Юрий Скоп - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Юрий Скоп
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00526-6

В книгу «Избранное» лауреата Государственной премии РСФСР Юрия Скопа включены лучшие повести писателя — «Имя… Отчество… Бич», «Волчья дробь. Гаденыш», «Роман со стрельбой» и «Со стороны». Книга раздумий «Открытки с тропы» представлена несколькими новеллами. Это размышления о человеческих судьбах, о сложностях творческой личности, собственной жизни и работе. Четыре новеллы этого раздела предваряют роман «Факты минувшего дня», поднимающий нравственные проблемы нашего общества.

---

В матовом, зыбком свете мелькали лица, руки, ноги. Студеникин оказался на самом верху и блаженно гоготал, сидя на чьей-то спине.

— Алик, а Алик! — безнадежно звала его капризным голосом Люба.

— Чего?! — отозвался наконец Студеникин.

— Я замерзла. Холодно.

— А ты иди сюда! Жарко будет… — Куча мала расползлась под Студеникиным, и он исчез в хохочущем, орущем клубке…

Зато потом, уже в бассейне, поблескивающем чистеньким кафелем и свежей покраской, началось такое… что женская половина компании так и зашлась от смеха.

Силой раздели долговязого, брыкающегося Гимова. Раскачали за руки и за ноги под могучий хор-рев:

— И-и за борт ее бросает… В набежавшую волну! — швырнули в желтых кальсонах в теплую, ласковую воду…

Гимов плавал и кричал стонущим от хохота женщинам:

— Да отвернитесь вы! Мне же вылезти надо.

Затем был дан старт. На тумбочки влезли Студеникин, Тучин, Конусов и Беспятый. Командовал ими в где-то уже обнаруженный мегафон Шаганский. Для начала он сообщил возраст, вес, рост каждого. Заставил всех подравнять трусы под плавки Студеникина. Сообщил, что победитель заплыва будет награжден бутылкой шампанского, и рявкнул:

— Арш!

Мужчины кто как бухнулись в воду. Вскипели белые буруны… Некоторое время все плыли ровно — никто не мог никого обогнать. Плечистый, мощный Студеникин явно работал на публику, накатывая пенистым баттерфляем. Плотный, лысый Беспятый ухал, вымахивая из воды почти по пояс, — саженками. Сухой, жилистый Тучин ввинчивался вертким, послушным телу кролем.

А метров за десять до противоположной стенки вперед совсем непредвиденно вырвался Конусов, плывший на спине. Сперва отлепился на корпус от остальных, затем еще дальше.

— Слабаки… — выдохнул Конусов проигравшим. — Это вам… не руки… выламывать. Тут соображать треба.

Беспятый, с заросшей щетиной грудью, смахнул с лица воду, крякнул и подмигнул Тучину:

— Задается, мерзавец. Макнем?

— Макнем.

Они кинулись ловить заместителя по производству. Загнали его в угол бассейна, стали топить с гамом и плеском…

С борта бассейна махал руками Горохов и визгливо уговаривал:

— Потихонечку, потихонечку, товарищи!.. Без шума.

Конусов отбивался как мог.

— А-ага! — орал Беспятый. — Попался! На тебе! На!..

Конусов только отплевывался, успевая заглатывать воздух, и мячиком уходил в воду.

Студеникин в возне участие не принимал: устало висел на пробковом канате, разделяющем дорожки. Выдохся на своем пижонском баттерфляе…

В этот момент внимание некупающихся переключилось на Гимова. Он, длинный, тощий, с выпирающим брюшком и обвисшими желтыми кальсонами, натянул на себя спасательный круг, подхватил под руки, справа и слева, закатывающихся от хохота жен Студеникина и Клыбина и изображал «маленьких лебедей».

Тучин подплыл к Студеникину. Тот широко и ненужно улыбнулся. Тучин внимательно изучил улыбку и с презрительным ударением на последнем слове спросил:

— Сияешь… Алик?

— Поди, тоже рад?

— Вот завтра улетишь — порадуюсь…

— Чему, если не секрет?

— Воздуху чистому.

Студеникин макнул лицо в воду, фыркнул:

— Все грубишь, Паша… А между прочим, благодарить бы меня должен. Я с Нижнего — ты в начальники сразу. Я в Москву — ты в квартиру мою. Трехкомнатную… Цени.

— Ба-аль-шое спасибо…

— Да не за что. Живи. Пользуйся… Кстати, знаешь, — Студеникин перешел было уже и совсем на приятельский тон. — Мы с Любой решили вам всю мебель оставить и холодильник. Он хоть и старый, но тянет будь здоров.

Тучин оглянулся. Их никто не слушал. Беспятый к Конусов вытирались, сидя к ним спинами на стартовых тумбочках.

— Ну вот что, Студеникин, — сказал Тучин, придвинувшись вплотную. — Не хотел я… Да скажу. Надо.

— Скажи, скажи, Павел Степанович, — заиграл голосом Студеникин. — Весь внимание…

Тучин сузил глаза, будто прицелился, и нервно шевельнул мокрыми усами.

— Сука ты.

Студеникин переменился в лице, оттолкнулся от троса и лениво поплыл вдоль стенки бассейна. Потом оглянулся и, деланно улыбаясь, крикнул:

— Переночевать-то уж сегодня позволь, а? Билеты у нас на завтра…

…За темными стеклами ныла, срываясь на щенячий визг, метель. В пустом туалете Гаврилов размашисто водил по кабинным стенкам кистью. Краски не жалел, и она подтекала. Когда все было кончено, обвел прищуром работу и неожиданно зло дернул за цепку. Обрушилась вода…

А еще в эту ночь далеко от Полярска в горах сошла лавина. Что столкнуло снега, что заставило их вдруг припомнить в себе неизбывную радость полета — не узнает никто… Тишина ли, что за ночь набухла безмерной, морозной тяжестью в узком и остром ущелье? Или белая спица сгоревшей звезды так кольнула скалу на вершине, что она содрогнулась?.. Только вот как случилось — поотстала вдруг разом от шершавого днища отрожья снеговая попона. Невесомо зависла на долю мгновенья в студеном покое и — бесшумно пока еще — кинулась вниз, поджигая горячим скольжением сумрак… Стала зеркалом скорость — и в нем отпечаталось ясное, звездное небо. Тонкий сточенный месяц помчался на спине у лавины. А потом, отставая намного, и возник среди ночи тяжкий, медленный гул…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕНЬ

За входными, сплошного стекла, дверями комбинатовского управления шел сильный, без ветра снег. В струистой, нитяной беспрерывности его было что-то неправдашнее, театральное. Снег падал на город еще с ночи, и набирающий силу апрельский день смотрелся в чистые стекла бело и пустынно.

Священник возник в хлопьепаде неожиданно и резко; черное, за колени, пальто и ниже — подол черной рясы… Взявшись за ручки, задержался, поглядел на громадный наружный термометр, а после и вошел внутрь. Сразу же снял с головы папаху темного мелкого каракуля, встряхнул ею и зорко, молодо осмотрелся. Направился было к лестнице…

Пожилая вахтерша в вохровской униформе — по животу широкий ремень, отягченный наганной кобурой, — приспустила малость газету, за которой ей только что сладко дремалось, и бдительно зыркнула поверх очков.

— Батюшка!

Священник степенно обернулся на звук. Вахтерша, роняя газету, нелегко встала со стула, держась за поясницу. Он, отступив на шаг, как бы припомнил что-то и осенил ее мелким, скорым знамением. При этом у него, вероятно, вышла какая-то неточность в жесте, и вахтерша, приметив ее, покосилась на священника совсем удивленно.

Он гмыкнул и, чтобы замять неловкость, обошел вахтершу, гибко нагнулся, поднимая с пола «Пионерскую правду». Сдержанным баритоном спросил:

— Скажи-ка, дочь моя, где тут у вас располагается начальство?

— Директор, батюшка?

— Директор.

— Наверху дак. Тама-ка. — Она показала рукой на потолок. — Только нету его сейчас. Совсем нету… Приболели оне нынче. Сердцем устали дак. Еще прошлый месяц в Москве, в командировку поехал, а тама-ка их и схватило. Прямо, сказывают, на улице и упал дак, господи… Вот как оно было-то. А заместо их теперь, за Иван Андреича, головой всему Алексей Егорьевич Кряквин. Он-та тут главный инженер…

— Кряквин Алексей Егорович… — как-то странно повторил священник.

— Оне, оне, — закивала, оправляя толстую шаль, вахтерша. — Приветной мужчина. Завсегда спросит: дак ну, как ты тут, Акимовна?.. Только тебе к ему, батюшка, обождать придется. Совещание у его. Явочная диспетчерская. Полным-полно к нему набежало-наехало…

— Подождем, — вздохнул священник и расстегнул пальто.

Вахтерша услужливо, пользуясь моментом, — вокруг никого не было, — приняла одежду.

— У меня побудет. Ты не думай. У нас тут люди хорошие. А сам иди, иди наверх. Тама-ка и приемная. Отдохнешь в креслах.

Священник огладил усы и бороду, светлую, вьющуюся, подошел к ближайшей на стене диаграмме и проинформировался — какой прирост урожая может дать земля, если внести в нее фосфатные удобрения, выжатые из одной тонны апатитового концентрата…

Кряквин решительно вскинул руку, требуя внимания, и со стуком бросил ладонь на зеленое сукно длинного, узкого стола:

— Родные, стой! Тире неугомонный. Погодите, погодите… Сегодня-то уж нам вроде бы сам бог ругаться не велел. Ты присядь, присядь, Егор Павлович, — кивнул он насуровленному Беспятому. — Успеем, нагавкаемся. Девять месяцев, три квартала, куча декад. Все, как говорится, впереди… По-моему, так стоит поберечь вокальные данные, а?

Беспятый только шевельнул белесыми бровями и сел.

— Не знаю уж — радоваться или нет, но покуда-то мы с планом. Хотя почему бы и не порадоваться?.. Это, знаете ли, как в футболе… Монетку вверх — и держись за сердце. Орел — значит, ты победил. На другую сторону — адью! — можно и в жилетку поплакать. А работали ведь, ей-богу, неплохо. Неплохо работали, товарищи! — Кряквин улыбчиво, сквозь прищур оглядел собравшихся…