Юрий Скоп - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Юрий Скоп
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00526-6

В книгу «Избранное» лауреата Государственной премии РСФСР Юрия Скопа включены лучшие повести писателя — «Имя… Отчество… Бич», «Волчья дробь. Гаденыш», «Роман со стрельбой» и «Со стороны». Книга раздумий «Открытки с тропы» представлена несколькими новеллами. Это размышления о человеческих судьбах, о сложностях творческой личности, собственной жизни и работе. Четыре новеллы этого раздела предваряют роман «Факты минувшего дня», поднимающий нравственные проблемы нашего общества.

---

А теперь — пожалуйста — знакомьтесь: человека, ради которого мне еще раз довелось побывать в заполярном горняцком городе Кировске, зовут Георгий Александрович Голованов. Он — с 23-го года рождения. Воевал. Артиллеристом. Командовал батареей. Он — Герой Социалистического Труда. Доктор технических наук. Депутат Верховного Совета. Он — Генеральный директор знаменитейшего на весь белый свет горно-обогатительного ордена Ленина объединения «Апатит». Он возглавляет многотысячный коллектив этого объединения уже 17 лет. И он — тот самый человек, воля и власть которого уже смогли задержать на целых десять лет выход «Фактов минувшего дня». Он — это рассказывают кировские очевидцы — был предельно огорчен и расстроен фактом выхода в свет романа «Техника безопасности». Ну, а далее пойдут и вообще поразительные вещи!..

Например, в городской, чрезвычайно скромной по формату кировской газете появился разносный — в пух и в прах — разбор моего сочинения площадью чуть ли не в половину всего номера этой газеты… Затем удивительно и странно исчезли из книжных магазинов Кировска поступившие в них экземпляры романа; причем кировчане не без удивления отметили, что эти и без того малочисленные экземпляры тиража разом унесли не то семь, не то восемь человек. По всей видимости, из-за какой-то неизъяснимой любви к «Технике безопасности» каждый из них приобрел по нескольку десятков книжек враз… Затем директор «Апатита» антарктически холодно принял первых посланцев киностудии «Мосфильм», что приехали договариваться о будущих съемках. Он лично отказал им во всем и потребовал киносценарий. Получив, категорически забраковал его, хотя сценарий этот, пройдя за два года работы над ним сквозь достаточно тщательно откалиброванные сита сценарных коллегий и худсоветов «Мосфильма», уже был одобрен Госкино СССР и поставлен на Государственный заказ… Тогда директор написал крайне жесткое критическое письмо в адрес председателя Госкино СССР, в котором напористо доказывал неверность и нежизненность многих и многих позиций сценария… Затем директора уговаривали разрешить приехать в Кировск съемочной группе разом два министра — химической промышленности и кино, а он — Георгий Александрович Голованов, — упираясь и упорствуя, все твердил и твердил всем, что «от него (а это одна из его козырных, так сказать, и оттого удивительнейших претензий к роману и сценарию) жена не уходила» и что «у него в объединении рабочие со второго этажа из женского общежития не выпрыгивают…».

В общем, наверное, хватит. Удивлений. Хотя если откровенно, то перечень их еще далеко не исчерпан… Но как бы там ни было, а фильм-то — про факты минувшего дня — все-таки снимается, и вот прямо сейчас в заполярном горняцком городе Кировске оживают какие-то дорогие для меня эпизоды, и вроде бы самое время тихо сказать про себя: да господь с Вами, Георгий Александрович… Все это так, ерунда какая-то. Переживем. Ну, мало ли чего и с кем не случается на житейских, а тем более творческих-то перекрестках?.. Вот Вам, например, не захотелось походить на литературного директора литературного комбината. Правильно, наверно. Прототипы не хотят походить на своих романных двойников-героев. Людям вообще свойственно не хотеть походить на самих себя. Ведь наиболее нетерпимые-то недостатки в других — это недостатки, совпадающие с нашими. А тут какой-то литературный директор по фамилии Михеев… Да он ведь только внешне сходен с Вами. Не больше. В остальном-то он, конечно, и действует, а главное — думает нетипично и совсем даже не так, как Вы. Факт. Да и разве нынешние руководители предприятий могут себе позволить вот так обнаженно и резко разговаривать с министрами, как это делают герои из «Техники безопасности» и этих «Фактов минувшего дня»?.. Разве нынешние руководители предприятий так выступают на Всесоюзных активах? Нет же, конечно. Да Вы мне покажите, пожалуйста, такого директора, который бы начал свое деловое выступление с высокой трибуны сразу же с наболевшего, рвущегося из души и, следовательно, мешающего общему делу. И не припрятывал бы это наболевшее, горькое, но необходимое под толстенной прослойкой перечислений хорошего и очень хорошего, но не актуального в данный момент… Во-он даже и здесь, в гостеприимнейшем Харькове, встретившем нас, литераторов, хлебом и солью, руководители области прежде всего щедро и концентрированно напитали нас положительнейшей информацией. Вот это — типично и — общепринято. Что же относительно любовницы, которую посещает в романе и сценарии директор, то это Вас, Георгий Александрович, и вообще не касается. Ваша-то личная жизнь — безусловно моральна. Так что Михеев этот, из этой противной Вам «Техники безопасности», ну по крайней мере — просто придуманный и… нереальный тип.

И только дойдя до вот этого места в своих размышлениях о реальном директоре объединения «Апатит», я вдруг вспомнил однажды впечатавшийся мне в память факт, которым я и открою последний раздел этого выступления.

Тревоги. Москва. Мертвый переулок. Уже неподвижный Николай Островский ждет приговора своей литературной работе под названием «Как закалялась сталь», отправленной на суд в «Молодую гвардию»… Им уже пережита утрата в каких-то почтовых неразберихах того времени одной рукописи. Им пережита потеря в каких-то и вообще необъяснимых издательских несуразностях в Ленинграде — другой. Эта — третья, доставленная наконец-то по адресу, — последняя.

И вот он — издательский приговор. Из «Молодой гвардии» Николаю Островскому ответили:

«Повесть забракована — по причине нереальности выведенных в ней типов».

Вот так… Тот, кто ответил тогда Николаю Островскому, почему-то усомнился в реальности, — я подчеркиваю это понятие, — в реальности Павки Корчагина… Тони… Жухрая. И это тогда-то, когда страна отошла от 17-го года всего лишь на тринадцать лет?! Только и остается, что развести руками и только потом прямодушно спросить: так каков же он был — тот, кого тогда так смутила беззаветная вера в Правду Павла Корчагина?.. Типичен или нетипичен для того времени? Сам!.. И вот тут я предлагаю совместно подумать над следующим: мы достаточно хорошо вроде бы усвоили методологическую формулу насчет «типических характеров в типических обстоятельствах». Но давайте представим себе, что я, как автор, скажем, будущего «производственного» романа, опишу или, вернее, спишу своего Генерального директора какого-то объединения — с Георгия Александровича Голованова, Генерального директора объединения «Апатит», приняв его, так сказать, за эталон типичного характера современного руководителя современного производства, и тщательно рассмотрю этот характер во всех типических обстоятельствах, то есть обстоятельствах, в которых хотел бы себя увидеть уважаемый Георгий Александрович… По всем-то ведь внешним, так сказать, параметрам: званиям, общественным нагрузкам и регалиям он подходит вроде для этого. И следовательно, будет вести себя в подобном романе строго по протоколам, правилам, инструкциям, субординациям и тому подобным регламентам. Уж он-то, такой герой, дозированно четко проявит себя в сомнительных и бессомнительных ситуациях. Явится к читателю во всем своем положительном блеске. И — что? — будет реальным типом? Я полагаю — навряд ли… Литературу с таким вот героем можно будет использовать только по назначению врача — вместо снотворного или, простите, рвотного… Типичный же герой — это мое глубочайшее убеждение — сперва всегда нетипичен. Потому как он вызревает в сфере сокровенного, ожидаемого народом. И чем точнее сумеет настроить себя писатель на волну этого сокровенного, социального ожидания — тем нетипичнее, а значит, типичнее создаст характер.

Здесь, конечно же, нельзя забывать и о таких принципиально важных моментах, какими являются взаимная ответственность литературы и жизни и вины их друг за друга. Замечательнейший советский критик Михаил Михайлович Бахтин предельно четко сформулировал свою мысль по этому поводу, сказав, что

«поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его жизненных вопросов».

И еще одно — аналогичное и давно не дающее мне покоя соображение академика Дмитрия Сергеевича Лихачева. Вдумайтесь, пожалуйста:

«…Красота является как новое в пределах старого. Абсолютно новое «не узнается». И соотношение нового и старого все время меняется. С увеличением гибкости и «интеллигентности» эстетического сознания доля нового становится все больше, доля старого уменьшается и отступает. Но абсолютно новое не может все же существовать: оно не узнается».

Я понимаю душевную озабоченность молодой харьковской поэтессы, которая вчера в разговоре со мной не без грусти заметила, что не раз уже слышала от людей, покидающих помещение, где только что закончился вечер поэзии, что они — это же надо! — хорошо отдохнули!.. Так и представился некий читатель моего, скажем, романа, что, выключая свет, говорит, позевывая, своей супруге: «Слышь, вот почитал романчик и… здорово отдохнул. Рекомендую…»