Юрий Скоп - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Юрий Скоп
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00526-6

В книгу «Избранное» лауреата Государственной премии РСФСР Юрия Скопа включены лучшие повести писателя — «Имя… Отчество… Бич», «Волчья дробь. Гаденыш», «Роман со стрельбой» и «Со стороны». Книга раздумий «Открытки с тропы» представлена несколькими новеллами. Это размышления о человеческих судьбах, о сложностях творческой личности, собственной жизни и работе. Четыре новеллы этого раздела предваряют роман «Факты минувшего дня», поднимающий нравственные проблемы нашего общества.

---

Встала перед Марией прощальная та пристань, от которой должен был вот-вот отойти на войну второй пароход. Гармонь звенела в толчее. Военком чего-то кричал в трубу. Бабы ревели. Пацанва путалась под ногами. Мария протиснулась к Федору, что уже собирался взойти на трап. Молча потянула его за рукав. Он, занятый своим, недовольно обернулся.

— Федор…

— А-а, Мария! — улыбнулся ей Федор. — Провожать кого пришла? Хорошо провожай нашенских… Будь здорова!

— Федор… Я тебе чего сказать хочу…

Он опустился с трапа и с трудом выбрался из толпы вместе с ней.

— Што тебе? Говори.

— А вот што… Если вернешься, а Полина тебя не дождется… Тогда можно к тебе?..

Он широко раскрыл глаза, а через мгновение обнял ее и рассмеялся прямо в лицо.

— Можно, Мария! Тогда все будет можно! Только, постой, чего-то я не пойму… Ты об чем?

— Люб ты мне… — Она вырвалась и сразу же растворилась в толпе.

Пароход загудел длинно и густо.

Она, кажется, а может, ей это только показалось, слышала еще голос Федора, что звал ее:

— Мария! Мари-и-ия!

Сколько с того прошло…

Федор открыл глаза, распрямился, потер ладонью обметанное рыжей щетиной лицо.

— Садитесь, Федор Николаевич, чай пить.

— Угу, — промычал он, сильно втянув в себя воздух. — Чай, говоришь? Мария… А я малость того… Ты не забижайся только… Мы с Афанасием Кругловым малость того… Он меня… проиллистрировался, говорит… По части положения между народов… Три дня, говорит, тразистор слушал… А меня… Меня предателем обозвал… Да я тоже… Не забуду.

— Чай-то простынет.

— Чай-то простынет… — закивал Федор и, качнувшись, поднялся с лавки. — Горячий…

— А вы подуйте, подуйте…

— Знаешь, Мария, я не хочу чаю-то… Спать ты меня определи куда…

— Счас я, счас, — подхватилась Мария. Она исчезла в горнице.

— А ты што же, одна? Мужик-то где?

— Одна теперь… Дочка в райцентр уехала, на продавца учиться стала. Продавцом в сельпе будет. Большая уж Нюрка-то. Самостоятельная. На продавца выучится и у нас в сельпе торговать станет. Вы ее не знаете, наверное?

— Как же…

— Знаете?

Федор не ответил. Он уронил голову на столешницу и снова дремал.

Мария тихонько подошла к нему и растолкала.

— Пойдемте, Федор Николаевич. Я вам койку раскрыла. Там проспитесь…

— Да, да…

Она довела его до койки и усадила. Подумав немного, стала стаскивать сапоги и постепенно раздела совсем. Потом аккуратно опрокинула Федора на подушки и занесла ноги в белых, порванных на правом колене подштанниках. Накрыла одеялом. Через минуту Федор захрапел, а она еще долго сидела в кухоньке и украдкой, как будто от кого-то, снимала концом платка ползущие по щекам слезы…

Под утро уже, когда чуть заметно засинели промороженные окна, Мария оторвалась от стола, возле которого просидела всю ночь, разделась и осторожно, боясь разбудить Федора, просунулась между ним и стенкой, неслышно положила ему на грудь руку и враз заснула…

…Привиделся ей старый баркас, набитый подымахинскими девками, и полдень, искрящийся водяными бликами… Визг, гам. Лодка с парнями, среди которых был Федор, догнала баркас, и парни начали раскачивать его. Вот он накренился, черпнул воды и опрокинулся. Девки в разноцветных сарафанах горохом посыпались в реку. Федор наклонился из лодки над ней, поймал за косу и закричал, разгоряченный, азартный:

— Теперь не утонешь!.. Я теперь тебя на буксир взял!

Он потянул ее за волосы, и Мария засмеялась, забила по воде руками… и проснулась.

— Мария… Мария! — теребил ее Федор. — Ты чего это? Смеешься… Проснись!..

Она открыла глаза и тут же стыдливо снова закрыла их.

— Это как же так получилось? — откашливаясь и восстанавливая тем осевший голос, спросил Федор. — Это как же мы с тобой-то… А? Слушай, неужели это я все по пьянке?

Мария, не давая договорить ему, притянула его к себе. Федор напрягся, зажмурился, поддался на мгновение, но тут же высвободился и сел, тяжело дыша.

— Да вы што, бабы? Сдурели?. Ни хрена не пойму… Я где? И откуда ты взялась? Мария… — Он пожал плечами. — Я в своем уме-то?.. Али сошел с разума…

Мария, тоже привстав, опять обхватила его за шею и уложила рядом с собой.

— В уме, в уме ты, — задышала она ему в ухо. — И меня уж… прости…

— За што?

— Ну, за это…

— За што?! — закричал вдруг Федор. — Значит, промеж нас было чего?!

— А ты испугался? — тихо спросила Мария. — Тебе было плохо разве?

Федор сник.

— Может, закурить хочешь? Я тебе папироски под подушку подсунула. Там и спички… — Она достала мятую пачку.

Федор закурил и на первой же затяжке раскашлялся гулким мокрым кашлем.

— Ну и што теперь будет?! — повернулся он к Марии.

— Не знаю…

— Дак как же ты не знаешь-то? А делаешь…

— Все так…

— Што все так?

Мария не ответила. Лицо ее сейчас горело давним, почти совсем забытым девичьим стыдом. Мария лежала рядом с Федором, неожиданно похорошевшая, просветленная.

— Ну, чего ты молчишь? — подтолкнул ее плечом Федор. — Об чем ты молчишь-то?

— Да вот… упомнилось… Как я к тебе в порту тогда приставала… Ты-то помнишь ли?

— Нашла время чего вспоминать…

— Почему?

— Так… Што было, то сплыло… Сколь ведь лет-то прошло?..

— А я все помню, Федор. Ничего не истерлось… И как был ты мне люб, так и остался…

Мария перевернулась лицом вниз и завздрагивала плечами в тихом, душащем ее плаче.

— Мария… Мария… — оторопел Федор. Только сейчас он полностью пришел в себя и только сейчас услышал горячее тепло ее тела, что вплотную касалось его. Он тут же ощутил в себе неожиданное резкое желание. Оно медленно переливалось откуда-то снизу, подступая к груди. Федор попытался внутренним усилием спугнуть его, но оно не послушалось и продолжало расти и расти. Тогда Федор резко повернул Марию к себе, на мгновение лишь увидел ее широко раскрытые, остановленные ожиданием глаза и прижался к Марии в неподдающемся больше ему порыве…

За окнами стоял чистый, набело замороженный день. Река, туго спеленутая ледоставом, лежала за окнами, исписанная полозьями саней. Деревенская ребятня звенела на скате, барахтаясь в снегу. Дальние оснеженные сосняки четко рисовались за синими сугробными луговинами. Одинокая черная ворона косо летела с того берега на этот. Федор видел за окном и Марию, что ладно и сильно управлялась вилами возле стайки. В белом ошалке и распахнувшейся шубейке она была все-таки хороша. Лицо ее зарумянил мороз, иней осел на широких, все еще черных и густых бровях. Мария задавала корове сено и что-то неслышно говорила ей одними губами. И стройность в ней еще сохранилась, особая бабья стать, и не портила ее шубейка, да и сапоги, грубые, мужицкие, под самые коленки, тоже не мешали проглядыванью этой последней, быть может, стати.

Федор невольно любовался Марией, а потом так же невольно вспомнил Полину. Махонькая, худенькая, она стояла перед ним, намного уступая ему в росте, и видел Федор в платьевом разрезе ее уставшую кожу, провисшие груди, неясный контур оплывших бедер, высоко заполнявшийся подол и полноватые ноги в самодельных вязаных чулках и пересохших за ночь латаных-перелатаных ичигах…

Хлопнула дверь, и еще с порога спросила с улыбкой в голосе Мария:

— Подглядываешь? И чего углядел?..

Он виновато повернул голову.

— Собрался уже… Уходить мне пора. Дела здесь есть, да в райцентр потом…

— Опять пешком пойдешь?

— Ага. Я к ходьбе привыкший, да и по дороге есть об чем думать…

— Это об чем же?

— Об разном… Я вот тебя спросить желаю…

— Спрашивай… — Мария подошла к нему. — Жду…

— Кланька-то не растреплется?

— А-а… боишься… Да нет… Я ей язык быстро укорочу. Еще чего сказать хочешь?

— Дак ить вот ить… Вроде все.

— Тогда я тебя спрошу об одном… Только ты мне по правде ответь, ладно?

— Ладно.

— У тебя с Полиной когда… чего было?

— А што?

— Да так… интересно… Васька-то от кого был… покойный?

— От Ефима…

— Правду говоришь?

— Правду. Ефимов это сын был.

Мария обняла Федора, прислонилась к его груди. От нее пахло холодом, сеном, коровьим навозом.

— Прости меня, Федор… Прости…

— За што, Мария?

— Понимаешь… тогда… я эту напраслину против тебя с Полиной пустила…

Федор оторопел.

— Ты?!

— Я, Федор… Люб ты мне был страшно… Прости меня…

— Да ты знаешь кто? — враз освирепел Федор. — Да ты же эта… Как ты могла такое, а?

Мария устало присела на табурет.

— Не знаю… Так вышло…

И тогда Федор рывком переместился к двери, сорвал с гвоздя куртку, пнул ногой дверь, вышел было, но остановился и в клубящемся парном воздухе прокричал: