Николай Оганесов - Мальчик на качелях

• Название: Мальчик на качелях
• Автор: Николай Оганесов
• Издательство: Издательство «Правда»
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 1980

Детективная повесть «Мальчик на качелях» входит в цикл произведений Николая Оганесова, объединенных главным героем – следователем Скаргиным.

...В своем доме на улице Доватора найден мертвым профессор Вышемирский. Судебно-медицинский эксперт выносит заключение: Вышемирский скончался от сердечного приступа.

Следователь Скаргин, которому обстоятельства смерти профессора кажутся подозрительными, принимает дело к производству...

---

– Вы могли передать записку профессору или оставить в почтовом ящике.

– Дядя предупредил, чтобы я отдала конверт Юрию в руки и без ответа не возвращалась.

– Долго вам пришлось ждать?

– Нет. Минут десять. Я увидела, как он вышел из автобуса, зашла в дом следом за ним. Отдала конверт. Он прочел записку, стал ругаться, сказал, что я с дядей из одной шайки, а я, честное слово, не знала даже, в чем дело. Понятия не имела, какие у них с Олегом Станиславовичем дела...

Рита продолжала уверять меня в своей кристальной честности. Ничего удивительного в этом не было, но ей надо было дать выговориться. «Вот, – думал я тем временем, – дождался. Сейчас все станет ясным и понятным». Но, видно, снова поспешил. Ясным стало далеко не все.

– Он оставил меня в своей комнате, а сам, не сказав ни слова, ушел. По-моему, он был выпивши. – Елецкая говорила то очень быстро, то вдруг останавливалась, словно заново переживала свои ощущения четырехдневной давности. Чувствовалось, что я первый, кому она рассказывает эту историю. – Я не могла понять, в чем дело. Вижу, на кровати валяется распечатанный конверт и рядом дядина записка. Я, конечно, прочитала. Дословно не помню, но смысл был такой: если Юрий не сдержит своего слова и не отдаст то, что обещал, он, дядя, сообщит обо всем в милицию. Я вышла в прихожую и услышала голоса. Они доносились из комнаты Юриного отца. Мне стало любопытно...

– О чем они говорили?

– На пленке все должно быть записано, – ответила Рита. – Я тогда ничего не расслышала. Отец Юры заметил меня. Я растерялась и спросила Юру, сколько мне его ждать. Он ответил грубостью, и я сразу вернулась в комнату, но перед этим успела увидеть, что рядом с окном стоит магнитофон.

– Как вы догадались, что он работает в режиме записи?

– Горел зеленый глазок. Я хорошо знаю эту марку, у нас в ресторане такой же.

– Вы вернулись в комнату Юрия, и что дальше?

– Минут через пять – десять он пришел. Сунул мне в руки пачку денег и сказал: «Здесь ровно пять тысяч. Передай своему дяде, что мы в расчете. Пусть оставит меня в покое. А теперь убирайся, я не хочу тебя видеть». Он вытолкнул меня из комнаты и закрыл дверь. – Рита потянула носом, собираясь расплакаться. – Я поняла, что влипла в какую-то грязную историю. Родной дядя втравил, спасибо ему. Пять тысяч не шутка, такие деньги ни за что не платят. Я не святая, конечно, но и не преступница какая-то, мне себя спасать надо было...

– Почему вы сразу не ушли?

– Деньги хотела вернуть. А кому я могла их отдать? Юрка заперся у себя и не открывал. Тогда я решила отдать его отцу. Вошла в комнату, и вот тут... тут... – Елецкая всхлипнула и промокнула краем носового платка уголки глаз. – Он был мертвый. Я чуть не заорала от ужаса, бросилась бежать, а потом... потом вернулась и забрала кассету с пленкой.

Я не стал спрашивать, зачем она это сделала. И так было понятно: защитный рефлекс сработал раньше, чем она осознала все последствия своего поступка. Вряд ли она сразу сообразила что к чему: запись беседы отца и сына Вышемирских – лучшее доказательство ее непричастности к смерти профессора. Это произошло потом. Должно быть, все эти дни Рита хранила пленку как зеницу ока. Сама она кассету, безусловно, не отдала бы, но достаточно было намека на то, что проверяется ее алиби, как она поняла: это тот самый случай, когда надо играть в открытую.

Краем глаза я посмотрел на план, составленный три дня назад. В графе «выполнено» стояли сплошные галочки, а вот чувства удовлетворения не было. Не было и ощущения, что дело закончено...

5

Как обычно, Сотниченко выбрал для звонка самый подходящий момент. Он связался со мной около четырех дня, за секунду до того, как я, прихватив кассету с пленкой, собрался спускаться вниз, где в машине меня ждал Костя.

– Алло! Владимир Николаевич! Все в полном порядке! – То ли телефон исправили, то ли он звонил из другой будки: слышимость была отличная. – Из-за вас я испортил с экспертами отношения...

Он прикрыл трубку рукой, и мне не осталось ничего другого, как, набравшись терпения, ждать.

– Безобразие! С человеком не дадут поговорить, – раздался возмущенный басок инспектора. – Алло! Владимир Николаевич, я звоню из автомата на конечной. Здесь снова собралась очередь...

Всякому терпению есть предел. Я не выдержал:

– Ты скажешь наконец в чем дело?

– Я о заключении, – мгновенно выдал он. – Оно уже готово. Не заключение, бомба! Мне ехать в отдел или ждать вас?

– Оставайся. Через полтора-два часа мы подъедем.

Я опустил трубку и пошел вниз. Надо было спешить: самым важным сейчас было время, его оставалось катастрофически мало.

Минут через пятнадцать мы въезжали в один из микрорайонов города. Девяти- и четырнадцатиэтажные корпуса издали были похожи на аккуратно выполненный макет из мастерской архитектора, только травы и деревьев на макетах, пожалуй, бывает чуть больше. Мы промчались мимо «Универсама», стоявшего на центральной площади микрорайона, свернули раз, потом еще и оказались на улице Космической – так гласила табличка, прибитая к фасаду крайнего дома. Это была не совсем обычная улица – улица с домами по одной стороне. По другую расстилалась голая степь. Здесь проходила граница города. И судя по скоплению строительной техники, временная граница.

Нужный дом оказался семнадцатиэтажной «свечкой». Прямо через дорогу все было белым от полевых ромашек. Вид подъезда и снаружи и внутри красноречиво говорил о том, что дом заселен недавно. Лифт еще не работал, стены пахли краской. На втором этаже, куда мы поднялись, в углах оставались кучки строительного мусора.

Позвонили – и сразу открылась дверь соседней квартиры. Оттуда, как чертенок из табакерки, вынырнула средних лет женщина и внимательно, не мигая, осмотрела нас с ног до головы. Я догадался, что это тот самый источник информации, которым в среду воспользовался Сотниченко.

– Звоните дольше, – посоветовала женщина. – Оля дома, она готовится к экзаменам.

«Вот это осведомленность, – подумал я. – Что же будет лет через пять, когда она обживется здесь?» Эта мысль не помешала мне воспользоваться советом и позвонить понастойчивей.

Дверь девятой квартиры открылась, и сразу закрылась дверь соседней. Мы представились девушке, одетой в цветастый халатик.

– Оля, – назвала она себя и проводила нас в просторную, оклеенную полосатыми обоями комнату, усадила на стулья и села сама.

– Вы, наверное, по тому нее делу? Позавчера я говорила с вашим товарищем.

– А я понял так, что говорил больше он, а вы предпочли отмалчиваться.

Ответ Верещак прозвучал почти как признание своей вины:

– Я неважно себя чувствовала и голова болела, так что могла что-нибудь напутать, вы уж извините.

Что ж, инициатива была в наших руках. Оставалось этим воспользоваться.

– Юра передавал вам привет, – сказал я.

На щеках девушки мгновенно вспыхнул румянец.

– Вы видели его? – Она произнесла всего три слова, но их хватило, чтобы понять ее отношение к Вышемирскому: так внезапно кровь отхлынула от ее лица. – Он арестован?

– Нет. Он звонил вам на работу.

– Когда?

– Сегодня утром.

– Откуда он звонил?

На этот вопрос я не ответил. В конце концов кто из нас следователь: я или она? Словно угадав мои мысли, Оля не стала настаивать на ответе.

– Я понимаю, вы ждете от меня откровенности, – сказала она. – Даже не знаю, как быть. Мы договорились... Я не могу подвести человека, которого люблю.

Сложная ситуация. Я не знаю, как поступил бы на ее месте. Надо было убедить Олю, что ее откровенность в любом случае выгодней для Юрия, чем ложь.

– Хорошо, я помогу вам. Нам известно, где он находится. – Я протянул девушке свою раскрытую записную книжку. – Читайте.

По выражению ее глаз я понял, что Оле знаком и адрес и телефон. Запись подействовала на нее, как пароль, по которому узнают своих.

– Я отдам вам то, что оставил Юра. Но прежде... прежде вы должны знать все, что о нем знаю я.

Она откинула назад свои длинные волнистые волосы, и я совсем некстати подумал, что Сотниченко был, пожалуй, неправ, когда сказал, что Оля – девушка из «домашних». Она умела постоять не только за себя.

– Так будет справедливо, ведь он доверяет мне потому, что я ему верю. – Она повернулась вполоборота к окну. – Давно, еще до нашего знакомства, с Юрой произошла какая-то неприятная история. Какая – он скрывал, говорил только, что скоро избавится от своего долга. Я спрашивала, может быть, нужны деньги? Он отвечал, что деньги ни при чем и что скоро он мне все расскажет. Я была уверена, что речь шла не о преступлении.

– Почему? – поинтересовался я.

– Да потому, что не способен он на преступление. Он мог оступиться, совершить проступок... Характер у него капризный, действия не всегда последовательны, сегодня он может утверждать одно, завтра – другое. В нем будто борются два разных человека. То он кажется наивным, беззащитным. То вдруг становился циничным, скрытным, жестоким. В такие минуты я терялась, не могла понять, какому Юрию мне верить... – Она перевела дыхание. – Видите, я от вас ничего не скрываю, но, верьте мне, он скорее жертва, чем преступник. Если моего слова вам мало, я могу сказать, что говорил мне профессор, его отец.