Юрий Скоп - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Юрий Скоп
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-280-00526-6

В книгу «Избранное» лауреата Государственной премии РСФСР Юрия Скопа включены лучшие повести писателя — «Имя… Отчество… Бич», «Волчья дробь. Гаденыш», «Роман со стрельбой» и «Со стороны». Книга раздумий «Открытки с тропы» представлена несколькими новеллами. Это размышления о человеческих судьбах, о сложностях творческой личности, собственной жизни и работе. Четыре новеллы этого раздела предваряют роман «Факты минувшего дня», поднимающий нравственные проблемы нашего общества.

---

— Значит, ура? — улыбнулась Вера Владимировна.

— Значит, караул, — сказал ей Михеев. — Кряквинский анализ показывает, и это с абсолютной достоверностью, что из-за катастрофического уменьшения пятиокиси фосфора в исходной руде дефицит концентрата к следующему году по комбинату составит почти пять миллионов тонн.

— И что же?

Михеев как-то растерянно посмотрел на Веру Владимировну и развел руками:

— Как что?.. Хорошенькое дельце… Мы посадим комбинат в лужу. Вот что!.. Мы не в состоянии будем дать требуемые от нас миллионы тонн концентрата! Вы это понимаете?.. Мы будем банкротами, мелкими брехунами — вот что!.. А дальше считайте — тут высшей математики не потребуется, можно и пальчиками обойтись… — Михеев побагровел. — Из одной тонны нашего концентрата выходит две тонны суперфосфата. Этого вот так вот достаточно, — он полоснул себя по горлу ладонью, — чтобы подкормить шесть, а то и восемь гектаров землицы! Соображаете?.. А потом получить с нее — до-пол-ни-тельно! — либо три тонны отборной пшенички — это раз! Либо шестнадцать тонн картошечки — это два! Либо двадцать тонн сахарной свеклы — это три! Либо две тонны хлопка… А?

Он порывисто шагнул к столу, схватил бутылку и плеснул из нее, проливая на скатерть, в рюмку коньяк. Жадно глотнул…

Вера Владимировна видела, как дрожит его рука, и тоже невольно почувствовала, что волнуется. Закурила и, выждав паузу, тихо спросила:

— Так как же быть, Иван Андреевич?

Михеев круто развернулся в ее сторону, уловив в этом вопросе теплую, сочувственную интонацию. Устало улыбнулся, покачал головой и вдруг заговорил шепотом:

— А так… Орать надо, Вера Владимировна… Благим магом орать! Пока не поздно. Комбинату необходимо сейчас сделать два, три шага назад. Плюнуть на престиж и победы, черт подери! Надо немедленно и честно признаться, что мы зарвались, что струна наша вот-вот лопнет… Нам сейчас как воздух требуется мощная финансовая инъекция, новая проектно-сметная документация, оборудование… Разве я не знаю, что подземные рудники давно уже плачут по новой технологии выпуска руды? Знаю… И Кряквин для меня в этом смысле не пророк. Мы же безбожно отстали с объемами вскрышных работ, рвали, что поближе лежит, что пожирнее… А реконструкция фабрик?.. А развитие железнодорожного комплекса?.. Надо, надо, понимаете, отступать… Или… отсиживаться на внешне благополучных уровнях, а потом… сматывать потихонечку удочки с комбината. Победителей-то ведь судить не принято. На победу все спишется. Пускай другие потом повертятся, порасхлебывают… Или — или… — Михеев на мгновение замолчал, а затем неожиданно спросил: — Вы когда-нибудь, Вера Владимировна, ходили босиком по рельсам?

Она удивилась.

— Вроде не приходилось. А что?

— Во-от… хорошая, я вам скажу, штука… Где-нибудь в степи. Под солнышком… Земля вокруг в травах, в жаворонках… Только долго все равно не пройдешь — обязательно оскользнешься на рельсе… — с грустью закончил Михеев.

— Я… не понимаю вас, Иван Андреевич, — сказала Вера Владимировна. — К чему вы об этом?

Он подошел к ней. Сел рядом.

— Устал я. Дьявольски устал… Никому об этом никогда не говорил, а вот теперь говорю… Что-то сломалось во мне. Не знаю… Надоело все… Сорогин ведь умный мужик, все понимает… Может быть, действительно стоит в отставку, а, Вера Владимировна?

Она с силой выдохнула сигаретный дым, искоса взглянув на Михеева… Взяла у него из руки измятый хлеб, понюхала…

— А как же быть с ним?

Он не ответил. Скривился только…

— Ну что ж… Давайте-ка спать, товарищ директор. Я, между прочим, тоже устала. Не возражаете, если я постелю вам в той комнате?

Вера Владимировна поднялась, опершись о плечо Михеева, дошла до двери и остановилась.

— Знаете, о чем я сейчас думала, слушая вас?

— Не знаю, — покачал головой Михеев.

— А вот о чем… Я смотрела на вас и думала — господи, сколько же таких, как вы, в эту ночь объяснялось, изливало душу вот так же страстно и откровенно, как вы… перед женами, перед женщинами вроде меня… на кухнях, в постелях, за столами с вином и кефиром… Сколько?

Михеев, ссутулившись, слушал, не поднимая головы.

— Молчите… А на трибуне-то у вас все хорошо получается… Любо-дорого… Послушаешь, так и нет никаких проблем. Одни мелочишки, недоработочки… Тошно все это, Михеев… — она махнула рукой и вышла.

Уже из прихожей донеслось до Михеева:

— Тоже мне, комиссар собственной безопасности…

Кряквин измаялся. Время сделалось тягучим и бессмысленным. Он подряд издымил две папиросы, исчертил ногтем скатерть перед собой, пересчитал по головам всех мужчин и женщин, сидящих в зале, перемножил их на количество столиков, возвел эту цифру в квадрат, в куб, разделил на сто двадцать франков, но Ани все не появлялась. Противно и надоедливо прокручивалась в нем одна и та же мелодийка с дурацкими словами про жареного цыпленка. Кряквин тряс головой, силясь прогнать ее из себя, а мелодийка назойливо и неотлипчиво все лезла и лезла в уши, нашептывая: «Цыпленок жареный, цыпленок пареный, цыпленок тоже хочет жить… Его поймали, арестовали, велели пачпорт показать… Пачпорта нету, гони монету, монеты нету — валяй в тюрьму…»

Кряквин начинал злиться. «Твари… — безадресно костерил он кого-то. — Ну… твою так! Досижусь ведь, до дожидаюсь… Еще не хватало, чтобы наши улетели без меня… Тогда уж привет, не отмоешься… Не-ет, надо с этим кончать. Кончать!.. Сейчас встану и пойду… Вот хоть чтоб меня!.. Найду эту чернявую с фонарем и объясню ей по-человечески. Мол, так и так. Они же, елкина мать, тоже люди. Должны понимать… Ну мало ли с кем не бывает… Не нарочно же я сюда залетел. Так вышло… в конце концов, верну я им эти поганые франки. Адрес ихний возьму…» Но другой голос тут же ехидно подначивал Кряквина: «Да-да-да-да-да… Нашел понимателей. Пуркуа па? Понял? И кес-кесе-кесе… Деньги — товар — деньги. Гони монету и гуляй хоть куда. А нету денег — сиди… Разберемся, разберемся, что ты за птица… Из СССР? О-ля-ля, голубчик. Прекрасно. Коммунист? Тем более… Без денег-то, месье Кряквин, это вам раньше других должно быть известно, шампанское будете пить бесплатно при коммунизме. Да-а… А у нас пока еще продолжается высшая стадия. Империализм то есть… Так что извольте платить по счету. Что же это вы так бумажку измяли?.. У нас, простите, бесплатно только в тюрягу отвозят. Вот такие пироги… Так что мы сейчас все зафотографируем маленько на память, а завтра утречком подарим вместе с газеткой… Не возражаете? Мы напишем в ней скромно… Такими ме-е-еленькими буковками… К примеру, вот так… Заголовок: «Жадность фрайера сгубила» — а? Неплохо, не правда ли?.. А ниже: «Вчера один советский инженер-большевик А. Е. Кряквин решил на дармовщинку кутнуть на бульваре Клиши. Но — номер не прошел. Его поймали, арестовали, велели пачпорт показать…»

— Тьфу ты, неладная! — сплюнул в сердцах Кряквин. Сдернул с запястья браслет с хронометром и уставился на циферблат. Буратинный нос секундной стрелки бесшумно скользил по кругу. Кряквин ненужно и натуго подвел завод. «И эта тоже… — подумал он нехорошо об Ани, — лярва… Тили-тили… Трали-вали… в душу еще, главное, лезет. Землячка… Сидит где-нибудь сейчас и ржет как кобыла. Довольная, как же, дурачка, мол, российского облапошила… У-у…»

Кряквин настолько реально представил себе хохочущую Ани в окружении таких же, как она, девиц, что даже закрыл ладонями уши и зажмурился. «Вот стыдобища-то…»

— Алексей… С вами что — плохо? — донеслось до него откуда-то.

Он опустил руки и обернулся всем корпусом. Перед ним стояла Ани, но совсем не такая теперь. Была она сейчас в тонком ворсистом свитере белого-белого цвета, столбик воротника под самый подбородок, в узкой черной юбке и блестящих высоких сапогах на толстой подошве.

Видимо, на лице его так искренне отразилось изумление, что Ани рассмеялась:

— Что такое?.. Не узнали?..

— Не узнал… — обрадованно сказал Кряквин. — Я уж грешным делом подумал — все… Ушла, думаю. Хорошо как вам все это… — Он взмахнул ладонью.

— Вам нравится? — просто и открыто спросила она, усаживаясь за стол.

— Ну… то ли дело… Картинка!

— О-о… Картинка… — повторила Ани. — Я рада…

— Да-а… хорошо… — сказал Кряквин, не зная, о чем говорить дальше. Посмотрел на часы.

— Надо идти? — спросила серьезно Ани.

— Да уж, если по правде, то надо… Как бы не опоздать мне…

— Тогда надо идти… — Ани гибко встала.

— А-а… — Хотел было спросить о расчете Кряквин, но не спросил, подумав, что это произойдет на выходе, там, и медленно встал тоже. Положил папиросы и бумажку с расчетом в карман.

Ани невесомо взяла его под руку и повела между столиками к темному переходу. У Кряквина инстинктивно сжались кулаки, мелькнуло почему-то — сейчас начнется…