Агилета - Святая с темным прошлым

• Название: Святая с темным прошлым
• Автор: Агилета
• Жанр: Историческая проза

«…Женщины в истории всегда в тени. Если и упадет на какую-нибудь из них отсвет известности, то следует оглядеться по сторонам в поисках мужчины, щедро озаряемого славой. <…>

Однако есть и те, чью роль в судьбе великого человека трудно описать привычными словами. Такой была Василиса Покровская. Кем приходилась она тому, кто озарил ее имя? Она подарила ему жизнь, не будучи его матерью. Она любила его, не став, однако, той, кого привычно именуют «любовница». Она была его спутницей, но спутницей «святой», как ее недоуменно величали. Однако к лику святых ее никто не причислял.

И наверняка можно сказать только одно – она была удивительной женщиной!..»

---

– А тебе к лицу – чисто мальчишка с косами! Может, отрезать их вовсе? Станешь парнем – и тревожиться не о чем.

– Как прикажете, ваше благородие, – с деланным смирением отвечала Василиса.

Тот расхохотался:

– Нет, не прикажу – ты мне женщиной нужна. И не смущайся: «Черна я, но прекрасна… Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня». Слыхала сие? Да, едва ли.

– Как не слыхать! – отвечала Василиса. – «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я – ему, он пасет между лилиями».

Офицер удивленно приподнял брови:

– Ого! Откуда же ты знаешь «Песнь песней» Соломонову?

Василиса пожала плечами:

– Я из духовного сословия; странно мне было бы Священного Писания не знать.

– Что ж, батюшка у тебя иерей?

– Был иереем. Помер.

– А мать?

– Еще того раньше.

Офицер смотрел на нее со все возрастающим интересом, но вопросов более не задавал.

Они сошли вниз. Рядом с чудным, золотисто-буланым офицерским жеребцом была привязана невысокая, мышастой масти лошадка. Офицер подбросил девушку в седло, и Василиса впервые со смущением испытала прикосновение его рук. Затем он помог ей разобрать поводья, пропуская их между пальцами, показал, как следует держать ноги при езде, и при этом все время касался ее тела, вызывая в ней трепет.

– Ну, с Богом! – произнес он, наконец, готовясь тронуться в путь.

Василиса оглянулась на пещерку со щемящим чувством, будто бы прощалась с близким другом. Мысленно поблагодарила за приют, пообещала когда-нибудь навестить. Трепетала душа в преддверии разлуки, как свеча во время крестного хода на Пасху, да только душу не заслонишь ладонью от ветра. Веяло на девушку новой жизнью, а задует та или не задует огонек в сердце, одному Богу известно.

Лошадь офицера переступала на месте, чувствуя нетерпение всадника.

– Не горюй, пустынница! – ободряюще сказал он. – Эта гора с места не сойдет, так что вернуться всегда успеешь. Если захочешь, конечно, – добавил он лукаво.

Василиса подняла на него глаза и со смятением осознала, что никуда она от этого человека податься не сможет. И что связана она с ним гораздо сильнее, чем связал бы ее закон и обычай. «О, если бы ты был мне брат, сосавший груди матери моей, тогда я, встретив тебя на улице, целовала бы тебя, и меня не осуждали бы».

Слаженно ступая, их лошади перешли вброд реку, возле которой все это время жила Василиса, поднялись по каменистой тропке, обогнули выступающий склон горы, и, увидев то, что им открылось, Василиса ахнула от неожиданности, непроизвольно натянув поводья.

Справа от них вздымалась волнами беспредельная водная гладь. Доходила она до самого горизонта и, наверняка, переливалась через него. Угрожающе темные, и не синие даже, а едва ли не черные водяные валы в белоснежных коронах с ревом накидывались на прибрежные валуны. До сих пор знакомая лишь со смехотворным супротив увиденного волнением на реке, Василиса в страхе все тянула и тянула на себя поводья, а лошадь ее, приседая, пятилась назад.

– Ты что же, – удивился офицер, – столько у моря прожила, а моря и не видела?

Василиса покачала головой. Ахтиарская бухта извилиста; лишь одной своей оконечностью подбирается она к монастырю Святого Климента, где в нее впадает Черная река, но и там буйная растительность на берегах и изгибы самой бухты не дают возможности увидеть истинного лица моря. Все это время девушка считала, что там, куда спускается на закате солнце, всего лишь сильнее разливается река.

Офицер решительно взялся за повод ее лошади своей рукой.

– Да не бойся ты, дщерь Иерусалимская! В море не упадешь.

Василиса вскинула на него глаза: было у нее такое чувство, словно именно в объятия моря, прекрасные, но сокрушительные, и суждено ей попасть, реши она отправиться дальше. Хотелось что-то сказать, но слова не шли на язык.

Офицер тем временем тронулся вперед, и лошадь Василисы послушно зашагала вслед за его конем. Неловко с непривычки качаясь в седле, Василиса и не пыталась править: ее мышастой кобылке и так было известно, куда нести всадницу.

– Называть-то мне вас как, ваше благородие? – через какое-то время отважилась спросить она.

– Михайла Ларионович. А тебя как: Василиса Прекрасная или Премудрая? Или как старицу – матушка Василиса?

– Какая уж я теперь старица, – опустила девушка глаза, – просто Василиса.

– «Просто Василиса»? – с легкой улыбкой переспросил офицер. – А сама-то не проста! Ну да это и к лучшему – в том, что просто, интереса нет.

– Что ж во мне непростого? – с искренним удивлением осведомилась девушка.

– Что? – расхохотался офицер. – Да все от начала и до конца! Как загадку, тебя разгадывать изволь!

Василиса молчала, продолжая дивиться тому, что Михайла Ларионович нашел в ней загадочного. Разве ж есть в женщинах хоть какая-нибудь загадка? Или тянет их к любимому, или бросает прочь от нелюбимого, вот и вся их «таинственность»! Но оповещать об этом офицера она почему-то не захотела.

Ехали они теперь бок о бок. Набирало силу солнце, исступленно кидалось на камни море, впереди уже вырисовывалось селение Ахтиар, где стоял русский гарнизон. Василиса судорожно сжимала повод, мысленно внушая себе, что: «Ничего, ничего, все образуется!» – и знала наперед, что этого не будет.

«Он ввел меня в дом пира, – вились в голове дерзкие слова, – и знамя его надо мною – любовь».

* * *

И принадлежала России Таврида в ту пору, и не принадлежала.

Еще за два года до описываемых событий, в июне 1771 г. сорокавосьмитысячная русская армия под командованием князя Долгорукова совершила то, о чем будет тщетно мечтать Гитлер в июне 1941 г.: за две недели, устроив самый настоящий блицкриг, разгромила превосходившие турецко-татарские силы и заняла все ключевые крепости на Крымском полуострове. Столицу Бахчисарай – в центре и Арабат – на севере, Гезлев[5], Балаклаву и Ахтиар – на западе, Судак, Ялту, Кафу[6] – на юге, и, главное, порты Еникале и Керчь, преграждавшие доступ в Азовское море, – на востоке. Теряя Крым, само название которого означает «крепостной вал», Турция лишалась огромной зависимой территории (фактически провинции) и отличного плацдарма для набегов на южные области России, откуда и в XVIII веке вывозили чрезвычайно прибыльный товар – славянских рабов. Говоря современным языком, геополитическим интересам Оттоманской Порты был нанесен колоссальный ущерб.

1 ноября 1772 года, за два с небольшим месяца до того, как погиб отец Филарет и начались приключения Василисы, с новым крымским ханом, российским ставленником, Сахиб Гиреем, был подписан договор, по которому Крым объявлялся независимым ханством под покровительством России. В покоренных крымских городах оставили русские гарнизоны, однако, основная часть войск была выведена за пределы Тавриды на запад – к устью Днепра. Этим государыня Екатерина демонстрировала местному населению, что наступили мир и благоденствие под эгидой государства Российского.

Впрочем, демонстрация мира длилась ненадолго. Уже в марте 1773 г., когда Василиса находилась на пути в Тавриду, Екатерина с беспокойством писала князю Долгорукову, заклиная его: «…не допустите до отнятия у вас Крымского полуострова…» Князь снова ввел в Тавриду войска, но решающую роль в удержании Крыма сыграл флот. Эскадра адмирала Сенявина курсировала вдоль всего крымского побережья, препятствуя многочисленным попыткам турок высадить десант. В итоге Россия, хоть и отчаянно балансируя, но удерживалась в Тавриде. И к середине октября 1773 г, когда Василиса вслед за Михайлой Ларионовичем покинула монастырь святого Климента, наступило относительное затишье.

Итак, победа? Императрица предпочитала считать, что да. Но солдаты, оставшиеся охранять завоеванные рубежи, ежечасно чувствовали, что здешняя земля им так и не покорилась и ведет себя как девица, насильно выданная замуж, но покамест отлучающая супруга от положенных ему радостей. Чужие дали открываются взору, чужие смуглолицые люди с прямыми, как стрелы волосами и изогнутыми, точно натянутый лук, губами глядят исподлобья. Чужой воздух да чужая вода несут болезни, и, хоть не ведется уж в Тавриде военных действий, выходят солдаты один за другим из строя и попадают в лазарет, ослабевая могущество стоящей за ними державы.

А в лазарете один-единственный врач сбился с ног, пытаясь обиходить всех, кто нуждается в его помощи, но претерпевая в том неудачу за неудачей. Выделяемые ему в помощь по жребию солдаты кашеварят и выполняют всякие черные работы, но где бы взять постоянного помощника, чтобы передать ему часть своих знаний и тем облегчить себе труд? Медсестры в то время отсутствовали в армии как класс, и несчастному лекарю не приходилось даже мечтать о том, чтобы иметь под своим началом расторопную женщину, которая возьмет на себя часть его обязанностей с тем, чтобы вместе, слаженными усилиями выставили они смерть за дверь лазарета.