Николай Костомаров - Руина, Мазепа, Мазепинцы

• Название: Руина, Мазепа, Мазепинцы
• Автор: Николай Костомаров
• Жанр: Публицистика

События, произошедшие на Украине, после Переяславской рады  вплоть до предательства Мазепы.

---

них с заборов, с домовых кровель; кровь потоками полилась по

улицам, турки без разбора умерщвляли всех. Остаток уманцев

столпился около городских ворот, называемых Рашевскою брамою, и там защищались они до тех пор, пока турки всех их не побили; некоторые заползли в погреб: турки натащили туда соломы, зажгли и всех подушили дымом. Так погибла Умань вся дотла с

церквами и народом христианским, на седьмой день по прибытии

к ней турок. По сторонам от Умани турецкие отряды истребляли

соседние городки и забирали в неволю жителей, которых вообще

в этом крае оставалось тогда уже мало, после бегства на левую

сторону. Так разорены были до основания: Тростянец, Бершад, Манковка, Полонное Малое и другие городки.

Когда на западной стороне Украины так расправлялись турки

за Дорошенка, сам Дорошенко засел в верхнем городке или замке

Чигиринском. У него, по показанию сидевшего в неволе Терпи-

горева, было до четырех тысяч войска, состоявшего из чемерисов

(польских татар), турецких янычар, крымских татар и так

называемых жолдаков (наемное войско), не считая мещан и

согнанных в осаду поселян, всего тысяч до пятнадцати. 23-го июля

боярин и гетман подступили к Чигирину и в этот день прислали

к ним изъявление покорности городки: Медведовка, Суботово и

Жаботын; предводители послали привести их к присяге. Осадное

войско расположилось по сю сторону Тясьмина: боярин стал под

бором подле озерца, а по левую сторону от того озерца, на

перестрел от города, стал гетман. На другую сторону от Чигирина

послан был генеральный бунчужный и слободские полки Сумский

и Острогожский.

Возвели одиннадцать шанцев, поставили на них пушки и

начали палить. Но из Чигирина можно было отвечать тем же: в

обоих городках - нижнем и верхнем - было до ста пушек и

достаточно боевых запасов; только искусством мало могли

похвалиться защитники, и выстрелы царских войск были

действительнее; разбили дом Тукальского, митрополит убежал в верхний

город и от страха заболел, а поселяне, бывшие в осаде, перебегали

в русский стан и говорили, что чигиринцы готовы сдаться, и сам

Дорошенко обещает поддаться, если через неделю не придет к

нему ожидаемый хан с ордою. Боярин и гетман, услыхавши об

этом, хотели завязать сношения с Дорошенком и воспользовались

284

тем, что у них в стане находился пленный брат гетмана Доро-

шенка Григорий; они приказали ему написать письма к матери

и к брату, увещевая сдаться и положиться на царскую милость.

С этими письмами послали стрельца. Гетман Дорошенко отвечал, что если боярин желает с ним толковать о мире, то пусть пришлет

не простого стрельца, а какого-нибудь знатного человека.

Дорошенко хотел этим показать, что помнит о своем достоинстве; но

стрелец, ходивший в Чигирин с письмами, рассказывал, что

Дорошенко, видя свой последний час, хочет насильно себя

развеселить и всем показать, будто ничего не боится: беспрестанно

напивается пьян, ходит по шинкам, а перед ним играют волынки

и скрипки.

28-го июля предводители дали приказание переходить войску

на другую сторону Тясьмина и готовиться к приступу, но

приведенные языки показали, что турецкий султан уже перешел через

Днестр и отправил хана с ордою на выручку Чигирина. Казалось

бы, такой слух должен был побудить предводителей скорее

кончить расправу с Дорошенком, прежде чем придет к нему помощь.

Но предводители простояли до 9-го августа, не предпринявши

ничего решительного, а в этот день получили известие, что турецкий

визирь с войском стоит уже под Лодыжином; хан же идет к Чи-

гирину. Предводители решили, что не безопасно дожидаться хана, 10-го. августа приказали зажечь свой табор и снялись, а 12-го

дошли до Черкасс. Крымский хан через день по отступлении

русского войска был встречен Дорошенком за десять верст от

Чигирина и на первых порах, в виде приветственного дара, получил

от гетмана человек до двухсот невольников из левобережных ко-

заков, а для всех своих татар - дозволение брать сколько угодно

людей в неволю из окрестностей Чигирина за то, что жители с

приходом русских войск отпали от Дорошенка. Вслед затем хан

погнался за отступившими от Чигирина русскими войсками1, догнал под Черкассами 13-го августа, но после незначительной

передовой стычки повернул обратно к Чигирину. Об успехах

турецких войск в западной части Украины русские предводители, правда, еще не знали, хотя у гетмана в руках были жалобные

письма, писанные из Лодыжина и Умани в последние роковые

дни для этих городков; но боярин и гетман не сочли возможным

посылать туда помощь, тем более, что силы их умалялись: не

только у боярина, но и у самого гетмана из полков самовольно

* Вести о причинах такого быстрого ухода, приносимые выходцами, были различны: одни говорили, что татары думают перебраться на левую

сторону Днепра, другие - что татары пойдут подчинять власти

Дорошенка отпавшие от него правобережные городки. По иному известию

(Pam. Jem., 233), татары услыхали, что Серко с запорожцами беспокоит

окрестности Перекопа и ногайцев.

285

разбегались подчиненные, так что козацких сил при гетмане

оставалось не более пятнадцати тысяч. Гетман и боярин рассудили

за благо убраться на левую сторону, и, отходя, приказали сжечь

Черкассы: укрепления этого города находились в дурном

состоянии, все подгнило, обвалилось, не было ни тайников, ни колодцев, ров обмелел и поправлять было некем: много черкасцев жило на

Запорожье. Оставшиеся в Черкассах жители без ропота, по

приказанию боярина и гетмана, последовали на левый берег за

войсками, зная, что иначе их бы забрали татары.

Хан, отступивши от Черкасс, отправился к Умани, а

Дорошенко, пробыв несколько дней в своей столице для распоряжений

об ее обороне, последовал за ханом. Тогда многие из поспольства, находившегося в осаде в Чигирине, убежали на левый берег

Днепра. 26-го августа освободился задержанный Дорошенком Терпи-

горев: разломал окно своей тюрьмы и выполз оттуда в оковах, вместе с сидевшими там узниками. За ним была погоня, но он

счастливо избежал ее, переправился через Днепр и добрался до

Кременчуга, откуда его проводили в полк к Ромодановскому.

Дорошенко, как говорили, приказал повесить тех, которые не догнали

Терпигорева.

Русские войска, так решительно собиравшиеся переходить на

правый берег, стремительно в одну ночь перебрались на левый.

За ними валили толпы правобережных прочан. Пример одних

увлекал других. В половине августа из Лисянки полковник Ми-

галевский писал, что долго удерживал поспольство <от волокиты>, обнадеживая помощью от Самойловича, но когда разнеслась в

народе весть, что боярин и гетман возвратились на левый берег, то уже невозможно было ничем удерживать народа. Опустел

Крылов. Из больших и малых городков, из сел и деревень шли обозы

с возами, нагруженными прочанами, их семьями и пожитками.

Следуя их примеру и жители Лисянки все ушли за Днепр. Город, прежде многолюдный и крепкий, дававший отпор Чарнецкому, Тетере, Суховеенку, теперь совершенно опустел, - говорит

украинский летописец; беспрепятственно вошли в него татары, тогда

как прежде боялись и смотреть на этот город. Движение народа

к переселению, уже много лет сряду возраставшее после

посещения Украины турками, теперь дошло до высшей степени. Паника

овладела жителями Украины. Где только услышат, что близко

появились бусурманы, тотчас обыватели поднимаются с семьями и

с пожитками, какие успеют наскоро захватить. Часто они сами

не знали, где им искать приюта; и шли, как выражались тогда, <на мандривку> или на волокиту. Большая часть их направлялась

на левую сторону; на перевозах против Черкасс и Канева каждый

день с утра до вечера толпилось множество возов с прочанами, ожидая очереди для переправы; едва успевали их перевозить; пе-

286

решедши за Днепр, они тянулись на восток к слободским полкам, искать привольных мест для.нового поселения. Но некоторые с

западной части Украины бежали на Волынь и в Червоную Русь, в польские владения. Множество прочан, не добравшись до

новоселья, погибали от скудости пищи, безводия и крайнего

утомления сил в неприветной пустыне, в которую обращалась тогда

правобережная Украина, недавно еще называемая поляками их