом, Генриха II никоим образом нельзя причислить к тем знатным преступникам, которых в изобилии породила эпоха Ренессанса. Хочется верить, что смерть Бекета не была им заранее спланирована, а представляла собой несчастный случай, вызванный вспышкой монаршего гнева и доведенный до трагического финала не в меру усердными подчиненными. Совращение властью — худший проступок, что становится осязаемым, разумеется, вследствие возможности необдуманно распоряжаться всеми. Действия per voluntatem[5] на подвластных Генриху территориях еще могли рассматриваться как королевская прерогатива, которой пользовались и Ричард, и Иоанн, причем последний явно не в меру, расплатой за что в политическом смысле и стала «Великая хартия вольностей». Но в семье он определенно перегибал палку. Его самодурство становилось настолько вопиющим, что для предотвращения негативных последствий уже недостаточно было королевско-отцовской власти: Генрих превратился в pater familias[6] в наихудшем смысле.

Его беззастенчивость, обратная сторона отсутствия предрассудков, являла собой неистощимый источник злокозненности и интриганства. Генрих напоминал настоящего Протея — не позволяя себя никому и ни в чем разубедить, он на все имел свое собственное мнение и был реалистом лишь постольку, поскольку находил в этом для себя или других пользу, оскорбляясь, однако, когда с ним обходились вероломно. Щедро вознаграждая добродетель, он, оставаясь прагматиком, тем не менее слабо в нее верил, не находя в ней внутренней динамики и формирующей личность силы. Так, сделав из Бекета архиепископа, из старшего сына — короля, а из Ричарда — герцога, он почувствовал себя обманутым в своих ожиданиях, когда те в своих новых функциях стали вести себя по отношению к нему независимо. Чувство реальности и знания человеческой природы сводились у него к отсутствию веры в наличие принципов у других. Будучи по отношению к своим сыновьям всегда тактиком и никогда не предоставляя им никаких гарантий, Генрих и сам их никогда не требовал. Но как настоящий тиран, облеченный неограниченной властью, он, должно быть, страдал от отсутствия подобных гарантий и испытывал постоянный страх перед ордой сыновей, подозревая их в намерениях лишить его власти и страстно желая избежать неизбежного. Это создавало атмосферу недоверия, которая не позволяла членам его семьи полностью реализовать свои возможности. Болезненное недоверие ко всем без исключения, столь же далекое по своей природе от реальности, как и слепая вера, — иррациональная, патологическая черта реалиста Генриха. А патологические черты характера в pater familias, как известно. часто становятся причиной семейных трагедий, в данном случае это в равной степени относилось и к создаваемому государству. Лишь очень поверхностный взгляд может не заметить рядом с тем конструктивным, что внес Генрих в создание своего государства, и то, что он сделал для его развала.

«Perversa natura» Генриха полностью объясняет его отношение к Ричарду. Рассматривать извращенность как определенный фактор позволяет его отношение к другим сыновьям, но истина представляется намного сложнее.

Летом 1187 года, когда анжуйская и французская армии стояли друг против друга в боевых порядках у Шатору в Берри, — хотя ни одна из сторон не желала этой битвы, — Филипп, как утверждает Гиральд, предъявил Ричарду полученное им от Генриха письмо, в котором тот предлагает Филиппу выдать за Иоанна свою сестру Алису, уже обрученную с Ричардом, и передать ему Аквитанию и Анжуйское герцогство. Даже если это событие, упоминание о котором мы находим только у Гиральда, не имело места в действительности, все же что-то сильно встревожило Ричарда он внезапно напал на Шиньон, захватил казну отца и вновь привел свои крепости в Аквитании в состояние боевой готовности. Как раз тогда была отложена коронация Иоанна на Ирландский престол, и тот был свободен для других дел. Уже на безрезультатной конференции в Ла-Ферте-Бернар в конце мая или начале июня 1189, в которой участвовали Генрих II, Филипп и Ричард, Генрих попытался добиться от Филиппа мира и предложил поженить Иоанна с Алисой, желая тем самым полностью удовлетворить Филиппа. Таким образом, Иоанн играл лишь определенную роль в решении Генрихом вопроса о престолонаследии в Англии. Спрашивается лишь какую? Определенно одно, из-за Аквитании или в связи c нею Генрих отказывался официально признать Ричарда наследником английского престола. Для понимания ситуации весьма существенно то, что Ричард не требовал от отца раздела власти, что отличало его от Генриха Младшего. Тот также не имел собственного независимого государства, хотя и был коронован. Ричард, напротив, хотел всего лишь определенности — чтобы старший сын и будущий престолонаследник еще при жизни отца поклялся «salva fidelitate patris sui»[7], то есть принес присягу барона, как того требовали обычаи времени.

Вопрос лишь в том, насколько серьезно воспринималась конкуренция Иоанна на английский престол и континентальные владения и не был ли Ричард чересчур настойчив, принуждая хитрого, но в последнее время подозрительно нерешительного в применении крутых мер воздействия отца принять окончательное решение. Во Франции у Иоанна не было никакой опоры. В 1187 году в Берри он даже воевал с Филиппом на стороне Ричарда, но от участия в конференциях 1188 — 1189 годов Генрих его отстранил, тогда как Ричард принимал в них активное участие; лишь однажды, летом 1188 года посылал его Генрих к Филиппу с неким посланием, тайная цель которого, однако, не была достигнута. Это должно означать, что в ту пору с Иоанном можно было не считаться, и даже богатый на выдумки Генрих не знал, как его использовать. Оценить Иоанна в роли будущего наследника Генриха можно по замечаниям, сделанным еще в одном источнике — сирвентах Бертрана де Борна. Бертран, который лично знал принцев Плантагенетов и был с ними дружен и который из врага со временем превратился в соратника Ричарда, довольно метко описывает распри восьмидесятых. Генрих Младший, Ричард и Готфрид — все они запечатлены трубадуром. Иоанн в песнях упоминается лишь дважды и то мимоходом, а именно, как «безземельный». В Аквитании он сам никогда не бывал и не имел там сторонников. Равным образом мы не находим и малейшего указания на то, что с аквитанской точки зрения и по имеющимся у Бертрана сведениям положение Ричарда как наследника английского престола ставилось под сомнение. На момент объявления им о своем участии в крестовом походе о Ричарде говорили как о господине, «который, будучи графом и герцогом, должен стать королем». При этом следует иметь в виду, что королевское назначение или лишение наследия не сводится лишь к передаче короны — короля должна признать правящая верхушка. И какой альтернативой блестящему и властному Ричарду для английской знати, которую слабый король мог лишить континентальных владений, был Иоанн?

И все же опасения Ричарда имели под собой почву. С поздней осени 1187 года в политической игре появляется новый фактор; Ричард объявляет о своем участии в крестовом походе и, в отличие от Генриха II и Филиппа, которые последовали его примеру лишь в январе следующего гада, относится к этому вполне серьезно. С того момента его давление на Генриха приобретает еще и некий рациональный оттенок: перед тем как отправиться в поход, он требует от отца определиться в отношении престолонаследования, однако тот отказывает ему, ссылаясь как на семейные, так и на политические соображения, но не с целью удержать его, что было бы вполне разумно, а чтобы вновь унизить. С этого момента Ричард действительно должен был опасаться, что в свое отсутствие будет лишен наследства. Присутствие Ричарда не давало Иоанну никаких шансов, его же отлучка в случае смерти Генриха II сделала бы Иоанна блестящей альтернативой — для Франции. Поэтому с 1187 года реальная опасность для Ричарда исходит не от его семьи, не со стороны отца или Иоанна, как личности, а от французского короля. В ходе лафертебернарской конференции тот выдвигает требование о том, чтобы Иоанн сопровождал его в крестовом походе, которое Генрих, естественно, отклоняет. Да иначе и быть не могло Ведь участвующего в крестовом походе сына можно было с полным основанием считать умершим и отправлять на войну обоих сыновей было непозволительно с точки зрения интересов государства Да и Франция не преминула бы воспользоваться ослаблением военной мощи Анжуйского герцогства. Учитывая сложившуюся ситуацию, можно смело утверждать, что ни Генрих, ни Филипп в действительности не собирались принимать участия в крестовом походе. Генриха освободила от обета смерть, а Филипп сумел свести к минимуму свое в нем участие. Принимая во внимание предшествовавшую политику Людовика VII и Филиппа, Анжуйская династия могла с полной уверенностью ожидать французской интервенции при первой же благоприятной возможности. И совершенно очевидно, что в глазах Филиппа Иоанн был привлекательнее Ричарда в качестве английского короля и главы династии. И почему бы ему тогда не взять сторону партии Иоанна, если бы тот образовал подобную партию во время отсутствия Ричарда?