Юлий Крелин - Уход

• Название: Уход
• Автор: Юлий Крелин
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2013

Окончание истории, начатой самым известным романом великолепного писателя, врача, публициста Юлия Крелина «Хирург».

Доктор Мишкин, хирург от Бога, не гоняется за регалиями и карьерой, не ищет званий, его главная задача – спасение людей. От своей работы он получает удовлетворение и радость, но еще и горе и боль… Не всегда все удается так, как хочется, но всегда надо делать так, как можешь, работать в полную силу.

О нравственном и этическом выборе жизни обычного человека и пишет Крелин. Повесть рассказывает о болезни и последних днях жизни хирурга Мишкина – доктора Жадкевича.

Прототипом главного героя был реальный человек, друг Ю. Крелина доктор Михаил Жадкевич. О нем рассказывается в книге – «Очень удачная жизнь»

---

Вася под столом двинул Илью ногой. Тот поперхнулся и не сказал каких-то слов, уже, по-видимому, висевших на языке… или в мозгу… А ведь действительно, пусть лучше думает, что цирроз. Да уж держи карман шире – именно так он и думает! Будто меньше их понимает. И всё же так легче всем. Есть что сказать. А другое… Нет уж, лучше молчать.

Евгений Львович взглянул на своего первого помощника и усмехнулся:

– Не горячись, Илья! Еще посмотрим. Пошли в реанимацию. У меня еще сегодня холецистит. Впрочем, не у меня. В возникшей ситуации правильнее будет сказать: «мне еще надо сделать сегодня одну холецистэктомию». – Мишкин немножко неестественно засмеялся, но на сей раз никто не подхватил смех начальника.

Оперировал он как всегда. Будто ничего отвлекающего от повседневности не возникло. Впрочем, может, на сей раз меньше вел пустых разговоров. Обычно-то всегда что-то болтал по ходу дела, а то и песенку мурлыкал, если операция проходила без случайностей. А сегодня как раз всё шло как по рельсам, но он молчал.

После операции, не сказав своей свите ничего, Мишкин отправился в отделение ультразвуковой диагностики.

– Девочки, посмотрите меня.

– Что смотреть, Евгений Львович?

– Желтуха, говорят. Что смотреть?! Вот и смотрите.

– Ой, правда! Глаза желтые.

Мишкин молча лег, обнажив живот. Две женщины склонились над ним, разглаживая живот датчиком. Евгений Львович тоже скосил взор на экран, где в треугольнике что-то мерцало и двигалось. Он вновь подумал, как быстро меняется жизнь. То ли дело раньше – посмотрел на больного, пощупал, постучал. А теперь… Теперь всё по-другому. Всё меньше и меньше играют роль киты, на которых спокон века держались обследование и диагностика – анамнез, аускультация, пальпация, перкуссия. Слова-то какие красивые! Анамнез – разговор с больным, расспрос и выяснение, когда вылезает порой не только болезнь, но и душа пациента. Помогало врачеванию, контакту, так сказать, с объектом лечения. А теперь говорят, что больной своими словами может как-то не так настроить врача и запутать его – лучше объективные показания аппаратов. Аускультация – выслушивание трубкой, фонендоскопом. Висящая на шее трубка и сегодня остается врачебным символом, как бы подтверждает принадлежность к касте. Корифеи медицины когда-то говорили, что фонендоскоп надо подбирать к ушам – выбирать, как франт выбирает себе шляпу. Тогда выслушивать легче и надежнее. А зачем сейчас вообще что-то выслушивать – посмотри на рентген и все увидишь. Слушать сердце! – сколько аппаратуры есть, чтобы понять сердечные беды. Даже давление можно мерить без трубки, без ртутного столба, без манометра – прицепил прищепку куда-нибудь на палец и смотри себе, какие цифры выскочат на экранчик. А пальпация – ощупывание, перкуссия – простукивание… Когда-то мы читали старых врачей о красоте движения, о чуткости рук, ощупывающих или выстукивающих больную область, и о том, как много сведений все это дает искусному лекарю. Всё в работе – осязание, слух… А теперь смотрит Мишкин на холодное мерцание монитора, видит некие изменения – и ни к чему это искусство ощупывания. Уходит в небытие красота медицины, искусство врачевания, нужда в классных специалистах. В таких звездах, как Мишкин. Но жизнь-то продолжается и улучшается. А? Больным-то, наверное, лучше. А? Но это будет еще. Это все-таки будущее. Сегодня все же без мишкиных не обойтись. Пока что не обойтись. Последние времена звезд медицины.

– Не совсем ясная картина, Евгений Львович. Покажем начальнику своему?

– Боитесь ответственности? Ладно, но пока никому не говорите.

В отделении он встретил Илью:

– Гале ничего не говори.

– Она же врач. Сама увидит.

– Увидит, тогда и поговорим. И запомни: у меня цирроз. Алкогольный цирроз.

– Не смешите.

– Ну вот так. Понял?!

Евгений Львович пошел домой. Что там его ждет? И Галя врач, и сын. Хорошо, хоть Сашки сейчас не будет – они с женой живут отдельно.

* * *

Дома.

– Жень, привет. Давай быстро поедим. Все уже на столе. Я еще в магазин хочу сбегать. Саша с Леной обещали прийти. Что-нибудь к чаю. В магазинах совсем пусто.

– Нечего и бежать тогда. Сами принесут.

– Господи, да откуда у Сашки деньги?! Забыл, что ли, какие мы были первые годы после института?

– То-то сейчас ты разбогатела!

– Всё-таки не так, как у них.

– Делай, как знаешь. Смотри, жир в супе прямо плавает.

– И всегда так. Чего это ты?.. Ну-ка, ну-ка! Посмотри на меня…

– Ну, ладно. Давай лучше поедим побыстрее.

– Постой. Что глаза-то у тебя желтые? Болит чего, Жень? Поэтому и жира боишься?

– Да ладно тебе. Всё нормально. Выпил вчера бутылку сухого. Печень и разыгралась, наверно.

– От бутылки сухого? Не дури!.. Но… Хорошо, хорошо…

Обед прошел в необычном для этого дома молчании. Галя время от времени кидала взгляд на Женины глаза, но он не отрывал их от стола. То ли специально прятал, то ли думал о чем-то… Обдумывал. Думала и Галя. Им, врачам, есть о чем подумать в такой ситуации. Хорошо не понимающим, истинно сказано: многие знания – многие печали.

Каждый раскидывал разные возможности.

Желтуха без болей может быть гепатитом, циррозом и… Да если и рак… Может, поджелудочная железа? Такой рак Мишкин сегодня победил… Правда, только на первом этапе… Что еще скажет нам завтрашний день, первые десять – двенадцать суток, потом первые полгода, год… последующие годы… Если победа состоится и годы эти будут… Так раздумывал Женя. «А ведь может быть опухоль в месте выхода протока в кишку. Это лучше. Операция более надежна. Да только такая опухоль выявляется сразу желтухой без каких-либо признаков до этого. А, если подумать, последние месяцы меня все же ломало. Списывал на усталость, жару. Так удобней… Печень? Метастазы в нее откуда-нибудь… Это сразу отбросим – надо ставить диагноз, который дает возможность лечить. Если метастазы в печень – тогда лечить нечего».

«Боже, боже мой! Что же это?! Может, правда цирроз? Алкогольный? Бред! Он никогда много не пил. Гепатита у него в прошлом не было… Откуда цирроз?! Да и раньше бы начался… Впрочем, – Галя думала более сумбурно и непоследовательно, но неминуемо должна была прийти к печальному выводу. Врач же, и неплохой. – Может, гепатит? Надо кровь взять. Он, наверное, что-то уже сделал… Да ведь не спросишь. Сейчас пошлет и скажет, что все необходимое он сам… и так далее. Нет, нет… Что-то надо делать срочно. Дождусь Сашку. А если гепатит, так в больницу, в инфекцию?.. Да какой это гепатит, черт возьми!»

Они закончили обед. И разумеется, в своих размышлениях ни на чем не остановились – и прежде всего потому, что останавливаться, ставить точку было страшно. Гале было страшнее.

– Чай потом, Жень? Дождемся детей?

– Угу.

Галя уткнулась в раковину, в грязную посуду – иллюзия занятости, простор для раздумья. Женя ушел в комнату, сел в кресло, взял в руки первую попавшуюся книгу, включил телевизор… но не смотрел ни в раскрытую книгу, ни в мерцающий и тихо звучащий экран.

Оба были при деле.

Надолго?

Оба ждали Сашу. А что Саша? Юнец! Только что кончивший врач. Но ведь эти юнцы порой знают больше стариков, которые прикрываются опытом, а новые знания в них уже плохо умещаются – то новое, что только выучивали… проходили эти ребята в институтах. Юнец – а уже диссертация готова и скоро ее защищать будет. Конечно, диссертация – это еще не всё для врача, который лечит, а не наукой занимается. Для врачей важен опыт. Одни знания – это еще очень мало. Вот и надо совмещать.

У Саши свой ключ, и старшие не слышали, как он вошел. Вода и громыхающая под руками Гали посуда прикрыли Сашино появление. Он объявился перед отцом внезапно, словно чертик из табакерки.

– Когда ты вошел? Я что – заснул, что ли? Ты один?

– Обычное родительское дело – с ходу завалить вопросами, причем не требующими обязательного ответа.

Мишкин усмехнулся:

– Обычное сыновье дело – иронически встречать отцовские вопросы. А все же, где Лена?

– Подойдет. Едет из своей больницы.

Услышав голоса, вошла Галя:

– Ты один?

Усмехнулись оба.

Старшие оттягивали обсуждение. То ли ждать Лену – тоже ведь доктор, то ли быстрей выложить заботу. Мишкин решил дотянуть до момента, когда сын сам увидит зловещий симптом. Галя вопросительно смотрела на мужа: не пора ли начать разговор. И все ждали. Но у хозяйки всегда есть запасной путь для начала беседы:

– Саш, будешь есть или вместе с Леной?

– Я обедал. Чайку дадите, когда Лена придет? Да, я мороженое принес. Мам, положи в холодильник. Чего читаешь, отец? «Механическая желтуха»! Господи, старье-то какое! Что тут может быть для тебя интересного?

Мишкин взглянул на сына. Саша осекся и вытаращил глаза. «Механическая желтуха!» – непроизвольно пронеслось в голове у Саши. Механическая желтуха. Как он не увидел сразу?!. Не посмотрел даже! А теперь увидел… Взглянул и увидел. Оттого и глаза вытаращил. В испуге глаза таращат. Или от удивления. А сейчас были обе причины. Впрочем, в испуге всегда есть элемент удивления.