Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое

• Название: Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое
• Автор: Борис Лавренёв
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: О войне
• Год: 1983

В том включены три романа Б. А. Лавренева: «Крушение республики Итль» (1925), «Буйная жизнь» (1926), «Синее и белое» (1933).

---

Машинист, присевший на уголь, вдруг тихо спросил капитана:

— Вы, товарищ, не из красных будете?

Капитан обернулся к нему.

— А вы? — ответил он вопросом.

— Так я ж ваш, только мобилизовали меня, вот и вожу эту сволочь из-за семьи, чтоб семью не трогали.

Руки человека с револьвером мгновенно освободили кисти машиниста от пут и крепко обняли его.

— Чудесно, товарищ! Ступай к управлению!

Поезд прогрохотал по стрелке. Машинист дал контрпар, и паровоз остановился против крошечного станционного домика. На перроне стояло несколько вооруженных людей.

— Товарищ Гаркавенко! — крикнул знакомый голос с паровоза.

— Я, товарищ Твердовский! — отозвался командир эскадрона, кинувшись вперед.

— Где твои люди? — спросил Твердовский, спрыгивая на перрон.

— А здесь, за разъездом.

— Мигом!.. Окружай поезд! В секунду!

Гаркавенко бросился на станцию, и через минуту со всех сторон бежали кавалеристы, окружая поезд. Твердовский пошел вдоль вагонов.

— Открывай двери! Выходи! — командовал он. — Стройся вдоль поезда!

Заслышав голос строгого капитана, солдаты мигом высыпались из вагонов и стали вдоль них. Послышалась команда Пчелина: «Смирно!»

Затем его сильный голос откуда-то из темноты сказал:

— Солдаты доброармии! Вы находитесь в плену у красных. Не шевелитесь и не пытайтесь сопротивляться во избежание напрасного кровопролития! Вы окружены. Но вы обманутые люди и многие из вас принуждены силой служить врагам рабоче-крестьянской власти. Мы с радостью примем в свою среду тех из вас, кто пожелает этого…

При последнем слове на перроне вспыхнули смоляные факелы и осветили фигуру Твердовского, кавалеристов, державших винтовки на изготовку, и понурые ряды солдат с бронепоезда.

— Кто хочет переходить к нам, кто с нами хочет драться за общее дело трудящихся всего мира… два шага вперед!

Минутное молчание и в полной тишине вся шеренга сделала два шага.

— Отлично, — сказал Твердовский, — я так и думал. Комендор Галкин, откройте боевую рубку и выпустите господ офицеров!

Освещенные факелами, спустились на землю пятеро офицеров, растерянные, понурившиеся, щуря глаза от света. Твердовский подошел к ним.

— Ну что же, господа офицеры, вы надумали? — спросил он. — Подтверждаю, что всем подчинившимся мне будет сохранена жизнь и должности.

Минутное молчание. Затем из кучки офицеров послышался взволнованный голос поручика Кораблева:

— Я не знаю… Я чужд вашим убеждениям, но ваше великолепное мужество и храбрость заставляют меня, гражданин Твердовский, сказать, что служить под вашим начальством я счел бы честью. Я к вашим услугам!

— И я… и я… — раздались два голоса, из которых один принадлежал прапорщику Веткину, а другой подпоручику Корниловичу.

— А вы? — спросил Твердовский остальных двух.

— Нет! — ответили оба чуть слышно.

— Взять их, — сказал Твердовский Гаркавенко, — вывести за разъезд до поста и отпустить. Пусть кланяются генералу Слонову.

Через десять минут поезд несся на всех парах и, пролетев через час, несмотря на сигналы остановки, конечную станцию белых, бурей умчался в расположение красных.

Глава двадцать третья СТРАННЫЙ ПАЦИЕНТ

Разбитые белые армии катились к морю. С каждым днем освобождались из-под помещичье-генеральской пяты все новые и новые пространства трудовой земли, политой потом и кровью бойцов. Но за спиной победоносных армий советской страны вставала новая угроза. То там, то тут вспыхивали восстания кулаков, поднимаемые и поддерживаемые агентами белых. По разоренным губерниям бродили бандитские шайки зеленых, составившиеся из дезертиров обеих сторон и уголовного элемента. С ними завязалась новая упорная и кровопролитная борьба.

* * *

В кабинете члена реввоенсовета армии сидели у стола, заваленного бумагами, два человека.

— Вы неправы, товарищ Твердовский, — сказал один из них, поднимаясь, — это не мелочь. Это очень серьезный противник. Может быть, даже серьезнее белых. С белыми на этот раз покончено, они больше не оправятся, и мы добьем их остатки и без вас.

Второй из разговаривающих, Твердовский, покачал головой.

— Смотрите, вам виднее. Наделает вам еще Врангель хлопот. А если сейчас на него обвалиться лихим рейдом, от него в две недели ни пуху, ни пера не останется. А вы меня на каких-то несчастных бандитов гоните.

Член реввоенсовета улыбнулся.

— Я понимаю, что вам обидно после Слонова драться с зеленым Симоновым. Но я повторяю вам, что это очень серьезный противник. Восстанием охвачена вся губерния. Предпосылки удачны для повстанцев. Сильно пересеченная местность, масса мелких, но густых древесных порослей и болота, делающие их неуловимыми. Вспомните вашу собственную практику, когда вы командовали лесными братьями. С маленькой дружиной вы ввергли в панику даже петербургские власти и были неуловимы. То же и здесь. Итак…

— Ладно! Согласен, — сказал Твердовский, хлопая по протянутой руке члена реввоенсовета, — только я с ними не буду столько возиться, как со мной возились в оны дни. Две недели сроку — и конец.

— Желаю успеха, — сказал член реввоенсовета.

Вскоре среди зеленых разнеслись вести, что против них двинута конная дивизия Твердовского. Эффект одного этого известия был поразителен. Шайки зеленых, бродившие по болотам, стали рассыпаться и рассасываться.

Главарь зеленых, бывший эсер Симонов, сначала растерялся, но решил привести свои отряды в повиновение суровыми мерами. Он начал расстреливать бегущих и сжигать села дезертиров. Это остановило бегство, и вскоре зеленые, видя, что никакой опасности еще нет и что дивизии Твердовского нигде не удалось обнаружить, успокоились и продолжали свои разрушительные налеты на села и местечки, срывая продовольственную и советскую работу и безжалостно расправляясь с захваченными работниками.

Обнаглевший Симонов даже прислал в губисполком угрожающее письмо, в котором требовал убрать дивизию Твердовского из губернии, предупреждая, что в случае отказа он сожжет город и перережет всех большевиков.

Но, хотя Твердовский и получил пересланное ему губисполкомом письмо бандита с просьбой о принятии решительных мер, дивизия по-прежнему стояла на отдыхе и никуда не двигалась.

Окончательно обнаглевшие зеленые ворвались ночью в уездный город, перебили несколько десятков человек, сожгли продовольственные склады и разрушили электрическую станцию и водопровод.

Симонов открыто хвастал, что скоро он сам явится в гости к Твердовскому и повесит его на городской каланче.

Но Твердовский по-прежнему молчал. Он даже уехал из города повидаться с женой и сыном, которых не видел два года, и передал командование дивизией на время своего отъезда Володе.

Прослышавшие об этом зеленые издевались:

— Поехал, краснопузый, у бабы храбрости набираться. С нами биться кишка тонка!

Но спустя десять дней Твердовский, веселый и загорелый, появился в штабе дивизии, радостно встреченный Володей.

— Здравствуй, Иван! Ну, как съездил? Как Тоня? Как малыш? — любовно расспрашивал он Твердовского, оставшись с ним наедине в штабе.

Твердовский молча положил руки ему на плечи.

— Дурень ты, Володя! Ты думаешь, я был у Антонины?

Володя молча глядел на своего начдива недоумевающими глазами.

— Ты что ж думаешь, что я могу бросить дивизию в такое время и уехать к жене? Да как ни люблю я Антонину, а никогда этого не сделал бы.

— А где ж ты был? — ахнул Володя.

— Где был — там нет. А был я в самом волчьем логове у Симонова.

— Что ты говоришь?

— А вот то самое. За ручку с ним держался, даже очень ему, сукину сыну, по сердцу пришелся. Он меня уговаривал к себе полком командовать.

— Тебя? Твердовского?

— Ну, зачем Твердовского! Не Твердовского, а Шляпкина, так я там назывался. Зато теперь я их в два счета кончу. Они тем сильны, что в каждом селе у них имеется свой комендант от Симонова. Они шпионят за каждым нашим передвижением, и чуть мы шаг сделаем — им все известно. А коменданты перед Симоновым дрожат и боятся его как черта, хоть никогда в глаза не видели, потому что он им никогда не показывался. Словом, я тебе вечером расскажу, что делать, а пока пойду сосну. Всю ночь не спал, ехавши.

* * *

Зубной врач Шликерман отпустил последнего пациента из своей холодной конуры, гордо носившей название кабинета, и складывал инструменты в ящик, когда услыхал у дверей резкий звонок. Он подошел к двери с возможной осторожностью — в городе были часты налеты — и спросил, что нужно посетителю.

— Здесь живет зубной врач? — раздался голос из-за двери.

— Здесь, а что такое?

— Пациент.